Леди Гамильтон и Адмирал Нельсон. Полжизни за любовь - Павлищева Наталья Павловна - Страница 20

— Он и не пропадет. Пусть поет на приемах, какая разница, где ее слушать — в театре или у меня в гостиной?

— О… но она просит более частых и серьезных занятий.

— А голос не сорвет?

— Нет, нет! Если не будет петь всегда и везде, излишне напрягая его, то все будет в порядке.

— Тогда занимайтесь.

Гамильтону очень нравились вокальные упражнения Эммы, даже когда она просто распевалась, выводя ноты гаммы, голосок звучал так, словно исполнялась прелестнейшая ария. Чистый, звонкий, богатый оттенками и при этом очень чувственный, этот голос заставлял забыть обо всем, слушатели не помнили слова исполняемой арии, не помнили вообще, что именно пела Эмма. Они помнили только сам голос.

Лорд Гамильтон с удовольствием улыбнулся: утренняя почта оказалась не слишком объемистой, разобрана быстро и можно послушать, как занимается Эмма. Что за прелесть эта девушка, все давалось ей легко! Прошла всего пара месяцев после их договора, а Эмма уже сносно болтала по-итальянски и попросила учителя французского. Прекрасной миссис Харт, как Эмму звали в Неаполе, не могли нахвалиться все учителя — рисовала она так, словно всю жизнь этим и занималась, довольно уверенно бренчала на рояле, теперь вот занялась еще танцами, и тоже одни похвалы: идеальная пластика и чувство ритма.

Настоящий бриллиант! Великолепная находка!

Восхищенный Неаполь даже простил лорду Гамильтону откровенную покупку любовницы у племянника. Иногда Уильям смеялся про себя: что сказали бы в Неаполе, узнай, что они пока не любовники? Пока? Да, он был уверен, что пока. Эмма перестала относиться к нему, как к папочке, перед которым надо приседать в реверансе, и все чаще болтает по пустякам.

Впрочем, не совсем по пустякам, и Гамильтон этим невероятно доволен.

Вчера он застал Эмму в беседке, читающей книгу. Она настолько увлеклась, что не расслышала шаги своего наставника, хотя походка из-за небольшой хромоты у него весьма примечательная. Но Гамильтону даже пришлось полминуты постоять, пока Эмма, переворачивая страницу, не обратила внимание на его присутствие. Женщина вспыхнула, смутилась:

— Простите, я не заметила…

— Что такое вы читаете?

Эмма смущенно показала обложку:

— Вы разрешили мне брать любые книги из своей библиотеки… Это Вольтер…

Гамильтон не смог сдержать удивления:

— И вам нравится?

— О да! Здесь такие зрелые рассуждения, словно этот Вольтер знает обо всем на свете.

Хохот лорда Гамильтона разнесся по парку:

— Дитя мое, Вольтер знает! Это один из тех, кто воспитывает вкусы наций.

— А где живет Вольтер?

— Его уже нет, Вольтер умер. Был французом, но Франция изгнала своего гения…

Гамильтон еще долго рассказывал подопечной о Вольтере, французской литературе вообще, советовал, что почитать…

— Молодой женщине будут интересны «Страдания молодого Вертера…»

— Гете? Я читала, мне понравилось!

Эмма заметила, что при этих словах в глазах лорда мелькнула грусть, но не решилась задать вопрос. «Спрошу потом…»

«Страдания молодого Вертера» были любимой книгой умершей жены лорда Гамильтона, но, именно обсуждая эту книгу, она коротко сошлась с другим, более молодым и красивым, чем сам Гамильтон. Нет, они не стали любовниками, Катарина была вдвое старше и довольно быстро после того угасла, но осадок остался, вызывая у Гамильтона приступ ностальгии при одном упоминании книги.

— Любовь всегда жертва, но тот, кто любит, получает за свою жертву счастья больше, чем тот, кто лишь позволяет любить. Когда-нибудь вы поймете это, а пока просто поверьте, что для меня иметь право любить вас уже счастье. А если полюбите кого-то другого вы… Поверьте, Эмма, в моей жизни это уже было, я не молодой Вертер и не стал стреляться. Как видите, жив до сих пор.

— Расскажите…

— Когда-нибудь потом.

— Что это?

Лорду Гамильтону показалось, что рядом с креслом стоит прекрасная древняя статуя. Но статуя вдруг улыбнулась.

— Эмма?!

— Нравится? А так?

Несколько мгновений — и перед ним уже совсем другая скульптура. Потом еще… и еще…

Лорд Гамильтон обомлел:

— Где вы такому научились?

Она махнула рукой:

— Так… работала у одного… богиней.

— Кем?!

— Богиней здоровья. Изображала древнегреческие скульптуры.

— Да, у тебя получается…

— Вам нравится? А это прилично?

— Если не будешь делать это обнаженной, то прилично. Даже интересно, я никогда такого не видел. Живая скульптура… надо же придумать!

— Я еще могу. Показать?

Девушка демонстрировала все новые и новые позы и чувства.

— Какая же вы одаренная, Эмма!

Она была смущена тем, что получила столь лестный отзыв.

— А гостям показать можно?

— Если вот так, то можно.

— Я не делаю ничего предосудительного, не показываю свое тело обнаженным.

Гости на вилле стали частыми, почти каждый вечер собиралась самая разная публика.

— Это королевский двор?

— Нет, что вы, король и королева здесь не бывают. И нас к себе не пустят на прием.

Эмма хотела спросить почему, но опомнилась и поинтересовалась иначе:

— Даже вас?

— Я бываю. Я дружен с королем.

— Расскажите!

— О, король в Неаполе необычен.

— Чем?

— Тем, что это королева.

— Неаполем правит королева? Но я слышала, что король.

— Вы правильно слышали, только королем правит королева, следовательно, и Неаполем тоже.

Эмма расхохоталась. Лорд Гамильтон подумал, что ей стоит подсказать не раскрывать так рот, хоть он и хорош, и зубки белые, а еще не смеяться громко.

Девушка тут же доказала, что способна схватывать даже мысли на лету:

— Я громко смеюсь?

Гамильтон только кивнул. Она умница, достаточно лишь намекнуть.

— Король толст, некрасив и покрыт лишаем. При общении старайтесь не прикасаться к его волосистой части головы, чтобы не подцепить эту гадость.

— Где я могу общаться с королем, чтобы подцепить от него лишай?!

— Я на всякий случай, хотя он непременно найдет способ познакомиться с вами поближе, уже спрашивал.

— Вас?

— Да. Он любит охоту, в этом мы единодушны, а где, как не на охоте, люди становятся приятелями? Да, еще король груб, часто несдержан и косноязычен. Не ищите в его словах ни особого ума, ни легкости. Обожает сальные анекдоты, которые полагается слушать с улыбкой даже в сотый раз, а по окончании посмеяться в кулачок или прикрыться веером. Обижаться нельзя, даже если в них откровенная грубость почище матросской. И крепких выражений не замечайте, король умеет ругаться.

— О!.. Я тоже!

— Что?!

— Я тоже умею ругаться! Чарльз все время отчитывал меня за это.

— Я предпочел бы не слышать ваших ругательств.

— Постараюсь. А королева?

— Королева Шарлотта — дочь Марии-Терезии. Ее сестра Мария-Антуанетта пострадала вовремя революции во Франции. Не будем сейчас о ней, но могу сказать, что все дети Марии-Терезии Австрийской отличаются крепким здоровьем и телосложением.

— Ну, да, я знаю, что их вон сколько перемерло! Мне рассказывали, когда ехали по Франции.

— Не перемерло, а умерло. Но ни один не умер из-за слабости здоровья, всех подкосила оспа. Одну казнили. Мария-Шарлотта тоже крепка, и в мать плодовита, у нее уже пятнадцать детей, и, кажется, это не предел. Едва родив одного, Ее Величество тут же беременеет снова. И, несмотря на свое состояние, она активно участвует в управлении государством.

— Как мне нравится королева Неаполя! Как бы я хотела с ней познакомиться!

— При дворе вы приняты не будете, Мария-Шарлотта блюдет заповеди своей матери, а вот просто познакомиться, думаю, получится. Королева любит красивых людей. Но будьте очень осторожны, королева не любит тех, кому оказывает знаки особого внимания король.

— Плешивый?

— Эмма, умоляю, одно такое слово — и мы вдвоем отправимся в Англию на первом же судне.

— Ах, как было бы хорошо!