Похищение Зеленой Хризантемы (СИ) - Этери Анна - Страница 35

Небрежно прислонившийся плечом к некогда пострадавшему косяку, он всей своей фигурой олицетворял бодрящую свежесть, солнечную лёгкость, кружащее голову благоухание и томность ускользающего сна. Травянисто зелёный шёлк халата подчёркивался белым поясом на стройной талии, по плечам блестящими тёмными змеями рассыпались ещё влажные пряди, на обнажённой ключице застыла капелька воды. И глаза… Нежная весенняя зелень с тёмной затягивающей глубиной, сверкающие драгоценные камни, неведомые и притягательные. Тея плюхнулась на стул, заворожённо уставившись на ослепляющее видение, чувствуя, что готова выполнить любую прихоть этого существа.

Анемон смотрел как-то обескураживающе серьёзно, с ноткой разочарования в тающей полуулыбке.

Девушка поймала себя на мысли, что готова весь день просидеть так, любуясь контрастом светлой кожи и тёмных волос, служащих прекрасным обрамлением для удивительных, затягивающих глаз. Тея сглотнула и скривила личико — подступающий приступ тошноты напрочь перебил разлившуюся ауру очарования. Ощущение тепла и спокойствия, возникшие под поистине божественным взглядом, растворились под натиском реальности: очевидно, она переоценила состояние собственного самочувствия, её мутило. Все мысли по поводу прекрасности нежданного явления пропали, заменившись на глухое раздражение при виде того, как на губах Анемона вновь начала расцветать улыбка. Захотелось от души съездить по отвратительно довольной морде, стереть эту улыбочку. Как он смеет так бодренько выглядеть, да ещё и являться пред ней весь сияя, как начищенный чайник, когда ей так плохо?!

Тея злобно скрипнула зубами и, с остервенением ухватившись за ложку, словно это был её боевой топор, испепеляюще зыркнула на Анемона. Тот, будто и не замечая, как скривилось личико Мазахаки при созерцании его особы, обезоруживающе улыбнулся и лёгкой походкой направился прямо к ней, вытаскивая из кармана свёрнутый лист бумаги. Тея от этой улыбки вновь скатилась в состояние блаженной прострации и оцепенело смотрела, как хозяин дома подходит ближе, усаживается рядом, аккуратно расправляет исписанный лист плотной бумаги с красивыми вензелями и кладёт его перед ней.

— Госпожа Мазахака, — голос, словно шёлковый бархат, зелёные глаза таинственно мерцают.

— А?..

— Подпишите вот здесь и здесь, пожалуйста. — В руке вдруг вместо ложки оказалась тяжёлая золочёная ручка, и изящный палец подчеркнул ногтём место, где она без раздумий поставила свою подпись, лишь на мгновение оторвавшись от созерцания мерцающе-зелёных глубин его глаз. — Спасибо. А теперь приложите ладонь сюда.

Теряясь в золотисто-зелёном тумане его взгляда, Тея послушно положила руку на чистую часть листа рядом с элегантным вензелем и краем глаза заметила, что на кухне находится ещё и Торми. Облокотившись на стол, одной рукой он поддерживал растрёпанную рыжую шевелюру и с любопытством наблюдал, как на плотной гербовой бумаге под ладошкой домоуправа расцветает ещё один вензель. Когда он успел прийти? Мальчишка нашёл где-то вчерашнюю корочку хлеба и с удовольствием вгрызся в сухарь — создаваемый им хруст нарушил воцарившуюся гармонию. Тея вдруг осознала, что делает что-то не то, но не поняла, в чём же суть неправильности происходящего. Она с непониманием смотрела, как Анемон ловко выдёргивает лист из-под её руки и протягивает Торми, с готовностью заглатывающему сухарик и достающему из кармана ещё одну ручку.

— Распишись как свидетель, — деловой тон отрезвил, словно ушат холодной воды, и Тея с запозданием сообразила, что только что подписала не пойми что.

— Ладно, но я всё равно не понимаю, зачем вам это нужно, учитель, — мальчишка пожал плечами и стремительно вывел размашистую подпись в уголке. — Где оно?

— В чайном шкафчике, нижняя полка. — Анемон деловито скатал заверенный подписями листок в трубочку.

Торми же быстренько устремился к шкафу и достал оттуда тарелку с пирожными: тонкие бисквитные коржики венчали пышные облака взбитых сливок и дольки политых мёдом персиков. Глаза ребёнка сияли.

— Если вдруг ещё понадоблюсь, обращайтесь в любое время! — вдохновенно осведомил он и торжественным шагом вышел из кухни, с величайшим почтением неся перед собой драгоценную ношу, словно ему по меньшей мере доверили нести Маску Императора.

Тея сидела ни жива ни мертва, соображая, во что же это она сейчас ввязалась и что это вообще было. Анемон же, как-то подрастеряв своего ошеломляющего обаяния, проводил ученика ироничным взглядом:

— Всенепременно, милое дитя, — и обратился к девушке: — Не желаете ли поближе познакомиться с полем деятельности для реализации ваших обязанностей?

Она постаралась вложить в свой взгляд множество эмоций, слишком противоречивых друг другу, но Анемона это не смутило.

— Ах да! Поздравляю вас с официальным трудоустройством семьей Арахуэнте! Позже я отдам вам вашу копию контракта.

Тея попыталась вспомнить, поставила ли она в подписи своё настоящее имя или расписалась как Мазахака Бильбергия, а потому несколько отрешённо кивнула на радостный и довольный тон работодателя. Но в голове лишь мелькал изумрудно сверкающий туман и обволакивающий голос. Как же это бесило! Одновременно хотелось растерзать человека, настолько сбившего её с толку, и посмотреть ещё на его завораживающее совершенство. Девушка хмуро взглянула на хозяина дома, тихо ворковавшего с зачарованным чайником. " Зараза!"

— Госпожа Мазахака!

— Что?! — у Теи возникло неприятное чувство, что он прочитал её мысли.

— Пожалуйста, не отлучайтесь сегодня никуда. После завтрака я всё же хотел бы устроить экскурсию по дому. Кстати, а что планируете подать к завтраку?

Девушка неприязненно посмотрела на раздражающе благодушного Анемона и нехотя выдала:

— Что-нибудь лёгкое, сладкое и ароматное…

"Стоп, а как же встреча с Драценой?!" Оставалось надеяться, что обзор местных достопримечательностей закончится к полудню, и она успеет на кладбище.

***

Ветер коснулся его губ шаловливым поцелуем, прогоняя нежную дрёму. Герцог сладко и с удовольствием потянулся, мышцы томительно заныли, выражая протест против неудобной позы, в которой он позволил себе уснуть. Лель открыл глаза навстречу новому дню и с удивлением обнаружил, что прикорнул на скамейке, увитой диким виноградом, в ожидании встречи с загадочной незнакомкой. А стоило ему вспомнить о ней, как щёки полыхнули мягким жаром, а взор затуманила дымка мечтательности. Чем больше времени проходило с той первой встречи, тем обворожительнее становился мысленный портрет девушки, назвавшейся Драценой. Бархатная тьма её глаз манила очарованием…

Этой ночью он почти не спал, предвкушая свидание со своей феей, и едва развеялся утренний туман, как решил немедля проследовать по указанному в случайно оброненной записке адресу.

Плавающий в яркой синеве огненный шар катился к зениту, приближая назначенное время. Лель чувствовал в груди сладостное волнение и нетерпение. Мыслями, с кем именно должна здесь встретиться девушка и почему записка, подписанная её именем, оказалась у неё же, он решил себя не утруждать. Да это, собственно, не имело значения. Ему хотелось увидеть Драцену при свете дня и познакомиться поближе. В ночном мраке он не особо отчётливо её разглядел и всё что не увидел, ему дорисовало бурное воображение, недостаток в котором он не испытывал. Получилась привлекательная и весьма достойная его внимания картина. Тайна, обволакивающая весь образ девушки, притягивала и манила. Незнакомка стала для него приятным наваждением, от которого избавиться он не желал.

Перебраться поближе к месту встречи было прекрасной мыслью, но вот засыпать всё же не стоило — что если бы он проспал назначенное время? Но всё обошлось, и Лель прищурился на солнце, достал записку и вчитался в несколько строк, написанных аккуратным мелким почерком. Он с сомнением огляделся — местное кладбище было определенно очень ухоженным и любопытным местом, но вряд ли кому, кроме его прекрасной феи, пришло бы в голову назначать встречу в столь неоднозначной обстановке. Даже более того, он был бы разочарован, если бы столь таинственная особа выбрала менее подходящее её образу окружение. Единственное, что несколько выбивалось из складывающегося впечатления о ней, так это время — полдень, когда свет солнца столь безжалостен к тайнам ночи.