Сложение сил (СИ) - Мясоедов Владимир Михайлович - Страница 29

— Ну так позови кого-нибудь, вместо того, чтобы одной надрываться, — ответил подошедшей к краю палубы супруге чародей, а после перевел взгляд на священника, изучавшего привязанную к скамейке особу крайне внимательным взором…Причем чисто мужской интерес в нем хоть и присутствовал, но профессионального там было явно больше. — Это одна из трех личных игрушек того старого сморчка. Рабыни из Испании, над которыми надругались не только физически, но и ментально, сделав из них даже не наложниц, а каких-то течных кошек под валерьянкой! Вроде бы он не колдовал над их мозгами лично, а лишь получил бедняжек в дар от кого-то рангом повыше и привести их в норму или хотя бы сделать чуть более вменяемыми не может…

— Я думаю — брешет! — Заявила по-прежнему облаченная в доспех, но пребывающая в своем человеческом облике Доброслава, спрыгнув на землю с оставшимися пленницами, примотанными к длинным доскам. Оставить рабынь в свободном состоянии, к сожалению, было попросту невозможно. За время обратного пути во Владивосток команда «Коятары» успела намучиться с этими живыми трофеями сильнее, чем с целой толпой пленных пиратов. Девушки с абсолютной бесцеремонностью лезли ко всему офицерскому составу, а также некоторым матросам, абсолютно не принимая во внимание слова «нет», «не трогай», «одень трусы обратно» и «Убрала руку из моих штанов быстро!». Ругань и угрозы они то ли не понимали, то ли те их только еще больше заводили. Попытки физического воздействия встречались с искренним энтузиазмом и мольбами о более активных действиях. — Полноценного допроса мы ему не проводили, а у меня нет веры османским мозгокрутам, если им под ногти не затолкали, по крайней мере, десяток иголок!

— Они помимо своего родного испанского могут чуть-чуть говорить на английском и каком-то турецком наречии, но все их мысли крутятся исключительно вокруг желания устроить маленькую оргию. А лучше бы большую. Свое имя вспоминают с трудом и явно не считают чем-то важным, как и когда попали в плен к османам вообще тайна за семью печатями. — Тяжело вздохнул Олег, который при каждом взгляде на рабынь испытывал жуткий стыд за принадлежность к одной расе с теми, кто так изувечил разум бедняжек. — Их организмы…Странные. С одной стороны они вроде как в полном порядке, но с другой, определенные участки энергетики и некоторые внутренние органы выглядят порядочно изношенными, словно девушкам лет по шестьдесят-семьдесят. А еще у меня при их виде чувство опасности ворчит, но как-то неуверенно.

— Хм, ну в целом тут все понятно. Самые обычные, можно даже сказать стандартные османские гаремные одалиски. Их тела, после того как начали терять свою естественную красоту, подверглись насильственным изменениям, заставляющим рабынь выглядеть моложе своего возраста и более привлекательными, а также придающим девушкам слабую степень регенерации. Ну, чтобы хозяин мог особо не сдерживать свою фантазию, срывать на живых игрушках гнев или отдать их на потеху паре-тройке десятков отличившихся членов команды. Платой же служит резко уменьшившийся срок жизни. Среди этих троих нет никого моложе двадцати пяти, но я очень удивлюсь, если до тридцати хотя бы одна дотянет… — Священник начал водить над первой из рабынь руками, которые засветились белым светом, особое внимание уделяя лицу и голове. Даже кляп изо рта обследуемой вынул, чтобы изучить состояние десен. На секунду он отвлекся, утратив бдительность, за что тут же и поплатился. Извернувшись в своих путах до треска суставов и натянув ремни до выступления крови из под кожи, девушка смогла захватить ртом пальцы, которые до этого лежали у неё на губах. И принялась их шумно сосать, словно конфетку, с довольным причмокиванием, расплывшись в блаженной улыбке. Мужчина в монашеской рясе тяжело вздохнул, поглядел с ясно видимым сочувствием на это действие и не стал отнимать у рабыни её новую игрушку. Только чуть шевельнул кистью, дабы той было удобнее. — Сознание этих несчастных просто затоплено желанием угодить господам, не считаясь с собственной болью, отвращением или неудобством. Они их ощущают, иначе бы быстро умирали от порезов, голода, запущенного насморка или еще каких-нибудь житейских мелочей, однако не придают внимания. В категорию людей, перед которыми они должны стелиться, одалиски записывают сходу всех одаренных или просто обладателей достаточно дорогой одежды. Но есть кто-то один, чьи приказы имеют абсолютный приоритет, обычно это мастер, изменявший разум. Постоянное возбуждение и похоть, мешающие ясности их мыслей, служит доказательством того, что разум невольниц ломал какой-то то ли ученик, то ли просто недоучка на ниве ментальной магии.

— У опытного они бы вели себя более вменяемо? — Предположила Анжела, взирая на жертв ментальной магии с искренним сочувствием.

— Рабы, попавшие в руки тех, кого османы считают настоящими профессионалами, остаются полностью самими собой с тем отличием, что верны новым господам до гроба и счастливы исполнить абсолютно любое их желание, — тяжело вздохнул Ерафим, все-таки возвращая кляп на место. — Для них это уже потребность на уровне рефлексов, вокруг которой строится весь остальной разум…И, кстати, вы очень правильно сделали, что не дали давать волю сим заблудшим душам. Подарить подчиненному одалиску — один из наиболее распространенных методов контроля подчиненных со стороны знатных осман. Она ведь всегда будет крутиться при своем новом господине и, если последует такая команда от истинного хозяина, расскажет всю известную ей информацию. Или убьет любовника во сне, ткнув снятым с его же пояса кинжалом, а при отсутствии оружия попытавшись перегрызть ему горло. Зачастую таким же образом они действуют, если начинают считать себя украденными. Немало освободителей с чересчур горячей кровью отправились прямиком на тот свет после того, как получили «благодарность» от освобожденных прелестниц.

— А самое хреновое, что таких даже в крупнейших церквях от их безумия толком не лечат, — мрачно пробормотала себе под нос Доброслава. — Ну, мне так отец говорил…Пугал?

— Скорее нет, чем да. В некоторых местах помогают тем, кто был освобожден из османского ига, но это нельзя назвать полноценным исцелением. Скорее новым сломом разума и складыванием из обломков более приемлемой фигуры…Но некоторые после такого погружаются в подлинное безумие, а иные и вовсе отправляются прямиком на высший суд, — откровенно признался священник. — К сожалению, мы лишь люди, и не можем совершить Чудо Господне, исправив то, что уже случилось…И мало кто в силах преодолеть омрачившее их разум темное колдовство, приведя мысли бедняжек обратно в порядок. Нет, такие есть, но они не в силах уделить свое время каждой страждущей душе.

— Вернее, не хотят, без соответствующих пожертвований… — в то, что могущественные менталисты станут напрягаться ради скромных гонораров и уж тем более обычной благодарности, Олег верил меньше, чем в Деда Мороза. Мало ли, вдруг действительно существует какой-нибудь дух, любящий холод и от чистого сердца делающий хорошим детям подарки? Должен же кто-то хоть отчасти компенсировать собою неисчислимые орды всяких темных сущностей? Опять же, ломать не строить, а потому восстановление покореженному психики виделось ему более сложной задачей, чем измывательства над ранее здоровым человеческим разумом. — Разве не так?

— Слаб человек, — развел руками Ерафим, не отрицая очевидного. — Но есть все-таки разные святые отшельники, которым не нужно золото…Но мало их…И прячутся они от людей обычно…

— Сок! Свежий виноградный сок! Яблочный! Персиковый! Малиновый! — Установившуюся после слов священника мрачную тишину нарушили вопли мальчишки, тащащего на себе огромную корзину, заставленную разнообразными бутылками. Малолетнего коммерсанта, ради прибыли не побоявшегося выскочить на летное поле, где приземлявшийся корабль запросто мог задавить парнишку, а количество лишь недавно вышедших из боя мужчин со свежей кровью на оружии намного превышало среднестатическую норму, троица привязанных к деревяшкам обнаженных девушек не смутила ни капельки. — Благородные господа, соку не желаете?