Награда для Регьярда (СИ) - Глинина Оксана - Страница 31

‒ Лучше попридержи язык за зубами… иначе…

‒ Годар! ‒ послышалось со стороны леса.

‒ Вот черт! ‒ сквозь зубы процедил вожак бестолковой стаи.

Все обреченно обернулись в ту сторону, откуда доносились голоса. Я тоже осторожно обернулась ‒ голос был до боли узнаваем, ошибиться было невозможно. Прямо ко мне со стороны леса направлялся человек из моего прошлого.

А он возмужал ‒ вдруг пришла на ум нелепая мысль. Мальчик, обреченный вечно быть на вторых ролях после брата, превратился в доброго воина.

‒ Что здесь творится? ‒ приблизившись, Унбар осмотрел воинов, окружавших меня на поляне. ‒ Годар, какого черта вы творите?!

‒ Предлагаем помощь заблудившейся селянке, ‒ невозмутимо ответил мерзавец, не забыв пригвоздить меня взглядом.

‒ Это прав…

Унбар выглядел ошарашенно. Узнал ‒ пришла в голову мысль. Теперь придется все объяснять, а я сама от страха слабо понимала, что происходит вокруг меня. Юноша медленно двинулся ко мне, от чего Годар напрягся и занервничал.

‒ Мой господин, ‒ процедил он, ‒ пусть эта дурочка идет своей дорогой. Заблудилась. Видимо, блаженная ‒ несет всякую чушь.

‒ Ты кто? ‒ совсем не слушая своего подопечного, Унбар обратился ко мне.

Ну и ну! Унбар теперь командует воинами моего отца.

Мог ли он помыслить об этом, когда маленьким смотрел на своего брата во время тренировок. Я его мало знала, мы общались совсем немного, брат Илвара был немногословным, добрым и честным юношей. Когда-то.

Могла ли я ошибаться, как ошиблась в его брате. Почему-то казалось, что нет.

‒ Г-господин! ‒ опомнилась я от размышлений и поклонилась на всякий случай. ‒ Моя наставница… передала лекарства для людей в лагере. Прошу, позвольте помочь людям!

‒ Кто ты? ‒ повторил вопрос Унбар.

‒ Я… Силар! Ученица местной лекарки-шаманки! ‒ в страхе я несла полную околесицу, не замечая, что ложь моя звучит совершенно неправдоподобно.

То, что Тенхай была шаманкой, было лишь моей догадкой, рождённой в терпком мареве трав и многих часах, проведенных над чадящим котлом, а еще из-за её песен, что так сильно проникали в душу. Но кем она была на самом деле, я не знала. А теперь и спросить не могла. Тенхай растаяла, как прошлогодний снег, оставив о себе больше вопросов, чем ответов. Не имею права убегать ‒ на мне обреченные больные, единственной надеждой которых по странной прихоти судьбы стала ‒ я. Пусть понадобится вся сила богов, но отступиться нельзя, возможности проникнуть в лагерь может уже не быть.

‒ Ты можешь войти в деревню, ‒ с подозрением глядя на меня, произнес Унбар, ‒ но… опусти пониже капюшон.

А потом еще добавил, не отводя от меня глаз:

‒ К твоему же благу.

‒ Спасибо, господин! ‒ я низко поклонилась и сделала, как он сказал. Воины, которые были вместе с Годаром, смотрели на меня с опаской, чего не скажешь про их вожака. Недобрый этот Годар ‒ злой, тщеславный и завистливый, считающий, что именно он должен был быть здесь господином, а не сопливый Унбар.

Откуда я знаю это?

Посмотрела ещё раз на застывшего ледяной глыбой воина и поежилась. Покоя мне от него не будет в лагере, это уж точно. Годар не из тех, кто просто так отступиться от своих желаний. В нем страха не было, только жажда ‒ забрать себе всё.

В лагере было тихо. Люди в такую жару предпочитали прятаться в своих убежищах. По правде говоря, я не знала куда и к кому идти или обращаться. Раньше со мной была Тенхай, которая всегда говорила, что делать. Да и греха не тая, я всегда выполняла то, что говорили другие: Гила знала, как лучше, не переставая об этом повторять, отец держал мою судьбу в руках, подобно ярморочной безделушке. Даже мысли не возникало подумать над тем, что лучше для меня.

Илвар, в свое время, был избран тёткой, которая неустанно повторяла, что нет отважнее и благороднее молодого воина, чем он, и как было бы великолепно, если бы сей мечник стал моим мужем. Я влюбилась не в самого Илвара, а в образ, созданный восторженными россказнями Гилы. И только когда впервые осознала приближение гибели, волочась в полоном караване, стала задумываться о собственных желаниях. И как так вышло, что самыми сокровенными оказались мечты о смерти?

Нея всегда говорила, если чего-то сильно захотеть, обязательно это получишь. Выходит, больше, чем любовь Илвара, я желала гибели, которую почти получила.

‒ Кто же ты? ‒ прошептал сквозь запекшиеся губы старик, умиравший в своей полуразваленной лачуге среди, лежавших вповалку в грудах грязного тряпья, сородичей.

Уже третий раз за день меня спрашивают об этом. Знала ли ответ на этот вопрос я сама?

‒ Моё имя не имеет значения, ‒ единственный ответ, который нашелся для него.

Мне всегда казалось, что я знаю, кем являюсь на самом деле. Но вот случилась эта страшная резня, плен и страх перед неизвестностью. Все стало разом не важно, предыдущая жизнь показалась унылой и однобокой. Воин, ставший моим спасителем, был слишком таинственным… скрытным. Раскрыв свои намерения и чувства, он оставил между нами острую грань недосказанности, которая рассекла связывающую нас нить. Любила ли я Регьярда? В тот момент страшно было признаться самой себе в привязанности к этому человеку. Владетель не походил ни на кого из тех мужчин, которых я знала, но и знала я совсем немногих.

Регьярд стал слишком богатым даром. Невероятно отважный, благородный, добрый, прекрасный... взрослый. А я ‒ нет. Меня как будто от материнской груди оторвали и бросили к его ногам. И пусть он готов был принять меня такой, какая я есть, легко ли было мне принять себя саму. Свои желания, свои надежды, чувства. Побег ‒ это фатальный итог моего необузданного своеволия, к которому подтолкнули обстоятельства.

Теперь предостаточно времени решить самой, как жить дальше, не завися от кого-либо. Желательно, даже не попадаясь владетелю Гримхайла на глаза.

После того, как я наткнулась на снующих по лагерю людей Регьярда, поняла, почему Унбар приказал натянуть капюшон, который частично скрывал лицо. Не исключено, что мой не состоявшийся возлюбленный тоже был здесь, не зря вчера я видела его недалеко от хижины Тенхай. А может это была лишь его тень, явившаяся укором или искусом?

До наступления темноты я обошла всего-то три жилища. Лекарство, что мы так самозабвенно готовили с шаманкой, не только наносилось на нарывы, но и принималось внутрь. Откуда я это знала? Руки делали всё сами, будто не принадлежали мне. Очень хотела верить, что людям это поможет. У многих больных гноились запущенные язвы, пришлось чистить, промывать раны и перевязывать.

‒ Ты не боишься? ‒ спросила одна больная, сына которой я перевязывала особенно долго и тщательно.

‒ Чего? ‒ мне и в голову не приходило, как-то себя обезопасить от болезни. События уходящего дня не особо способствовали ясному потоку мыслей, мне просто хотелось обойти как можно больше больных, чтобы скорее облегчить страдания обреченных, подарить им тень надежды. Три дома было слишком мало, предстояло много работы. Мои собственные боль и смерть по сравнению с этим казались чем-то призрачным и несущественным.

До жилища старой шаманки в тот день я так и не дошла. Без сил свалилась на одной из лежанок рядом с больными детьми. Ночью мне не снились сны, и это было почти хорошо.

На рассвете я продолжила свой путь врачевания, перекусив каким-то залежалым куском сыра с хлебом из своей заметно полегчавшей сумки. Съестное, видимо, положила еще моя наставница, которая умудрилась позаботиться обо мне перед тем, как бесследно растаять во вчерашнем дне.

Последующие сутки оказались, куда более насыщенными ‒ удалось обойти больше людей, многие ещё на своих ногах приходили за помощью. Весть о явившейся шаманке разошлась очень быстро в округе, и целители Гримхайла, остановившиеся в лагере, не заставили себя долго ждать.

‒ Шаманка? ‒ я обернулась на зов. Передо мной стоял старик, которого я видела когда-то в крепости в сопровождении пятерки человек в серых мантиях.