Монохромный человек (СИ) - Поспешная Юлия - Страница 37

Он не помнил, как провалился в сон.

И он не помнил, как его вполне безвинный сон о работе, о друзьях превратился в кошмар.

Просто всё вокруг изменилось. Он вдруг оказался один, в каком-то странном помещении. Оно выглядело заброшенным.

Ободранные стены, перевёрнутые столы, стулья, разбитая мебель и посуда. На грязном полу валяются порванные, грязные, смятые плакаты, картины, фотографии.

Он шёл и хлам с битым стеклом, скрипел у него под ногами.

Он, чувствуя подступающую, крепнущую тревогу ступал по очень длинному коридору.

Коридор казался бесконечным.

И пока он двигался, свет и все цвета вокруг него теряли насыщенность, серели и блекли. Цвета вокруг словно умирали. И вместе с ними умирали остатки самой жизни.

Это место больше не было наполненное жизнью. И здесь уже не было места простым счастливым чувствам, связанных с жизнью.

Ни радости, ни счастья, ни даже горя.

А только тягостное уныние и удушающий душу стылый ужас, проникающий в мысли, сердце и разум.

Касьян начал дрожать. Он ничего не мог с этим поделать.

Хотя воздух в помещении оставался сухим, и довольно тёплым, его буквально пожирала лихорадка накатывающего страха.

Откуда-то из глубины здания звучит музыка.

Очень знакомая и старая песня. Он слышал её раньше… Давно.

Очень давно. Когда это было? Когда-то… Когда-то… И возможно уже не с ним.

Он знал эту песню… Когда он обожал её.

Eagles… Hotel california…

Почему? Почему эта песня так знакома ему?

Потому, что она крепко связана с какими-то воспоминаниями.

Он помнил, знал это. Но не мог вспомнить, что это было… Да и было ли это вообще.

Потерянный, в смятении, обхватив себя за руки он не смело ступая вперед вдоль серых, потрескавшихся стен.

Со стен рваными лохмотьями свисали остатки истлевших обоев. В некоторых местах осыпалось само покрытие стены, и была видна каменная кладка.

Что это за место? Почему оно так давит?.. Почему вселяет такое пугающее угнетение?

Он прошел мимо комнаты из открытых дверей, которой струился слабый, бледно-серый свет.

Он услышал голоса… Смех! Смеялась женщина!

Затем послышался хор восторженных голосов.

— За наш вечный клуб «Горный путь»! У-у-у-у-хуу!!

Голоса неизвестных людей были полны счастливого торжества.

Они дрожат, искажаются. Откуда то звучит кошмарный, зловещий вой. Он крепнет, становиться громче.

Что-то страшное надвигается, грядёт сюда, летит из ночи… усиливается жуткий пронзительный вой.

Слабый сереющий свет, заполняющий комнату, исчезает, гаснет, растворяется.

И Касьян оказывается в густеющем, злачном полумраке.

В нём угадываются очертания старой мебели. На полу кучи бесформенного, смятого хлама. В ярко-белом, не естественном свете луны, сияющей из окна он видит серебрящиеся на полу осколки посуды.

Он видит ночь в разбитых окнах. И слышит низкий, утробный, ужасающий вой.

Что-то надвигается прямо из ночи!

Касьян медленно пятиться от комнаты. Прижимает ладони к ушам.

Вой усиливается. Воздух холоднеет, становиться тяжело дышать.

Он чувствует пугающие, мощные вибрации. Дрожит пол.

В окнах разом дрогнули голые ветки деревьев.

Короткий миг, и окна в просторной комнате взрываются россыпью блестящих осколков.

Ворвавшийся в комнату и коридор вой сбивает его с ног. К

Касьян падает буквально навзничь.

Он чувствует невероятный, обжигающий мороз.

Он ощущает, как его кровь общается в лёд и иней ползёт по коже.

Продолжает звучать музыка.

Он с трудом, сотрясаясь от ужаса и холода, поднимается и застывает на месте.

Мгновение. Парализующая мысль колит его сознание.

Он вздрагивает, замирает. Он сотрясается в беззвучном страдальческом плаче.

Он чувствует кого-то за спиной. Кто-то стоит так близко, что может коснуться его, дотронуться… вцепиться…

Касьян медленно оборачивается и орёт надрываясь от переполняющего его, безумного кошмара.

А ему в лицо улыбается оно… Другое лицо с угольно-чёрными глазами. Его поблескивающие черные губы растягивается в плотоядной улыбке.

Он… Оно внезапно возвышается, вытягивается вверх над Касьяном.

Его тело не пропорционально высокое, худощавое, вытянутое вверх.

Оно облачено в нечто, похожее на старый, чёрный сюртук с узорами.

Его длиннопалые руки в черных перчатках без двух пальцев.

Оно продолжает торжествующе, злорадно улыбаться глядя на Касьяна сверху вниз глазами тьмы и ночи.

Каменев пятиться.

Из его груди рвется судорожное, сжатое, сдавленное дыхание.

Это страх душит его с остервенелой жадностью.

Страх высасывает силы, душу, и казалось, даже кровь.

Каменев разворачивается и бежит прочь. Спотыкается, падает на четвереньки на пол, режет руки об осколки на полу. Поднимается снова, мчится вперёд.

И тут слышит, как гремит нечто, похоже на звон набата.

Тяжело вибрирующий, низкий гул колокола разносится по дому и взламывает его череп, внушая ужас и боль.

Касьян на слабеющих ногах бежит вперёд.

Но икры ног сковывает внезапная слабость, он едва не падает. Он оборачивается со слезами страха на глазах.

То существо ещё стоит и смотрит на него, по-прежнему улыбаясь.

Победно, снисходительно, зловеще…

Внезапно Он… Оно… Он берется руками за полы своего сюртука и распахивает его.

И на глазах Касьяна из-под полов его сюртука вылетают воющие тени сотканные из дымчатого мрака.

Они летят за ним, в полумраке старого коридора.

И протяжно воют. Хищно, заунывно, озлобленно.

Липкий, влажный хлад накрывает Касьяна.

Он снова надрываясь орёт от ужаса, пятиться в цепенеющем ужасе и разворачивается, чтобы бежать.

Он бежит, бежит из последних сил. Бежит и слышит настигающий его вой.

Кровь гремит в ушах и пульсирует в его венах.

Воющие тени несутся за ним, летят вслед за ним, норовят достигнуть его.

Норовят вцепиться, схватить, поглотить…

Касьян бежит вперед.

Он жаждет вдохнуть, но лёгкие отказывают ему, что-то сдавливает рёбра, тяжелеет в животе.

Силы оставляют его.

Он видит впереди, в конце коридора дверь.

Дверь его надежды на спасение. Но он чувствует, что не успеет.

Он стонет от пленяющего разум ужаса и боли в уставших ногах.

Мышцы ног скручивает болезненная судорога.

Он должен добраться до двери, должен успеть.

Ещё не много… Черные тени, как куски самого мрака, настигают его. Ещё мгновение они достанут его.

Он плачет от бессилия, он рвётся вперёд.

Но дверь уже перед ним… Он хватается за ручку и с силой распахивает её…

И следующий миг он застывает над ночным городом.

Внизу горят огни, шумят автомобили. Перед ним в ночи высятся озаренные светом небоскрёбы и жилые многоэтажки.

В лицо ему, охватывая тело, веет стылый ветер, переполненный горько-сухими запахами огромного мегаполиса.

Касьян смотрит в низ, лишаясь возможности дышать. А снизу на него взирает пустота глубокой высоты.

Он едва различает фигурки автомобилей с горящими точками фар и редких пешеходов внизу.

Улицы внизу ярко сияют пёстрыми огнями вывесок, светофоров, и витрин.

Ветер лохматит его волосы, обдувает, треплет больничную одежду на его теле.

Он стоит на карнизе крыши больницы. Босиком, и холод карниза поджигает ноги.

Ветер ночи вьется вокруг него.

Перед глазами сияют сотни тысяч городских огней, которыми пылает столица после заката.

Снизу донёсся пронзительный автомобильный сигнал.

Касьян нервно сглотнул, глядя вниз, на огни раскинувшихся улиц.

— Каменев!!!

Он обернулся. Вокруг него на крыши собралось восемь работников больницы. Три доктора и пять санитаров.

— Чёрт возьми! Вызовите психиатра! — крикнул какой-то полный мужчина с желтым галстуком.

— Он не успеет приехать! — отозвалась низкорослая женщина, среднего возраста.

— Каменев! — к нему приблизился доктор Прохоров. — Всё в порядке. Слышите? Всё в порядке… Всё хорошо… Дышите… Слушайте мой голос… Вам не нужно этого делать… Понимаете? Не нужно!..