Русские исторические рассказы (Совр. орф.) - Шелгунова Людмила Петровна - Страница 1

Людмила Шелгунова

РУССКИЕ ИСТОРИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ

НОВГОРОДСКИЙ КНЯЗЬ ВСЕВОЛОД

Глава I

умит дремучий лес, грозно шумит. И шум его прерывается иногда треском: то падают столетние сосны, еще более заваливая и без того непроходимый лес. Но кроме шуму наклонявшихся от ветра вершин, по лесу стали раздаваться голоса охотников. На лесной полянке разосланы были ковры и расставлены были рыбники, жареная дичь и рыба, а в бочонках стояла брага. На каменном блюде лежали вареные яйца. День был жаркий, августовский, но ветер дул с страшной силой.

— Не добрый день для охоты, — говорил старик, устанавливавший на ковры закуски и выбиравший посуду из телег.

— Ветер дует с Ильменя, — отвечал ему другой прислужник, Карп.

— Все равно, откуда бы ни дул, но только в такой ветер не дай Бог заблудиться, и голосу не услышишь, — отвечал старик, — а лешему-то и с руки — сейчас и заведет.

В это время на поляну стали въезжать охотники, сокольничьи и псари.

— Далеко ли князь? — спросил старик.

— За нами следом едет, — отвечали ему.

Действительно, на полянку выехал верхом на славном вороном коне князь Всеволод Мстиславович, внук Владимира Мономаха. Бодро соскочил он с коня, и направился к ковру. Князь был красивый мужчина средних лет. Большие серые глаза придавали приятное выражение его загорелому на охотах лицу с небольшой русой бородой.

Вслед за князем, соскочив с коня, к тому же ковру-направился его любимец, Георгий Мирославич, и за ним отрок Павел, постоянно находившийся при новгородском князе.

— Ну, Иваныч, — обратился князь к старику, — дай поскорее закусить. Проголодался. А потом и рассыпемся по лесу.

С князем приехало человек десять новгородских бояр, усевшихся у ковров и принявшихся за еду.

Охотники, наскоро закусив, встали, помолились Богу и, благословись, разошлись в разные стороны по лесу. Очевидно, места эти были им знакомы, а то бы они не пошли так смело.

С князем пошел Мирославич, и немного поодаль от них, положив себе на плечо небольшую рогатину, шел отрок Павел. Это был такой красивый юноша, что на него можно было заглядеться.

Князь, будучи сам еще юношей, нашел мальчика лет четырех при осаде какого-то города, и взял его к себе. Павел был привязан к князю всем сердцем, и, казалось, жил им одним.

Так шли они с полчаса, и шли осторожно и молча. Вдруг князь остановился и указал на след.

— Сейчас только что был тут, — прошептал князь.

Они прибавили шагу, и пошли по следу, который вывел их на полянку, и на берег маленькой речки. Выйдя на полянку, они сразу все остановились. На зеленом откосе, на спине лежала огромная медведица и играла с двумя медвежатами, влезавшими на нее, а неподалеку сидел насторожившись медвежонок, пестун.

Пестун первый заметил охотников и, издав какой-то особенный звук, бросился утекать в лес. Медведица, проворно вскочив на ноги, вероятно, тоже постаралась бы уйти, но один из ее медвежат жалобно завизжал, так как пущенной стрелой ему переломило ногу. Медведица встала на задние лапы и прямо направилась на охотников, стоявших от нее за несколько шагов.

Пущенные в нее стрелы казались ей булавочными уколами, и она со всего размаха навалилась на князя, и в один миг опрокинула его. Павел поднял ее рогатиной, и зверь, в бешенстве оплевывая кругом себя, сразу оставил князя, бросился на юношу, подмял его и стал рвать когтями и зубами. Георгий Мирославич несколько раз ударил медведицу ножом, но она не выпускала свою жертву, но когда вскочивший князь ударил ее ножом в шею, она покатилась, придавив Павла.

И князь и Георгий тотчас же бросились высвободить отрока из под зверя. В такие тяжелые минуты является страшная сила, и они осторожно сняли еще трепетавшую в предсмертных судорогах медведицу.

Павел лежал в глубоком обмороке, и очнулся только тогда, когда голову ему облили холодной водой.

— Ведь ты, родимый, спас меня, — сказал ему князь. — Что у тебя болит?

— Все болит… тяжело… — прошептал Павел.

— Надо кричать, чтобы пришел кто-нибудь, — проговорил князь.

Они с Георгием принялись кричать, но Иваныч был прав: в такой ветер в лесу нельзя было слышать голосов.

Князь спустился к речонке, и на другом берегу увидал какую-то груду. Груда эта оказалась из пней, приготовленных для выгонки смолы, и тут же была первобытного устройства яма.

Князь вернулся.

— Несем больного, — сказал он, — тут гонят деготь, и протоптана дорожка; значит, и жилье неподалеку.

Георгий снял с себя кафтан, выломал два шеста, и кушаком своим и Всеволодовым привязал его к шестам. Они уложили носилки выломанными мягкими еловыми ветвями, положили на них Павла, и тихо стали спускаться к реке.

Глава II

а версту от реки Волхова, на берегу небольшой речонки, быстро несущейся в Волхов, стояла целая маленькая усадьба. Хижинка была маленькая, но при ней был большой двор, огород и какие-то службы. За обнесенным изгородью двором целыми грудами были навалены бочки из под дегтя; тут же лежала вытащенная на берег лодка, с веслами.

На берегу стояла девочка, лет четырнадцати, с сильно загорелым лицом, руками и босыми ногами, которые она то и дело поднимала, чтобы согнать назойливых комаров, хотя по времени года их было уже мало. Она была в холщовой рубашке и в синем набивном сарафане, а светлые волосы ее так и разлетались по ветру.

Это была дочь дегтяника, Паша, и теперь она поджидала отца и брата, еще до свету уехавших в Новгород с дегтем. Она с тревогой смотрела вниз по реке, и ей становилось жутко, так как солнце было близко К закату. К вечеру ветер стих, и лесная тишина, как показалось девочке, нарушалась какими-то непривычными звуками. Девочка обернулась и, взглянув в верх по реке, так и замерла от испуга. К ней шли какие-то совсем незнакомые ей люди, и несли что-то на носилках. Лицо одного из бояр показалось ей неприятным, и она еще более испугалась, но, взглянув на другого, успокоилась.

— Отвори-ка нам, девочка, сени, — повелительно сказал князь.

Девочка с ужасом смотрела на него и не трогалась с места.

— Ну, чего рот-то разинула! — Крикнул человек с неприятным лицом, — отворяй добром и калитку и сени. Это Князь новгородский, он ослушников в Волхов швыряет.

— Нет, нет, — девочка, ничего я тебе дурного не сделаю. Боярин Георгий шутит. Отвори, милая; видишь, какое у нас случилось несчастие.

Паша взглянула на носилки и увидала бледное молодое лицо и большие карие глаза, с укором и с мольбой глядевшие на нее.

Она в один миг забыла всякий страх, распахнула калитку и, вбежав на крылечко, открыла дверь, и не успели еще князь и боярин пройти двор, как она вынесла скамью и, поставив ее посреди сеней, побежала за другой, чтобы поставить ее рядом.

— Умница, — проговорил князь.

— У нас есть и перина, — сказала она.

— Неси.

На лавки была положена широкая и довольно короткая перина, и раненого положили с пола на постель.

— Пить! — Проговорил он. — Воды!

Паша мигом принесла воды, и когда больной успокоился, то князь распорядился, чтобы больного раздеть и осмотреть, для чего он взял нож и разрезал на нем кафтан.