Кодекс Хранителя (СИ) - - Страница 30

Уму непостижимо. Это был уровень Звездунова. Откуда трехдневки ее знают? В любом случае этот вопрос стоило задать Ананьеву, а не себе. Слишком скользко.

Размышляя о своей неудаче, Влад наконец нашел силы сесть и впервые огляделся. Его занесло на крышу инженерного общежития, стоящего аккурат напротив общежития Хранителей. Крыша имела легкий наклон, достаточный, чтобы не задерживался редкий дождь, но не настолько крутой, чтобы можно было с нее свалиться. Впрочем, место его не удивило. Соответствующую метку он поставил здесь ещё в прошлом году, когда впервые смог использовать портальное перемещение. Скрестив ноги перед собой, прошептал нужное заклинание и призвал морок. По тому, как натужно происходило действие, можно было с уверенностью сказать, что сил в нем поубавилось, о чем стоило поразмыслить отдельно. Парализующим был укус. Песнь поганки не допели, соответственно, куда делась сила? Не на портал же растратилась, учитывая, что силы для него берутся из пространства?

Проклятие? Не мог он вбухать туда недельную норму… Или мог?

Вопрос стоило закрыть. Слишком сильное проклятие было чревато ненужными последствиями, порой противоположными изначальным целям.

За невеселыми думами он и не заметил, как возле его ног начала дыбиться глубокая непроглядная тень. Из нее, словно из масляной жижи, медленно вылезла точная копия Влада. Лицо, волосы, одежда, даже выражение лица — все было идентичным. Собственно, Мухотряскин обратил внимание на свою копию, когда та уже вылезла наполовину, и недовольно сощурился.

— Полезай обратно. — Тень в точности скопировала его мимику, а потом повернула голову на сто восемьдесят градусов. Взгляд существа, по сути сформированного за счёт окружающей их темноты, скользнул в сторону нужного общежития.

Влад закрыл глаза и расслабился, мысленно потянулся к своему двойнику. Существо поддалось и, развоплотившись, скользнуло вслед за желанием Мухотряскина.

Двигаться тенью было однозначно легко, и через сущие доли секунды Влад черным пятном проскользнул под дверью нужной комнаты и застыл черным пятном в темном уголке между косяком и шкафом. Собственное тело оставалось на крыше, в недосягаемости. Его же сознание было здесь и сейчас, незаметное и неуловимое. Он собирался ждать, покуда мелкие крылатые поганки не уснут.

Мухотряскин не знал, да и не мог видеть того, что творилось в головах девушек. В темноте девичьей спальни невозможно было разглядеть ничего, кроме едва заметных движений. А потому парень пребывал в наивном неведении, считая, что полностью контролирует ситуацию.

* * *

Ночь была странной. Бледное лико луны желтым пятном висело на небосводе, словно огромная новомодная лампа, и даже не пыталось отправляться в свой извечный путь. Небо было ясным и звездным. Редкие облака были полупрозрачны и, словно вуаль, пролетали мимо ярких мерцающих звёзд. Словно подражая небосводу, Академия сияла огнями, отчего издали ее можно было спутать с клочком ночной звездной глади.

Было за полночь. Учреждение, с виду больше похожее на крепость-тюрьму, нежели на высшее учебное заведение, гудело. Студенты не спали, делая ставки. Адепты снова были в центре внимания, будоража мозг простого народа своими выходками, а послушники даже не подозревали о том, что происходит буквально над их головами.

Собственно, изначально в центре внимания был Самсон, гарцующий верхом на оборотне. Оборотня, естественно, опознали, и уже к утру будет готова не одна шутка на счёт его позора. Трое лисов, утратив оборот, с разбитыми лицами и разной степени травмами, были унесены со двора медицинского общежития сокурсниками. Теперь все, кто не принимал участие в ночном исследовании Хадисы и Камиллы, занимались штопкой трёх неудачливых оборотней. Гемарта Дич, как всегда, студентов своих не жалела и не делала поблажек на поспать и отдохнуть.

Тем временем никем не замеченные близняшки затащили трофейное тело в свою комнату и принялись за священное действие, передаваемое в их необъятном роду из поколения в поколение. Их лица уже утратили хищные черты. Глаза стали прежними, а коготки на аккуратных пальчиках снова приняли привычную форму.

Общая на двоих душа пела.

Сев по обе стороны парня, девушки взялись за руки и призвали Великую Мать, прося благословения. А после, облизнув свои пальчики, скатали из влаги первую в своей жизни нить.

Улей загудел в их головах. Нейронные связи натянулись от напряжения, тысячи голосов наперебой пытались прокомментировать происходящее и поделиться опытом. Кое-кому даже удалось пролезть на первый план общего сознания и занять самые удобные места — перед глазами двух младших сестер, наблюдая за их сакральным действом. И только Великая Мать спокойно взирала на все происходящее с высоты своей тысячелетней мудрости. Она, как средоточие разума, была в каждой из своих дочерей и ни на миг не обрывала связи даже с теми, кто вышел из Улья в собственном бренном теле.

За происходящим с самыми юными из ее детей она наблюдала изначально и порой даже сама не замечала того, как под ее влиянием девушки невольно, словно бездушные куклы, следовали заданному им сценарию.

Вот и сейчас она с удовольствием наблюдала, как, покоряясь ее неощутимым приказам, девочки плели кокон, создавая нить из собственной, вмиг изменившейся в составе, слюны.

Тело, которое они выбрали, было соблазнительно теплым и достаточно зрелым. Работать с таким будет одно удовольствие.

Хадисе снился сон. В нем была ночь в багровых тонах и красная луна в алом небе.

Девушка шла по пустынным коридорам мимо бьющихся за стенами сердец, каждое из которых отвечало за чью-то жизнь. Нескончаемый, длинный, он словно прочерчивал не одну сотню метров и не одну судьбу. Сквозь десятки дверей ей чудились чужие мысли и желания. Казалось: войди в любую комнату, прикоснись к любой из жизней — и тут же во врагах вспыхнет страсть, а между любовниками — насилие. В каждом сердце родится свой соблазн и свой ад…

И все же она не останавливалась и не открывала ни одну из дверей. Ноги вели ее к особому месту и к особому человеку. Дверь, выросшая перед глазами, отворилась беззвучно, пропуская в уже знакомую комнату.

Одноместная. С широкой кроватью, добротным письменным столом и уютным креслом. Мягкий ковер приятно гладил ее босые ступни, а зеркало, висевшее на стене, упрямо отказывалось ее отображать. Самсон стоял к ней спиной. Полностью погруженный в мысли, он стащил с себя водолазку и откинул на пол, где уже валялась его форменная жилетка, потом ухватился за пояс мягких трикотажных брюк и начал развязывать узел. Мускулы на его руках перекатывались, завораживая ее неискушенный девичий взгляд. Обнаженная израненная кожа манила дотронуться. Поддавшись наитию, Хадиса едва ощутимо провела пальцами по его позвоночнику и в нерешительности отдернула руку. Самсон замер, стоило ей коснуться его, а после развернулся и уставился на нее. Лицо его в этот миг было нечитаемым, застывшим, словно каменная маска.

Может, он действительно застыл? Хадиса снова потянулась к нему и теперь уже коснулась лица, ощущая под пальцами лёгкую, незаметную с виду щетину.

Виртуозов медленно взял ее руку в свою и отнял от лица. Странно их ладони смотрелись вместе. Его самая обычная, белесая в ночной темноте, ее же — полупрозрачная, сотканная из красного света, полыхающая алыми всполохами.

— Кто ты? — Он смотрел прямо в глаза, и она видела в них отражение его демонической сущности, запертой под его кожей и пульсировавшей неведомой и опасной силой.

Вместо того, чтобы ответить, она подалась к нему и коснулась своими губами его губ. Таких знакомых и незнакомых одновременно. Горячих и манящих, сводящих с ума.

Ее поцелуй был полон осторожности. Она смаковала его губы так, как хотела бы почувствовать его сама. Нежно, осторожно, слегка дразня и не принуждая ни к чему большему. Самсон не отвечал, но и не отстранялся. Прикрыв глаза, он позволил ей вытворять со своим ртом все, что ей заблагорассудится. Его рука все также сжимала ее запястье, и их немое общение ни капли не сдвигалось с места.