На осколках тумана (СИ) - Ручей Наталья - Страница 35

Макар расценивает мое настроение как простое хандрическое и уговаривает, как ребенка потерпеть несколько дней, напоминает, что врач на днях обещает выписать.

- Всего несколько дней, - упрашивает, разве что мороженко и сладкую вату не сулит за послушание.

- Да, я знаю, - соглашаюсь, и не выхожу из машины. Мне кажется, что за окном не дождь, не осень, а пуховый июнь и я практически вижу, как где-то там, на горизонте, идут двое, девушка и мальчишка, а в руках у обоих по огромному белому мотку ваты на палочке. Они идут домой, беспечные, молодые, улыбчивые, наивно ожидающие, что их там ждут. Перед глазами вдруг мелькает другая картинка: огромный дом, и тот же мальчик, сидящий на нескончаемых ступенях, обхватив колени. А рядом с ним сидит мужчина, отрешенно глядящий в другую сторону. По их плечам капает холодный дождь, волосы ерошит порывистый ветер, но они не заходят в дом, потому что в нем еще холодней.

- Эй, ты здесь? – окликает Макар и картинка, так явственно виденная мною, распадается на тысячи путанных пазлов. Легкий жест рукой, и они перемешиваются – пусть, мне все равно, я и не думала их собирать, своя жизнь состоит из неровных кусочков.

Серые стены здания смотрят с плаксивым упреком. Пусть, отмахиваюсь и от них, потому что понять не могу: для чего я здесь? Для чего я вернулась? Все постыло. Эти стены как грань между прошлым и настоящим, а вот будущего, как ни кручу головой, я не вижу. Разве что – за этим зданием морг.

Я вздрагиваю, и ладонь Макара растирает мою.

- Что случилось?

А меня так и тянет после влюбленной в Одессу Натальи ответить вопросом: « Да что только со мной ни случилось?!», но я ведь расплачусь, почему-то я думаю, что расплачусь, а я не хочу показывать еще большую слабость. Я не сильная, вовсе не сильная, я притворялась.

- Злата, что тебе беспокоит?

И я думаю, это прекрасный повод отвлечься от миражей, увильнуть от собственных башен страха и задать те вопросы, что навязчиво крутятся. Не то, чтобы они беспокоили, так… любопытно.

- Скажи, все, что случилось со мной, весь этот план – дело рук родителей Яра? И еще, кислота – это тоже они? Да, я понимаю, не лично, но по их наводке?

Макар убирает руку, задумчиво трет лоб и вместо ответа спрашивает:

- Ты думала над тем, чтобы вернуться к Ярославу?

Я, задохнувшись в негодовании, тщетно подбираю слова, но только и могу, что качнуть головой.

- Уверена?

Ожесточенно киваю.

Во взгляде Макара сквозит такое искренне сомнение, что на секунду я сама сомневаюсь, а потому в ужасе выдавливаю:

- Ты с ума сошел!

Взгляд Макара меняется, нет, в нем нет сумасшествия, он, скорее, безумной считает меня.

- Ясно, - говорит устало, а по мне так ясности ни на грамм.

- Я говорил только то, что знаю, Злата, но так бывает, что человек слышит, что хочет или к чему готов. Некоторые моменты он может додумывать или отбрасывать, так что я повторю. Родители Ярослава ни в первые, ни во вторые отношения специально не вмешивались. Пока эти отношения были. Да, выбор сына не одобряли, но в постель к другим мужчинам не подкладывали.

- Какая честь, - ворчу про себя.

- Моя сестра просто любвеобильна, отчасти это и было причиной, почему я не хотел ее отношений с шефом. Но главное, что она ни о чем не жалеет, сумела выудить из брака все, что хотела. А что касается второй жены Яра…

Да, да, вот за вторую больше интересно. Невольно подаюсь вперед и видимо чрезмерно, потому что на губах чувствую мужское дыхание. Откидываюсь назад, скрещиваю для верности руки и жду. А Макар и не думает скрывать понимающей усмешки.

- И что там со второй? – спрашиваю как можно небрежней.

- Все проще и гораздо предсказуемей. Я знаю Соню почти семнадцать лет, она любитель выкинуть фортель, но хватает ее ненадолго. Вопрос развода был вопросом времени, и все. Я ждал… Неважно… Ярослав ей даже не нравился, он не привлекал ее физически, что не удивительно. Ее не возбуждают блондины. Совсем. Она их не воспринимает. Удивлена?

- О, да! И очень сильно, - киваю для убедительности. – Удивлена, как два таких видных мужчины могли любить такую недалекую женщину. Прости, - вижу, что Макар хочет возразить, но слова готовы вылиться фонтаном негодования, - но любить человека за цвет волос… Это…

На этом мой словесный фонтан иссякает, но, надеюсь, Макар остальное прочтет по взгляду. А он усмехается и говорит такое, от чего я немею минуты на две:

- Она никого и не любила, даже меня, несмотря на… - проводит рукой по темным коротким волосам. – Так бывает.

Пока я прихожу в себя, Макар щелкает зажигалкой. Такое ощущение, что мальчику игрушку новую подарили. Нервничает или зажигалка не его и это простой интерес к новинке?

- Так вот, Злата, - прячет квадратик в карман, словно подслушав мои мысли, - родители Ярослава не мешали ему с женами, они, боясь огласки, покупали их молчание, но уже после.

- Только в первом случае, - вношу правку.

- В двух первых, - вносит правку Макар. – Соня тоже получила весомые отступные, а вот когда решила сорвать двойной куш и вернуть мужа, неизвестный облил ее лицо кислотой. Но таких историй пруд пруди вокруг, включи новости и через несколько дней перестанешь реагировать так остро. То две школьницы не поделили мальчика, то соседи метр огорода, то вот из недавнего – за балет. Так что я не могу с уверенностью склеить следствие и причину – возможно, так совпало.

- А что у нас с третьим случаем? – спрашиваю вроде бы ровно, а внутри все бойкотирует. Поджимаю в кроссовках озябшие пальчики – стыдно, когда видно, а сейчас только я знаю, как боюсь, хотя угрозы прямой нет, а такое ощущение, что все может повториться, и я сорвусь, не выдержу, не соберу себя больше.

- А с третьим, - Макар надевает очки-авиаторы, - я так понимаю, хотели убрать тебя от Ярослава, невзирая на методы, и своего добились.

- Родители моего мужа?

Приподнимает очки, вглядывается пытливо, снова прячется за темными стеклами.

- А, может, и не добились.

И я вспыхиваю, догадавшись, что он имеет в виду. Я сказала «моего мужа», то есть, все еще так воспринимаю его… И я почти со злостью выплевываю:

- Ты можешь перестать юлить и сказать, кто эти загадочные «они»?

- Нет.

- Почему?

- Я не знаю.

- Врешь!

- Я мог бы вообще ничего не объяснять тебе, Злата. Я мог бы тебя трахнуть. Я мог бы…

- Да! – кричу на разрыве легких, склонившись к нему. – Ты мог бы! Вы все могли! Только я одна – тряпка! Я не могу даже узнать, кто разломал мою жизнь!

Хлопнув дверью, быстро выхожу из машины. Слышу, как чертыхнувшись, следом выходит Макар и буквально в три шага оказывается не просто рядом, а напротив меня, заслоняя дождь, ветер, заслоняя воздух, а мне так трудно дышать и еще трудней не расплакаться.

Дождь стекает по его коротким волосам, бьется о крутку, нелепо скользит по черным стеклам очков. Макар набрасывает мне на голову капюшон плаща, завязывает, как ребенку тесемочки, чтобы капюшон не сорвало ветром и говорит устало, измотано:

- Я не знаю, кто «они», Злата. Не знаю. На меня вышли через мобильник и мейл, туда же сбросили наживку и все детали. Мейл недействителен, номер заблокирован, я проверял. Кто стоит за всем этим, я не знаю. Но если ты не собираешься вернуться к Ярославу, тебе нечего бояться.

- А я и не боюсь!

После этих слов мы оба застываем, и только дождь, постукивая, намекает: эй, очнитесь, э-эй! И я испуганно моргаю, приходя в себя. Нет, я знаю, что у пьяного на уме, то у трезвого на языке, но я ведь даже не пила, а дурь несу. Ведь я должна была сказать совсем другое: что и не думаю возвращаться, а я… Вторая оговорка за один день – не многовато ли?

- Не мокни под дождем.

- Ты прав.

Я ухожу, чувствуя взгляд Макара. На ступеньках оборачиваюсь, а он смотрит, сквозь мокрые затемненные стекла очков, внимательно смотрит в испуганно сжавшееся сердце. Но губы его, вопреки опасениям, не кривятся в презрительной усмешке. А зря. Я сама себя презираю. За слабость, за малодушие, за короткую память, за доброту, расколотую, израненную, изувеченную язвами не розовой реальности, но такую живучую.