Я - богиня по вызову (СИ) - Юраш Кристина - Страница 43

— И-и-и? — протянула бездна, не догадываясь, куда я клоню, слегка нахмурив брови.

— А что делает мужик? — развела руками я, слыша на каждом углу обсуждение мрачного будущего страны. — Неужели он не догадался раньше? Как сказала бы моя мама «генофонд нужно улучшать!». А лишняя хромосома — это не то, что она имела в виду! Что делает мужик, ради того, чтобы изменить ситуацию? Сопит и негодует? Хмурит брови и грозно стучит яичками, как бы предупреждая всех, что с ним шутки плохи? Что?!! Да если бы у него были блохи, он бы и то интенсивней чесался бы!

— А ты не подумала о том, что принц просто не знал? Чувствовал, что что — то не то, но не знал? — осторожно заметила бездна, а я слышала мурчание. — Что никто не имеет права ему этого говорить. Что все, кто причастны к этому будут молчать до последнего! Об этом ты не подумала?

— А у нас тут что? — обиделась я, негодующе сопя. — Мужская солидарность? Посмотри на меня, дорогое зеркало! Ты ничего лишнего не видишь?

— Вижу! — заявила бездна, а я прекрасно слышала, как слаб его голос. — У тебя одежда лишняя! А так все очень даже аппетитно выглядит!

— Кто о чем, а мы о душах! — вздохнула я, закатывая глаза. Если бездна уверял, что как оголодает, так сразу выскочит, выпрыгнет и полетят клочки по закоулочкам, то опыт подсказывает, что, во-первых, не выпрыгнет, а выползет. Во-вторых, вместо грозного рыка и желания растерзать всех, будет вялое: «Ам» и попытки укусить меня за ногу в тот момент, когда я буду проходить мимо. В — третьих. Вместо апокалипсиса бездна тихо скончается, облепленная горячо любимыми котятами. Вот так котята спасут мир!

— Стоять, гражданочка! — окликнул меня голос, а я остановилась. Патруль стражи отпустил какого-то перепуганного мужика, разводящего руками. — Мы ищем заговорщиков. Вы что-нибудь о них знаете?

— Теперь знаю. Знаю, что они опасны, — мрачно выдала я, глядя, как стражники тормозят еще прохожих.

— Вы укрываете опасных преступников? — поинтересовался усатый стражник, хмуро глядя на меня.

— Ага, одеялом. Каждый день. И целую на ночь в лоб, мол, спи, дурачок, а то заговор проспишь! — огрызнулась я, видя, как останавливают еще пару, идущую по улице. — Шучу я.

— А вдруг не шутишь? — прищурился стражник, а позади него висела ориентировка на меня.

— Может, дом твой обыщем, гражданочка?

— Сначала купите мне дом, а потом обыскивайте, — предложила я, а усача окликнули. «Я видел, как мой сосед под покровом ночи.», — рассказывал бородатый мужик, делая страшное лицо и требуя награду вперед.

И тут я застыла, слыша из открытого окна: «О, смерть! Приди! Приди ко мне!». Я подняла голову и прислушалась.

— О, смерть, прекрасная моя! Приди ко мне! Я жду тебя! — отчетливо слышался мужской голос, а я скептически посмотрела вверх. Нет, ну если зовут, то почему бы и не сходить?

Я толкнула дверь, поднялась по шаткой лестнице и увидела прикрытую дверь, из-за которой доносилось: «О, смерть! Увы, приходит срок! И я упал у ваших ног!».

Мне еще никогда стихи не посвящали! Нет, один раз посвятили, правда не стихи, а выговор за жалобу пациента на то, что я отказалась оценивать его размеры с точки зрения «большой, огромный и ничего себе какой огромный», а вместо этого оценила другой орган, правда в устной форме.

— Кхе! Кхе! — постучалась я, чувствуя себя музой. — Я тут!

Дверь открыл мужичок. Вид у него было бледный, растрепанный и слегка помятый. На полу валялись брошенные бумаги, разорванные клочки. Он тут что? Обои клеить собрался?

— Ты кто? — спросил он, округляя глаза.

— Я — твоя муза. Чего звал? — спросила я, видя, как герой переминается с ноги на ногу, а к подошве прицепилась бумажка.

— Эм… — помялся поэт, разглядывая меня с недоумением. — Вы кто?

— Смерть в манто! — закатила глаза я, глядя на гения, которому срочно требовалась муза. — Чего звал?

Мужик помялся, осматриваясь по сторонам, а потом жалобно посмотрел на меня.

— Я думал, что вы. вы прекрасная, — промямлил он, с глубочайшим разочарованием. — Поэтичная.

— А я тут большая, веселая и прозаичная, — вздохнула я, не без тайной надежды, что кто — то скончается в муках творчества, а я наконец-то попаду в свой храм. Ишь ты! Мужская солидарность у него проснулась! С чего бы вдруг?

— Мне завтра нужна срочно поэма. Про истинную пару. — сглотнул поэт, явно не горя желанием пускать меня в обитель творчества, но я решительно горела желанием поучаствовать в творческом порыве. А то тут зовут-зовут, а толку мало! — Иначе мне крышка!

— Кастрюлю сначала купи, — мрачно заметила я, осматривая обитель искусств. Если здесь и обитала муза, то запах стоялых носков давно спугнул ее. — Итак, что мы имеем? Давай быстрее. У меня мало времени!

— Эм. Понимаете, — сглотнул поэт, шелестя листочками и отдирая прилипший к ноге. — Мне дали два месяца.

— И? Где этот бессмертный опус? Где твоя нетленка? — скептически заметила я, видя, как поэт забавно бегает по своему чердаку. — Неси!

— Погодите! Погодите! — зашелестел бумажками поэт, что-то пытаясь откопать, но пока что ему удалось только откопать мою совесть. — Сейчас! Сейчас! Одну минутку! Вот!

Я ожидала, что мне вручат огромный опус, исчерканный от и до, а мне протянули жалкий листочек с двумя строчками: «О, истинная пара — просто чудо. Я восхвалять вас вечно буду!».

— И все? — уточнила я, поглядывая на взъерошенного гения, который стоял, опустив голову.

— Где продолжение? Это уже не поэма! Мы тут даже до частушки не дотягиваем!

— Эм… У меня просто не было вдохновения, — пафосно воскликнул поэт, падая на разобранную, скрипучую кушетку. — Вдохновение — это, как вам объяснить. Это очень тонкая материя.

Он протянул руку вверх, словно пытаясь поймать что-то неуловимое.

— Невесомая и прекрасная. Неуловимая, — задумчиво и пафосно прошептал поэт, закатывая глаза. — И для этого нужна муза, которая сподвигнет. Ах, как жаль, что вы не та муза, о которой я мечтал! Вы меня не вдохновляете. Мне нужен. Толчок. Порыв! Да! Муза должна. как это правильнее выразиться. Стоять рядом.

— А ну быстро встал!!! — заорала я, чувствуя себя полноценной музой с бигудями и в рейтузах. — А ну быстро взял перо и сел писать!

Я схватила за шкирку изумленного поэта, который явно не ожидал такого вдохновения. Опустив страдающего гения на стул, зафиксировав его как следует, я встала над ним.

— Вы. Вы что делаете? — прошептал бедолага, сжимаясь и съеживаясь. Перед ним лежало начало бессмертной нетленки. — Вы чего?

— Стою над душой! — мрачно заметила я, уперев руки в боки, пока горе-поэт водил носом по строчкам. — Давай, пиши. Условия выполнены!

Поэт посмотрел на меня затравленным взглядом, прижал голову к плечам и робко взял перо, осматривая его острый кончик.

«Да брось его! Смысл с ним возиться?», — послышался голос бездны, но я была неумолима. Раз уж решила побыть музой, то побуду! Каждая женщина должна хоть раз в жизни побыть чьей-то музой!

— Ну? — требовательно прищурилась я, а поэт снова поднял робкий взгляд и выдавил: «Я так не могу-у-у. Муза. Она вдохновлять должна. Вдох-нов-лять! Нашептывать, что пи-пи-писать, а не так вот. Можно что-то э-э-эротичное.»

— Так и быть! Я затащу тебя в постель, — мрачно заметила я, понимая, что с этим гением каши не сваришь, ибо нет даже кастрюли. — Заставлю стонать.

Гений еще раз бросил робкий взгляд на меня, сделала жалобное лицо и губы его задрожали.

— Странно, я еще не дошла до тяжких побоев, которые будут предшествовать затаскиванию твоего тельца в постель! Пиши, давай! Тебе завтра сдавать! Два месяца провалялся, а теперь что? — насупилась я, глядя, как гений склонился над будущей нетленкой, выводя корявую букву, которую в последствии тут же зачеркнул.

— Муза должна нашептывать, что писать! — возразил он, набравшись наглости, и тут же совсем поник, осознавая масштабы будущего опуса.

«Ага, вот пусть и нашептывает! А у нас дела! У тебя завтра свадьба!», — тонко намекала бездна, а я смотрела на горе-поэта, который рисовал цветочек в углу листка.