Двоепапство (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш" - Страница 5

Пьеро Медичи, уже успевший и прополоскать рот вином, и глотнуть оное для восстановления душевного равновесия, аж вздрогнул. Заявление то было реально серьёзное. Макиавелли лишь хмыкнул, кивнув в подтверждение каких-то собственных мыслей. Что там у него в извилинах творится – гадать не берусь и другим не советую, мышление крайне своеобразное но жутко эффективное. Чем дольше его знаю, тем сильнее в том убеждаюсь. Бяьнка… этой всё трын-трава, да и мою крайнюю неприязнь к инквизиторской публике она полностью поддерживает. Про солдат охраны и говорить не приходится – они верны о степени, близкой к абсолюту, равно как и офицеры. Поднятые из наёмников и мелкого масштаба ловцов удачи чуть ли не к вершинам, ставшие опорой трона созданной Италии – эти готовы лично разорвать на куски кого угодно. Разорвав же, ещё и кровь оттирать от рук и одежд не станут, дабы иметь зримую возможность похвастаться совершённым. Знаем, начитаны и много.

Ну а пока… Пришла пора окончательно подавить сопротивление в Ливорно. Более того, сделать это не повредив женщинам и детям, которыми ублюдки наверняка попробуют прикрываться. Фанатичная вера авраамитов этому ой как способствует, это даже до моего родного времени дотянулось. Ну что ж, продолжим, не помолясь, но матерясь, да многоэтажным манером.

Русское царство, Москва, июль 1496 года

Москву лихорадило вот уже вторую неделю подряд. И было из-за чего! Вскрывшийся заговор Софьи Палеолог, супруги царя Ивана III Рюриковича, имел серьёзные последствия. Собственно самой Софьи, равно как и её старшего сына, Василия, это уже не касалось. Отнюдь не потому. что Иван III был милостив и склонен прощать даже такие тяжелые грехи. Скорее совсем наоборот, царь русский, с детства росший в обстановке интриг вокруг трона и грызни всех против всех, безжалостно карал за любые попытки покуситься на его власть. Только чтобы покарать, требовалось иметь под рукой тех самых караемых. Они же успели покинуть Москву, да и вообще наверняка стремились в сторону Великого Княжества Литовского. Именно туда, в Литву, бежала большая часть тех, кто стремился покинуть Русское царство и при этом придерживался христианской веры, к тому же православного обряда.

Как так получилось? Об этом лучше многих мог рассказать посол Италии, Франческо Галсеран де Льорис и де Борха. Мог, но не стал бы по давней причине держать язык за зубами в тех случаях, когда неоднозначные речи мог услышать кто-либо из числа тех, кому слышать этого не стоило. Зато доволен был Франческо Борджиа так, что даже не пытался скрывать очевидное. Улыбался, шутил, одаривал посольских и особенно тех красавиц, с которыми забавлялся в своих покоях. Щедро одаривал, поскольку знал, что после выполненных пожеланий Его Величества Чезаре I воздаяние последует пусть и не стократное, но вполне достойное содеянному. Скупостью король Италии сроду не отличался.

Что произошло, к чему именно он сумел приложить руку? О, тут была интрига, достойная не этого удалённого от Вечного Города государства, пусть и стремительно набирающего силу, а тех мест, где он вырос. Сплести воедино случившееся в прошлом, добавить намерения, озвученные в настоящем, а потом перекинуть мостик к будущему и показать получившуюся картину в должном свете тому, кто обладал тут властью. Так показать, чтобы раздуть из постоянно теплящихся в душах коронованных особ углей опасений за собственную безопасность настоящий пожар. Пожар, пламя которого способно быстро и без остатка поглотить тех, кто осмелился покуситься на главное – власть. Дальний родственник итальянского короля благодарил небеса, что в сплетённой им паутинной ловушке лжи почти не было. Материалом стала правда, пусть показанная «правильным» и наиболее впечатляющим образом. А ещё поддержка тех, кто имел вес при дворе Ивана III и был жизненно заинтересован в успехе его, Франческо, затеи.

А началось всё с того, что ища возможность «утопить « влияние Софьи Палеолог и, соответственно, её детей как будущих наследников, Франческо Борджиа вспомнил о главной потере Ивана III – смерти его сына, Ивана Молодого. Пусть она и случилась более пяти лет тому назад, но в таких делах срок особого значения не играет. Особенно в тех случаях, когда смерть ни разу не естественная, а последовавшая от яда. В том случае яд был дан вместе с лекарством, но яд грубый, довольно примитивный, действие которого никак нельзя было выдать за естественное развитие болезни. Потому исполнитель – лечащий врач наследника московского престола, некий венецианец Леон – был пойман, попал к местным палачам и молчать оказался не в состоянии, рассказав всё, что только знал. Правда знал он немногое – лишь то, что некто неизвестный дал ему много, очень много денег, да к тому же обещал отвести подозрения, а если они всё же случатся, так помочь скрыться. Подозрения возникли, скрыться же ему никто помогать и не думал. Понятно, ведь нужен был козёл отпущения… Вот его, этого «венецианского козла» и казнили за неимением настоящих виновников. Исполнитель был мёртв, но память у Ивана III осталась, и он очень хотел добраться до убийц его старшего и любимого ребёнка.

Вот и принялся Франческо Борджиа, пользуясь словами своего коронованного родича, «копать, ища место, где собака порылась». Иными словами, идти на зловонный запах кала не материального, но духовного, исторгаемого людьми, желающими несчастий ближним своим. Кому была прежде всего выгодна смерть наследника? Тем, кто также имел право на престол, пусть и менее весомое. Младшие дети царя Московского. Дети от Софьи Палеолог, византийки – женщины из рода тех, кто знал толк как в интригах, так и в устранении помешавших её замыслам или самим своим наличием доставляющих проблемы. Иван Молодой был как раз из последних. И не только, поскольку даже не скрывал неприязненного отношения как к мачехе, так и к её детям. При такой расстановке фигур на шахматной доске вполне могли убить.

Доказательства! Поварившийся в котле римских интриг, Франческо знал, что они бывают прямые и не очень. Прямых, понятное дело, после стольких лет найти не удалось бы даже в случае их наличия ранее. Да и то… Софья Палеолог не могла не прибрать за собой мусор, ведущие к ней или к её приближённым следы. Иначе глава Разрядного приказа дьяк Иван Товарков – а сей приказ занимался не только и не столько пытками, сколько ведением дознания – дошёл бы и до самой царицы. Дойдя же. доложил бы об узнанном своему государю, после чего судьба Палеолог была бы плачевной, а выбор остался разве что между тихой смертью «во сне» и заточением в монастырь до конца жизни. Про окружении царицы говорить и вовсе не приходилось.

Но прямых доказательств не было…. в отличие от догадок. Не зря же лекарь Леон из Венеции был присоветован не то самой Софьей, не то её братом, к этому времени уже покинувшим Русское царство. Дескать, сами они пользовались его услугами и проведённое лечение помогло. Как удалось узнать ему, послу Италии, дьяк Товарков проверял царицу и особенно её брата на причастность, но очень осторожно, понимая деликатность подобного. Ничего не нашёл, но… Товарков был верен Ивану III как цепной пёс, понимая, что иных покровителей у него нет, слишком многие считали этого придворного своим личным врагом, а то и кровником. А уж когда тебя считает врагом жена государя и её старший сын, остаётся лишь грустить, опасаться, но вместе с тем думать, как бы довести до конца однажды начатое дознание. Естественно, в нужном для собственного благополучия ключе.

Разговаривать с главой Разрядного приказа сразу? О нет, Борджиа на то и Борджиа, чтобы не поддаваться соблазну простых и почти всегда неверных решений. К такому человеку нужно идти не с пустыми руками, а неся в них подтверждённые чем-то или кем-то подозрения. Ещё лучше и вовсе не идти самому, используя для этого невольных марионеток. И если нельзя пока связать Софью Палеолог и отравление Ивана Молодого, то следовало выяснить, кто из ближних сторонников русской царицы византийской крови был более всего уязвим. Брат Андрей? Уехал за пределы Руси, его не достать и не использовать. Кружащиеся вокруг боярские дети из желающих возвыситься? Мелкая рыбёшка, хотя потом и это можно и нужно использовать. Была ещё племянница Мария, супруга князя Василия Верейского, тогда наследника Верейско-Белоозерского княжества. Тот, будучи троюродным братом Ивана III, заигрался в игры возле Московского престола, в результате чего, обоснованно опасаясь за свою голову, вместе с супругой, приближёнными и личной дружиной бежал в Литву, где и был принят Великим Князем Казимиром Ягеллончиком. Там чета князей Верейских и пребывала до сего дня, хотя само Верейское княжество ушло под власть Ивана III.