Тарч (СИ) - Демин Игорь - Страница 33

Почувствовав, что собеседник ощутил себя неловко, Дара начала рассказывать сама и скоро Тарч убедился, что далеко не для всех иммунные переход в новый мир стал трагедией.

— Когда случилась перезагрузка, я сидела в ванной и не могла справиться с желанием взять в руку бритву и умереть.

Девушка переключилась на прием, и Тарч понял, что от него требуется какая-то реакция на сказанное. Неожиданная откровенность удивила, но необычные обстоятельства разговора вполне располагали к подобным темам. Увидятся ли они когда-нибудь с Дарой? Может быть, и нет. И он, и она могут больше никогда не увидеть человеческого лица — стоит только мутантам перейти в атаку. И почему бы и не пооткровенничать, если голос, который ты слышишь в динамике, возможно, последний человеческий голос в жизни?

— Ну, ты даешь. Что бы ни случилось, всегда нужно бороться.

— Я боролась всю жизнь, — было слышно, как девушка горько усмехнулась, — сколько себя помню. То с чувством своей ненужности после ухода отца, то с равнодушием матери, ушедшей после развода в себя и в работу, то с жестокостью брата, который почему-то не испытывал к сестре никаких теплых чувств. Единственно радостью была школа и учеба. Только там на меня обращали внимание, хвалили учителя и даже повесили фото на доску почета. Но настоящие проблемы начались только после того, как в нашей жизни появился отчим.

Дара надолго замолчала, но Тарч не мог проявить участие и задавать вопросы, так как девушка не переключилась в режим приема сигнала.

— Брат сразу уехал на север, на заработки. От него могла бы быть хоть какая-то защита, но он предпочел сбежать. Сначала поехал вахтой, но скоро устроился там на постоянное место и пропал, месяцами не присылая даже смс. Мама смотрела на нового мужа как кошка, или скорее как щенок на хозяина, преданно и слепо, словно не замечая ни его грубость, ни отношения к дочери. Нет, он меня не насиловал. Хотя думаю, только потому, что боялся тюрьмы. Но проходу не было. Цеплялся к каждой мелочи, постоянно скандалил из-за уборки, готовки, а когда мамы не было дома, становился слащавым до приторности, все время пялился на ноги и трогал так, как нельзя трогать дочь своей жены, даже если ты ей и не отец.

Однажды, когда отчим окончательно распустил руки, Дара взяла в руки нож, и что-то в ее взгляде заставило мужчину отступиться. Но с этого момента девушка считала каждый день до окончания школы. Ее мечтой стала возможность уехать из дома, в Ярославль. Не то чтобы этот город казался особенно перспективным, но там жила бывшая одноклассница и давняя подруга Юля, которая настойчиво предлагала уезжать из родного Иваново и приезжать к ней, вместе снимать квартиру.

Мама помогала. Присылала немного денег, приезжала иногда и даже пыталась примерить дочь с отчимом, но с момента в Ярославль Дара, тогда еще Ольга Филиппова, больше ни разу дома не появилась. Ее захватил новый мир, наполненный свободой, работой в кофейне в центре города, и мечтами поступить заочно в какой-нибудь мелкий вуз, когда денег начнет хватать и на квартплату, и на обучение. Хотя, чем черт не шутит, может быть, удалось бы поступить и на бюджетное место.

Мечты отступили и забылись, когда встретила парня, Никиту, который стал для нее всем. Сын состоятельных родителей, студент престижного вуза, он «снял» Ольгу в клубе и суетливо выставил из дома после быстрого секса, но неожиданно позвонил уже на следующий день и свидания постепенно переросли в постоянные отношения.

В тот день, перед перезагрузкой, Никиту позвал Ольгу с Юлей к себе в коттедж, отметить день рождения друга. Было много парней, но двух единственных девушек это не смущало — авторитет хозяина дома был незыблем. Все казалось волшебным в тот вечер: и дорогой, купленный специально для девушек алкоголь, и бесконечные комплименты, и звездное небо, как будто специально очистившееся от всех, даже самых маленьких тучек, если бы ближе к рассвету Оля не застала Никиту в спальне с Юлей, обнаженных и уже отдыхающих от страстно проведенного времени.

Затуманенный алкоголем мозг отреагировал неожиданно даже для самой девушки. Ольга не стала устраивать скандал, хотя и высказала подружке пару ласковых мыслей о ее моральном облике, спустилась в гостиную и соблазнила первого попавшегося парня, даже не задумываясь, кто он, и зачем ей это. Осознание произошедшего наступило только через пару часов, когда постель с ней покидал третий по счету гость. Поняв, что натворила под влиянием обиды и огромного количества алкоголя, Ольга попыталась убежать, но ее не поняли, или не хотели понимать, и еще несколько парней брали ее уже насильно, держа за руки и за ноги, снимая все на телефоны, а кто-то даже транслировал происходившее в сеть.

Уже потом, дома, сидя в ванной и не имея сил преодолеть желание умереть, Ольга вспоминала все больше странных мелочей в поведении Никиты. Он никогда не был нежен, часто намекал на ее готовность вести себя распутно, а однажды Ольга застала его у себя дома наедине с Юлей, и их поведение навело бы на подозрения любую глупышку, если только она не была слепо влюблена в своего избранника, самого лучшего и самого честного.

Не то чтобы предательство парня и подруги стоило того, чтобы лишать себя жизни, но на Ольгу все обрушилось одновременно, плотно переплетаясь с прошлым: уход отца, равнодушие матери, отъезд брата, нападки со стороны отчима и необходимость отчаянно, с кухонным ножом в руках, защищать свою честь. Да и зачем она ее защищала? Чтобы потом отдаться первому встречному и быть изнасилованной толпой избалованных жизнью мажоров? Всю жизнь ее предавали, и не было в жизни человека, который бы искренне, не пытаясь залезть ей под юбку, захотел помочь. Стоит ли цепляться за этот мир, если всю жизнь ты был никому не нужен?

Дара так и не перешла в режим приема и Тарч, сколько ни пытался, так и не смог вызвать ее и сказать хоть что-то, что смогло бы сгладить впечатление от трагических воспоминаний. Радиостанция заговорила только к утру.

— Тарч, ты тут? Прием.

Мужчина снова сорвался с кресла и, продирая глаза, кинулся к передатчику. Это уже начало становиться традицией: вот так, путаясь спросонья в ногах, бросаться на голос Дары и суматошно нажимать рычажок приема-передачи.

— Дара, я тут. Прием.

— Тарч, давай перейдем на другую волну.

— В каком смысле?

— На другую радиочастоту. Что мы здесь, как на Лобном месте, у всех на слуху. Не будем засорять эфир.

Предложение Дары означало временный отказ от передачи призывов о помощи. На новой волне никто не услышит переговоров, а значит, исчезнет даже теоретическая возможность привлечь чье-то внимание. Естественно, понимала это и Дара, но все же предложила, а значит, уединиться важнее шанса получить помощь.

— Знаешь, Тарч, я тебя немного обманула, — голос девушки звучал виновато.

— И в чем же?

— Я действительно жду свой отряд. Но они вряд ли успеют меня спасти. У меня тут некоторые проблемы с ногами… и с рукой… и с внутренними органами. Тот мутант, который меня сюда загнал, здорово меня потрепал.

— Если уж отбилась, то точно выживешь. Регенерация. И все такое.

Тарч был удивлен. Насколько он слышал, если уж иммунный получил возможность отлежаться — регенерация всегда сделает свое дело. Исключением были ситуации, когда мутанты не оставляли на человеке ни одного живого места, но в таком случае Дара точно не смогла бы беседовать с ним почти сутки.

— Вряд ли. Я колола спек, но шприцы кончились. Я скоро не смогу разговаривать, — в голосе девушки впервые за все время сквозила страдание, — Наверное, отключусь из-за боли.

— Все равно ты выживешь. Мне вон во второй день прострелили обе ноги. Кости разбило в щепки. Но я жив, как ты видишь. То есть, слышишь.

— Кровь почему-то не останавливается. Я перевязала раны, но она совсем не сворачивается, сочится прямо через бинты.

— Как это? Почему? — Тарч вдруг почувствовал тревогу или даже страх за совершенно незнакомого человека. Хотя, почему незнакомого? С кем в Улье он разговаривал больше чем с ней? Не об Улье, как с Цыганом. Не об экспериментах и базе, как с Дустом, а на простые человеческие темы: о своих ощущениях и мыслях, о своих страхах и планах на будущее, обо всем, о чем разговаривают обычные люди там, за пределами Улья. За эти сутки Дара стала для него близким и в чем-то родным человеком. Первой в Улье, кому хотелось безоговорочно верить и доверять.