Охота на Золушку (СИ) - Барт Владимир - Страница 3

Обсуждали жизненно важные вопросы. Разговор вышел весьма эмоциональный, собравшиеся в зале знали друг друга как облупленных и им не было нужды надевать личину респектабельности. Оттого не стеснялись в выражениях. Со стен на вторгшихся чужаков, надменно поджав губы, взирали портреты французских вельмож прошлого, - сплошь Бурбоны и Бульоны. Дюки и принцы недоуменно вслушивались в непонятные чужеземные идиомы. Будь тут наполеоновский маршал Ней, он бы пояснил значение сих азиатских междометий. Их маршал слышал от озверевших от крови и орудийного гула русских гренадеров под Бородино, и от пахнущих сивухой и чесноком партизан, пытавшихся заарканить маршала на зимней Смоленской дороге. Но не допущен маршал в сонм родовитых Шатильонов-Шампиньонов. Худороден для них герцог Эльхингенский, князь Московский; выскочка, как и эти новые русские.

Но кто знает, придет время, и портреты присутствующих - как основателей династий новой знати - будут взирать на потомков со стен фамильных особняков и замков. Из владельцев богатств третьей степени, по квалификации графа Монте Кристо, они перейдут в более высокий разряд и перестанут зависеть от игры случая или чужой воли. А может, чьи-то родословные древа украсят геральдические щиты с гербами. Ведь и Ротшильды не всегда были баронами. Пока же их капиталам не доставало лоска наследственного богатства.

- Как долго ты пробудешь в Париже? - наклонился к Великому его сосед, председатель Союза промышленников Самойлов.

- Еще день, от силы два. Есть кой-какие дела. Да и Татьяну обещал сводить в театр.

- Татьяна Николаевна в Париже? А где вы остановились? Как обычно, в "Бристоле"?

- Нет, в отеле "Ритц". Таня настояла. Мне, собственно, все равно, в каком отеле останавливаться. Заезжай к нам вечером, будем рады.

- К сожалению, вечером я улетаю. Жаль, что не увижу твою супругу. Передавай ей привет. И позвони, когда прилетишь в Москву. Есть разговор.

- Э... О чем секретничаете? - вмешался в разговор известный бизнесмен, частый герой информационных программ и извечный персонаж "Кукол".

- Да, вот договариваемся о встрече в Москве.

- И что? Э... Для этого надо было лететь в Париж?

- В принципе, все, что мы обсуждали, можно было решить и дома, - согласился Великий.

- Ну нет, не говорите. Дома все, о чем мы договаривались, э..., тут же записали бы чекисты.

- А здесь - люди Царедворцева. - Самойлов кивнул в дальний угол стола, где восседал величественный старик.

- А при чем тут Академик? - встрепенулся любопытствующий бизнесмен.

- Отель, в котором мы сейчас находимся, принадлежит через подставные фирмы Царедворцеву.

- Ай-яй-яй... Что вы говорите? Значит, вы думаете, что все, э..., о чем мы здесь беседовали, могло быть записано?

- Не исключено. Впрочем, заинтересованные стороны все равно узнают, о чем мы говорили. Хотя люди Царедворцева постараются сделать так, чтобы это произошло не слишком скоро. - Самойлов обернулся к Великому: - А ты что нахмурился, Петр Алексеевич?

- У меня встреча назначена. Думаю, раз мы все уже обсудили, не пора ли откланяться?

На самом деле Петр Алексеевич размышлял о том, как связаться с партнером по переговорам и под каким предлогом перенести встречу в другое место. Предстоявшие переговоры были не из тех, о которых следовало знать его нынешним собеседникам. А он-то думал, что в этом отеле будет в относительной безопасности от "подслушки"!

Как и подозревал Великий, короткой прогулки у Бачуриной не получилось. С бульвара Сен-Жермен она потащила своего спутника на Сен-Мишель, наполненный бесконечным потоком машин. Затем перекусили в ресторанчике, известном тем, что когда-то здесь обедал один из гениев мировой литературы. В двух шагах расположились "Ротонда", "Дом", Купол", где вкушали пищу другие великие. Бог весть, что нашли прославленные писатели в этих заведениях французского общепита, но по сравнению со временами классиков, цены выросли, а качество кухни ухудшилось. Что не замедлил отметить Гайнанов.

- Интересно, что могло понравиться в этом ресторане Хемингуэю?

- А он здесь и не бывал, - заметила Бачурина. - У него просто не было на это денег. - Хэм обычно пьянствовал в кафе "Селект". Кстати, недалеко отсюда, в Латинском квартале.

- Я туда не пойду, - твердо заявил Андрей Дмитриевич. - Слава Богу, мы не настолько бедны, как он.

Кофе вышли пить на улицу, где прямо на тротуаре были выставлены столики и кресла. Тотчас к ним подскочил уличный фотограф, ослепив вспышкой "Поляроида". Жестом фокусника - "Ву а-ля!", протянул улыбающейся женщине моментальное фото. Гайнанов поспешил отделаться от назойливого француза, сунув тому в руку банкноту, но, видно, здорово переплатил. Француз рассыпался в благодарностях, щелкнул на прощание одним из многочисленных фотоаппаратов, свисавших с тонкой шеи, и оставил на столике визитку своего ателье.

Охотника живо интересовала история Французской революции, и, оказавшись в Париже, он обрадовался возможности воочию увидеть декорации, на фоне которых разворачивалась кровавая драма.

У каждого человека есть свои слабости. Даже у наемных убийц. Охотник обожал искусство, литературу и живопись, а также историю. О Париже он знал больше, чем гид экскурсионного автобуса, в котором Охотник проехал по городу, едва выйдя из вокзала. Например, Охотник знал, что во времена Революции не было ни бульвара Сен-Мишель, по которому он сейчас шел, ни улицы Дантона справа от него. Здесь, у моста Сен-Мишель, сходились улицы Ласточки и Старой Бойни. А на месте нынешних широких проспектов сплошным массивом стояли дома горожан. Современный вид центр города стал приобретать несколько позже, в эпоху Империи Наполеона I, но дух старого Парижа все еще ощущался здесь, не смотря на перестройки последующих лет. И прогуливаясь по расцвеченным рекламой асфальтированным улицам, Охотник явственно видел неровные камни старинной брусчатки под ногами и даже ощущал сложную смесь запахов клоаки, жареных каштанов и бараньей похлебки - низменных атрибутов давно ушедших времен. Просто удивительно, что с таким живым воображением он избрал профессию профессионального ликвидатора, своего рода палача.

Любуясь достопримечательностями, Охотник, тем не менее, не терял бдительности и потому мгновенно отреагировал на направленный на него объектив, прикрывшись журналом. Со стороны все выглядело естественно: мужчина поправляет шляпу. В следующее мгновение он развернулся к фотографу спиной, намереваясь перейти улицу, однако успел заметить, что объектом внимания проклятого папараци стал не он сам, а молодая пара, сидящая за столиком кафе. Кавалер - эдакий лощеный щеголь. А вот дама могла заинтересовать. Хотя женщина и сидела к киллеру в пол-оборота и он почти не различал черты лица, но ее осанка и манера одеваться произвели на Охотника впечатление. Аристократка, вынужденная терпеть общество заграбаставших власть буржуа... Жаль, что не удастся понаблюдать. До встречи со связником оставалось меньше часа.

Охотник повернул на Монпарнас и некоторое время шагал по бульвару, ориентируясь на Эйфелеву башню. Затем резко сменил направление, потолкался у Дома Инвалидов, проверяясь на предмет слежки, и двинулся обратно к Лувру.

Однако на встречу со связником Охотник не явился. Не пришел он и к тайнику. Напрасно полицейские и сотрудники ДСТ ожидали киллера. В самый последний момент Охотник почувствовал смутную тревогу. И этого оказалось достаточно, чтобы он отказался от согласованного с нанимателем плана.

Отставив в сторону кофейную чашечку, Татьяна рассматривала свою снимок уличного фотографа. У нее были уже десятки фотографий, на которых она была запечатлена на фоне различных достопримечательностей французской столицы, во время разного рода мероприятий: балов, приемов. Особенно, особенно связанных с первой поездкой Бачуриной в Париж. Когда ей было все внове и хотелось запечатлеть каждый момент пребывания в этом замечательном городе. Однако с первого взгляда Татьяна поняла, что снимок, сделанный уличным фотографом, станет одним из самых любимых. Молодая женщина с крошечной кофейной чашечкой в руках на фоне оживленной улицы. Непосвященный человек вряд ли сумел бы даже определить: эта улица какого из европейских городов. Никаких характерных штрихов, никаких достопримечательностей. И тем не менее для Бачуриной из всех парижских фотографий эта стала наиболее "парижской".