Жюльетта. Том I - де Сад Маркиз Донасье?н Альфонс Франсуа - Страница 44
- Предыдущая
- 44/157
- Следующая
– Тем не менее, – надменно прервала я его, – это не может быть сделано без посторонней помощи.
– Почему, дорогая?
– Никак нельзя, сударь.
– Ну ладно, если так, сходи и посмотри, нет ли поблизости кого-нибудь из женщин. Если они еще не ушли, тащи сюда самую молодую: ее зад укрепит мой дух, и у меня будет двойной праздник.
Однако я и не подумала двинуться с места и заявила:
– Сударь, я не знаю ваш дом, кроме того, я не расположена выходить в таком виде.
– В каком виде? Ах да! Тогда я позвоню…
– Ни в коем случае нельзя звонить, вы же не хотите, чтобы я показалась в такой позе перед вашими слугами?
– Но моя помощница где-то здесь, рядом. Я позову ее.
– Нет, она провожает домой девушек.
– Проклятье! – выругался он. – Я не вынесу так долго.
Но все же Мондор вышел и скрылся в соседней комнате, откуда мы пришли, таким образом, старый болван оставил меня одну посреди своих сокровищ. Я не раздумывала: в доме Нуарсея меня останавливали достаточно веские причины, а здесь, у Мондора, я могла, наконец, утолить сжигавшую меня страсть – могла совершить воровство. Я воспользовалась возможностью и почти в тот самый момент, когда спина хозяина скрылась за дверью, схватила сверток, быстро скрутила свои волосы в большой пышный шиньон и спрятала туда добычу. Тут же меня позвал Мондор: девушки были на месте, поэтому я приглашалась в гостиную. Дело в том, что он пожелал разыграть последнюю сцену в тех же декорациях, в которых разыгрывались предыдущие. Мы получили необходимые указания и приступили к делу: самая юная из девушек сосала член клиента, и он вливал свою сперму ей в рот одновременно с тем, как в его открытую пасть я выдавливала из себя остатки пищи, от чего он приходил в неописуемое возбуждение. Все окончилось удачно, никаких замечаний не было, я оделась и привела себя в порядок, нас ожидали две кареты, и Мондор, более чем довольный, попрощался с нами, щедро одарив каждую.
Вернувшись в дом Нуарсея и уединившись в своей комнате, прежде чем развернуть сверток, я подумала: «Великий Боже, неужели Небеса благосклонно взирали на то, что я сделала!»
В свертке я нашла шестьдесят тысяч франков в кредитных билетах на предъявителя, уже подписанных и не требующих никакого подтверждения.
Когда я прятала свою добычу, меня неприятно поразило какое-то странное совпадение: я обнаружила, что пока я грабила Мондора, меня самое ограбили – секретер был взломан, и в выдвижном ящике отсутствовали пять или шесть луидоров, которые я там хранила. Узнав об этом, Нуарсей заверил меня, что это могла сделать только Год. Это была очень хорошенькая девушка двадцати лет, которую приставили ко мне в услужение с первого дня моего пребывания в доме. Нуарсей часто привлекал ее в качестве третьей участницы наших оргий и однажды, для развлечения, которое может понять лишь либертен, сделал так, что она забеременела от одного из пажей-гомосексуалистов. В ту пору она была на шестом месяце.
– Год! Неужели вы думаете, что она способна на это?
– Я уверен, Жюльетта. Разве ты не заметила, как она нервничает? И как отводит свои глаза?
После этих слов, не думая больше ни о чем, кроме своего порочного эгоизма, напрочь забыв о том, что я решила никогда не делать ничего плохого тому, кто был моим наперсником в распутстве, я со слезами на глазах принялась умолять Нуарсея арестовать преступницу.
– Я охотно сделаю так, как ты скажешь, – отвечал Нуарсей спокойным, лишенным всякого выражения голосом, который я бы наверняка истолковала правильно, если бы не мое возмущение, – однако в этом случае ты не получишь никакого удовольствия от ее наказания. Она на сносях, и суд будет отсрочен, а пока тянется вся эта волынка, плутовка сумеет вывернуться: согласись, что она очень привлекательна.
– О Господи! Что же делать? Я в отчаянии!
– Смею заметить, что это естественно, любовь моя, – спокойно заметил Нуарсей, – это все твои амбиции и желание увидеть ее повешенной, но пройдет добрых три месяца, прежде чем она попадет на виселицу. Но если ты, Жюльетта, хочешь насладиться спектаклем, который – поверь мне – способна оценить только высокоорганизованная натура, такое удовольствие можно организовать за пятнадцать-двадцать минут. Поэтому советую тебе продлить страдания бедняжки: скажем, заставить ее страдать до конца своих дней. Это очень просто. Я заточу ее в Бисетр[47]. Сколько ей лет? Двадцать? Ну вот, она полвека будет гнить в этой тюрьме.
– Ах, друг мой, какой чудный план!
– Только прошу тебя подождать до завтра, а я тем временем обдумаю все необходимые детали, чтобы усилить наслаждение.
Я расцеловала Нуарсея; он вызвал свою карету и через два часа вернулся с предписанием, нужным для осуществления нашего замысла.
– Она твоя, – сказал коварный предатель, – и теперь можно развлечься. Надо убедительно разыграть спектакль.
Позже, когда мы пообедали и вошли в его кабинет, он пригласил бедную девушку.
– Дорогая моя Год, – —сказал он ласково, – ты знаешь мое к тебе отношение, пришла пора доказать его на деле: я выдам тебя замуж за того юношу, который оставил в твоем чреве залог своей нежной любви, а двести луидоров в год будут залогом вашего супружеского счастья.
– Месье, как это благородно с вашей стороны!
– Не надо, дитя мое, благодарность смущает меня. Ты ничем мне не обязана, в этом ты можешь быть абсолютно уверена; то, что ты принимаешь за доброту и благородство, – всего лишь чистейший эгоизм, и я сам получаю от него удовольствие. С этого момента тебе нечего волноваться – я предпринял все необходимое. Конечно, жить ты будешь не по-королевски, но в хлебе нуждаться не будешь.
Совершенно не поняв скрытого смысла этих слов, Год прильнула к руке своего благодетеля и залила ее слезами радости.
– А теперь, Год, – продолжал мой любовник, – я прошу тебя в последний раз принять участие в наших играх; меня не очень волнуют беременные женщины, поэтому позволь мне насладиться твоим телом сзади, а Жюльетта в это время подставит мне свою попку.
Мы приняли соответствующие позы, и Нуарсей пришел в такое возбуждение, в каком я никогда его не видела.
– Злодейские мысли очень воспламеняют вас, не так ли? – шепнула я ему.
– Безмерно, – тихо ответил он. – Но что могли бы эти мысли, если бы она на самом деле обокрала тебя?
– Я не понимаю, дорогой.
– Дело в том, Жюльетта, что если преступление и было, не Год виновна в нем. Эта девка не более виновна в краже, чем ты сама, потому что деньги взял я.
С этими словами он вставил свой клинок по самую рукоятку в ее заднее отверстие. Признаюсь вам, что сама мысль о таком бесспорном торжестве порока трижды заставила меня содрогнуться от оргазма. Я схватила руку любовника и прижала ее к своему влагалищу: густой липкий нектар залил ему пальцы, и он убедился, как сильно подействовала на меня его подлость. В следующий момент кончил и он, и мощная струя, сопровождаемая чудовищными богохульными ругательствами, увенчала его экстаз. Но не успел он вытащить свое оружие, как в дверь осторожно постучали, и вошедший слуга доложил, что полицейский коннетабль просит у хозяина позволения выполнить порученный ему долг.
– Очень хорошо, пусть офицер немного подождет, – сказал Нуарсей. – Я передам ему преступника. – Слуга удалился, и Нуарсей вежливо обратился к Год: – Одевайся скорее, дорогая. Приехал твой супруг, он увезет тебя в маленький загородный домик, который я специально оборудовал, где ты будешь жить до конца своих дней.
Дрожа от радости, девушка оделась, и Нуарсей вывел ее из комнаты. О, небо! Как она ужаснулась, когда перед ней предстал одетый в черное человек с эскортом полицейских, когда на нее накинули цепи, как на преступницу, когда, в довершение всего, она услышала – и это, по всей вероятности, больше всего потрясло ее, – как прислуга, заранее предупрежденная, закудахтала:
– Это она, сержант, не упустите ее, это она взломала секретер нашей госпожи и тем самым бросила подозрение на всех остальных…
47
Знаменитая тюрьма в Париже XVIII века.
- Предыдущая
- 44/157
- Следующая