На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 66

Оглушительный свист жандарма резанул по ушам. Ну наконец-то! Вычислили подозрительную толпу. Теперь святой долг блюстителей порядка эту толпу разогнать. Испитый бандит с самокруткой ухватил последнюю копию с лотка — и был таков. А дальше пошла неразбериха. Народ кинулся врассыпную. Рина проползла под стойкой и на зависть всем бешеным кроликам в округе дала тягу. За ней, не переставая свистеть, бросился в погоню упитанный цербер. Упитанный настолько, что китель с золотыми заклёпками трещал на нем по швам. Пересвет не преминул поставить толстяку подножку, и тот, проехавшись по наледи, исполнил непревзойденный лебединый танец. Некоторое время в воздухе мелькало множество рук и ног. Точное число конечностей Пересвету подсчитать не удалось. Он сбился на шестой и начал сначала. Наконец, руки и ноги улеглись. Со звуками «Хрумц! Хрусь! Бамц!» на спину улёгся жандарм, увлекая за собой стадо резных деревянных лошадок с ближайшей лавки. После столь бесславного падения просыпался фруктовый град. Одна из ног, видимо, не натанцевавшись, опрокинула ящик с подмёрзшими яблоками, и те, сверкая красными боками, покатились по проходу между палатками.

— Порублю на колбасу, козлина рогатая! — смачно выругался южанин, проносясь мимо на яблоках и делая сальто мортале. Вслед за хозяином гораздо более изящно перекувырнулся тюрбан.

— Никудышный из вас эквилибрист, дядь, — сообщил похитителю паяц и расхохотался. — В цирк не примут!

Южанин оказался не только голубых, но и весьма горячих кровей. Подскочив, точно дикий разъяренный тигр (или кто там у них на юге водится?), он вздёрнул Пересвета за шиворот и прошипел:

— Таких, как ты, мальчиш-ш-шка, казнят на площади!

— Позвольте, я уже лет пять как не мальчишка, — глумливо ответил тот из-под маски. Стоило бы принять во внимание недюжинную силу иностранца, но Пересвет решил раньше времени не робеть. Пусть он не так силён, зато изворотлив. Прежде чем личность паяца раскрыли, он извернулся и зарядил негодяю кулаком по переносице, отчего тот без промедления взвыл. Теперь до чужих воротников южанину дела не было. Его занимал лишь собственный нос.

— Да ладно вам, дядь! Незачем так убиваться! — сказал Пересвет и поднялся с брусчатки, чтобы наградить противника еще парой-тройкой болезненных ударов. — Это вам… — «Бац!» — За Рину! А это… — «Хрясь!» — За вонючий трюм! А это… — Удар с разворота. — На будущее. Мало ли.

Пересвет отряхнул руки, переступил через запыленный тюрбан и покинул поле боя, насвистывая песенку жнеца. Бубенцы на липовом колпаке паяца закачались в такт шагам. А вслед донеслись редкие рукоплескания визитёров ярмарки.

— Молодчага, парень! Проучил окаянных! — кричала какая-то бабка.

— Знай наших! — топал ногами плешивый лавочник, чьи лошадки «разбежались» по вине жандарма.

— Эй, паренёк! — окликнула Пересвета благообразная торговка розами. — Возьми букетик, девушка твоя будет довольна.

«Рина!» — забил в набат растревоженный ум. — «Я ведь ей даже цветов на прощание не подарил!»

Пересвет выдернул из вазы алую розу, сорвал маску с лица и бегом бросился на станцию. Подумаешь, ветер колючий! Подумаешь, роза исколет пальцы! Лишь бы поезд не ушёл.

— Как вы сказали? Пля-пля… — Грандиоз придержал челюсть ребром ладони, чтобы перестала скакать. — Пляски?! Да еще в полночь?!

— Также было замечено гигантское светящееся дерево. Изобретатели из академии утверждают, что принадлежит оно некой Юлиане.

Грандиоз шумно задышал, налился краской и вспух, как кузнечные мехи. Доставщик сведений — безусый жандарм — прикрылся фуражкой, готовясь к вспышке ярости. Вот вечно одно и то же: из участка к Великому, словно сговорившись, посылают зеленых юнцов. И даже объяснение у них имеется. Мол, чтобы выдержку проверить. Не выбежишь из особняка, сверкая пятками, — переведен на постоянную должность. Не повысишь голоса, пока певец тебя распекает, — получи прибавку к жалованию. А там и новые погоны не за горами. Только это всё сказки. Старшие попросту не хотят иметь с Грандиозом дела. Больно взрывной у него характер.

Но жандарм определенно родился в рубашке. Взрывчатка отсырела. А может, не хватило пороху.

Грандиоз был сбит с толку. Неужели Пелагею недостаточно полили грязью? Судя по отчетам Яроведа, грязи было с вагон и маленькую тележку. Или он что-то преднамеренно скрыл?

Отослав жандарма, Великий призвал своих людей и произнес всего два слова.

— Старика сюда! — Потом подумал-подумал и добавил: — Шевелитесь, увальни!

Едва «увальни» бросились исполнять поручение, Грандиоз заложил руки за спину, выпятил свой непомерный живот и принялся расхаживать из угла в угол. Сквозь высокие стрельчатые окна в залу пробивался дневной свет. Вдалеке небо коптили заводские трубы, за пузатыми патрульными дирижаблями по земле волочились тени. Когда тень на несколько секунд заслонила и без того скудное солнце, Грандиоз тряхнул головой. Положение представлялось всё более шатким. Сперва заявляется южанин и, брызжа слюной, орёт, что невеста похищена. Стало быть, ни о каком дружественном пакте между странами не может идти и речи. Затем известие о том, что Пелагея привечала гостей. Да не леших с кикиморами, а почтенных горожан. Хотя изначально планировалось, что эти почтенные горожане сживут Пелагею со свету. Вдобавок ко всему, охотники явились из лесу с пустыми руками. Ни единой арнии! Силки у них, что ли, в прорехах? С таким успехом Грандиоз скоро будет петь на потеху уличному сброду.

Он в раздражении расстегнул накрахмаленные манжеты. Кто бы его утешил? А некому утешать. Селена, к доброму обращению не приученная, размахивает саблей на тренировке. Гедеон объявил бойкот, уже который день дуется непонятно из-за чего. Неблагодарные отпрыски! Вот она, надежда и опора в старости. Впрочем, до старости еще далеко. Пусть Грандиоза жалеют и утешают, когда ему стукнет восемьдесят. А сейчас не будет лишним что-нибудь предпринять.

Яровед шагнул в залу, трясясь, как овечий хвост. Судя по дёрганой походке, сведенным бровям и нетерпеливо подрагивающему жирному подбородку Грандиоза, беседа сулила мало приятного. В своих предположениях старик оказался прав. Его поджидал допрос с пристрастием.

— Так-так, — хищно осклабился Великий, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не взреветь, как пароходная сирена. — Кто клялся, что Пелагею будут гнать из города? Кто самонадеянно заявлял, что устроит ей проводы с размахом?!

Лицо деда перекосила гримаса ужаса. Он улучил краткий миг, чтобы перебежать к другому концу трапезного стола. И надо сказать, стариковское чутьё сослужило добрую службу. В опасной близости от Яроведова уха просвистел зазубренный нож для нарезки хлеба.

— Я тебе за что платил, шарлатан?!

Описав короткую дугу, сервировочный поднос с тиснением по краям, позолотой и именной гравировкой лязгнул о стену. Пригнись Яровед секундой позже — и этот поднос впечатался бы ему в физиономию.

— Они там веселились, прах бы их побрал! — бушевал Грандиоз. — Даю тебе последний шанс, мошенник! — сказал он, угрожающе помахивая вилкой для морепродуктов. — Провалишь дело снова — выдерну твою кудлатую бородёнку, а тебя пущу в расход.

Яровед слёзно умолял не гневаться, поручился, что во второй раз ошибки не допустит, и поторопился испариться, прежде чем вилка воткнётся ему в мягкое место.

Пелагея расклеилась не на шутку. Обе трубы на крыше пыхали дымом круглые сутки, блестящий самовар исходил паром, кухня насквозь пропиталась запахами отваров, а сушёных пучков на подоконниках заметно поубавилось.

— Тебя бы в больницу, — уговаривала Марта. — Доктора давно перешли на прогрессивные методы лечения. Тебе быстро полегчает.

— Не надо докторов, — сквозь нос отвечала Пелагея. Она куталась в шерстяную шаль, налегала на чаи и решительно отвергала всё, что хоть как-то связано с прогрессом.

Теора застала ее у белого печного бока за сортировкой трав.