Похищение Прозерпины (Рассказы гроссмейстера) - Котов Александр Александрович - Страница 20

Иного мы, конечно, и не ожидали: как иначе могли обращаться с Мигуэлем в Аргентине!

— И что вы тут делаете? — спросил Пауль.

— Отдыхаем, беседуем. Играем в бридж. А сейчас будем ужинать; — переменил тему разговора Мигуэль, когда к столику приблизился официант. — Что хотите кушать — выбирайте сами, только третье я уже заказал на свой вкус.

Помня печальный опыт прошлых лет, мы уже не взяли лягушачьи лапки, зато ветчина с дыней и жареное седло дикой козочки послужили нам роскошным ужином. Вскоре мы с аппетитом уничтожали вкусные блюда, только мое сердце было неспокойно Все еще не веря, я пытливо посматривал по сторонам и, наклонившись над тарелкой, внимательно изучал миллионеров, подмечая и запоминая все: как они одеты, как себя ведут, что едят.

Наши соседи носили скромные, даже более чем скромные костюмы, причем не лучшего качества. И питались они не по-миллионерски: у иных на столе стоял стакан молока, у некоторых кофе и один-два небольших бутерброда. Посторонний мог подумать, что только мы в этой комнате миллионеры — столь роскошен был наш стол по сравнению с остальными. Я не заметил у миллионеров ни ваныкинского разгула, ни монте-кристовской щедрости. Когда я впоследствии раздумывал, почему так, то нашел только один ответ: это усвоенная с детских лет привычка обязательно экономить на всем.

— А ты не ошибаешься, Мигуэль? — тихо спросил я своего коллегу. — Это действительно миллионеры?

— Что за вопрос! Вот этот, например, — показал он на высокого, начинающего лысеть блондина с большим носом и зелеными глазами на темно-желтом, щедро покрытом веснушками лице, — крупнейший торговец аргентинским мясом. Имеет гешефты и в Штатах и во многих странах Европы. Один из самых богатых людей Аргентины. Дай нам бог всем троим иметь половину его денег!

Может быть, услыхав, что мы о нем говорим, блондин вдруг спросил густым басом:

— Вы говорите по-русски?

Его произношение было забавным: он как-то отделял один слог от другого, особенно в слове «го-во-ри-те». Мы и ранее замечали эту особенность в речи всех русских, давно не бывавших на родине.

Мигуэль пригласил блондина к нам, и он пересел за наш столик, прихватив с собой бутерброды и стакан кофе. Я исподволь рассматривал нового соседа. Простенькое обручальное кольцо, недорогие часы на руке. Даже бриллиантовой запонки в галстуке, которую я в детстве почему-то считал обязательной принадлежностью каждого миллионера, и той не было.

Мы разговорились.

— Вы давно из России? — спросил блондин.

— Два месяца. А вы?

— Сорок лет. Еще мальчишкой был.

— И с тех пор никогда не бывали в Москве?

— Нет. Очень хочется поехать, но нет времени. Не могу оставить дело.

— Приходите завтра на вечер русских шахматистов, — пригласил его Мигуэль.

— Не могу, к сожалению. Еду в Нью-Йорк. Большой гешефт — заключать договор на поставку машин.

— А разве в вашей стране их не производят? — спросил я.

— Нет. Значительно дешевле покупать автомобили в Нью-Йорке. Вообще я считаю, если мы не допустим иностранный капитал в Аргентину, наше дело будет плохо.

Я невольно подумал: «Как легко он решает судьбу страны, в которой живет, ее независимость, будущее… Зря он говорит: „Наше дело будет плохо“. Ему-то вряд ли когда-нибудь будет плохо».

— Вот вернусь из Штатов, — продолжал блондин, — может быть, удастся съездить в Россию. Давно с женой мечтаем… Только вряд ли смогу выбраться… Нельзя бросить дело, никак нельзя!

В это время официант принес нам третье блюдо, заказанное Мигуэлем, Это были обыкновенные на вид блинчики, как нам сообщили позже, из смеси яиц и яблок. Мигуэль зажег спичку и поднес ее к тарелкам с необычным кушаньем, носившим звучное название «Пан кекс де Монсана». Мгновенно вспыхнул синевато-красный огонь — блинчики были облиты ромом. Осторожно обращались мы с этим вкусным, но опасным блюдом, боясь подгореть, а то и взорваться.

«Наконец-то вот она, пища миллионеров, — подумал я, любуясь красивыми отсветами горящего пламени. В мозгу вертелась последняя фраза блондина: „Нельзя бросить дело, никак нельзя!..“ „Нельзя бросить дело!“ — где же это я слыхал точно такие же слова?» — лихорадочно вспоминал я. И вдруг дрожащее пламя рома напомнило мне жаркий день совсем в другом полушарии, на знаменитом курорте богачей — Лидо, в Венеции.

Во время моего второго приезда в этот чудесный древний город на Адриатическом море мне пришлось обедать с местным богатеем, меценатом Евгением Сабадошем.

Переплыв в гондоле Лагуну, я очутился на острове Лидо. Стояла жаркая августовская погода, огромный, тянущийся на километры пляж был полон народу. Молодежь резвилась в морской воде, дети играли в мяч. Дряхлые старцы в нелепых купальных костюмах прятались от солнца под миниатюрные цветные зонты-навесы.

Искупавшись в горьковато-соленой морской воде, я поспешил в ресторан. Сабадош уже ждал меня. За обедом мы разговорились: наше знакомство было давним, нам было о чем побеседовать.

Я посмотрел на изможденное лицо моего итальянского знакомого: с прошлого года он заметно постарел, количество морщин увеличилось, под глазами появились мешки. Я откровенно сказал ему об этом.

— Очень плохо себя чувствую, — признался Сабадош.

— Меньше нужно работать, больше отдыхать, — дал я совет, который легко давать другим, но очень трудно выполнять самому.

— Да, нужно. Особенно сейчас: жара гибельна для меня, сердце пошаливает.

— Может быть, надо куда-нибудь поехать подлечиться?

— Врачи давно рекомендуют принять курс углекислых ванн, сказал итальянец. — Верите, уже тринадцать лет собираюсь на месяц поехать на курорт и не могу вырваться.

— Это уж совсем нехорошо. Здоровье всего дороже.

— Не могу, никак нельзя, — сокрушался Сабадош. — Как уедешь, если в конторе работает всего четверо: я, старший сын, бухгалтер и уборщица.

Я невольно подумал, что штат у него действительно маловат. И это в крупнейшей навигационной конторе, обслуживающей по договорам многие страны мира!

— А немного разгрузиться, нанять еще кого-нибудь разве нельзя? — задал я, может быть, с точки зрения капиталиста слишком наивный вопрос.

— Это не так просто, — ответил Сабадош. — Сразу снизится прибыль.

— Ну и черт с ней, с прибылью! — не удержался я. — Речь идет о здоровье, о жизни. Я бы на вашем месте все бросил, а лечиться поехал.

— Не бросили бы. Нельзя бросить дело, — повторял Сабадош.

— Тогда я вижу один выход, — сказал я после короткой паузы.

— Какой?

— Вы должны приехать в Москву. Мы вас примем в профсоюз, пройдете курортно-отборочную комиссию, и вам дадут путевку в Кисловодск. Оплата — тридцать процентов от полной стоимости, как члену профсоюза.

Сабадош улыбнулся.

— И что же, у вас каждый может поехать на курорт? — спросил он.

— Да, кто болен, получает возможность лечиться.

— Я очень хочу повидать вашу страну. Мои пароходы часто ходят в Поти. Замечательный порт, там быстро разгружают грузы.

Даже и здесь его деловой мозг расценивал преимущества города по признаку экономической выгоды.

— Вот и приезжайте на собственном пароходе. Мы вас хорошо встретим.

— Нет, невозможно. Нельзя бросить дело, никак нельзя.

«Вот и другой богатей жалуется и точно теми же словами», — думал я, глядя на горящий ром. Однако аргентинский собеседник почему-то не вызывал во мне симпатии, и я не стал предлагать ему вступить в члены профсоюза.

Услыхав русскую речь, к нашему столику начали подсаживаться другие члены клуба. Многие свободно Говорили по-русски; или они сами, или их родители бежали из России во время революции. Я удивился — вот, оказывается, сколько было богатых людей на Руси! Теперь они вновь собрались вместе, но уже на другом конце земного шара. Вокруг нас сидело около десяти миллионеров — детская мечта моя сбылась!

Новые собеседники засыпали нас вопросами о нашей стране. Те, кто бывал в Советском Союзе, спешили сообщить об этом. Особенно старался маленький говорливый человек, сидевший слева от меня. Он спешил выпалить свое мнение обо всем, что видел и слышал в Москве во время поездки на пушной аукцион.