На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 53

Скосив глаза в указанном направлении, Юлиана разглядела комок шерсти, притаившийся среди широких листьев. Комок засмущался, чихнул и принялся старательно рыть окоп, чтобы схорониться подальше от всевидящего ока.

— Пи-и-ирог! А ну, выходи! — потребовала Юлиана.

Пёс закряхтел и шумно завозился, раздумывая, не задать ли ему стрекача. Утром скажет, мол, привиделось тебе, хозяйка. Никакие Пироги средь ночи по лесам не шастали и окопов не рыли.

Хотя, если поразмыслить, все свободные тапки (то есть ботинки) исчерпались. А запустить в пса своими дорогущими туфлями Юлиана не отважится. К тому же, ни в чем таком он не провинился. Не на воровстве ведь погорел. Всего лишь на слежке.

Он выпрыгнул на скользкую тропку и без всякого умысла исполнил танец коровы на льду. Юлиана рассмеялась сквозь слезы.

— Пирог преданно шел за тобой сквозь мрак и трущобы, — сказал Киприан. — Цени.

— А я и ценю!

Она притянула вредного пса за ошейник, посадила на колени и всласть почесала за ушами. Пирог недовольно зарычал. Кошке, может, и приятно, а ему вот ни капельки. Заёрзав, он кое-как вырвался из неволи и оббежал Киприана вместе с деревом, после чего остановил свой сыщицкий выбор на чулках. Больно уж знакомый был у них запах.

— Те самые, полосатые, да? Которые Пелагея связала? — полюбопытствовал пёс.

— Они, — кивнула Юлиана и провела контрольный осмотр «пациента». Дыхание выровнялось, цвет лица мало-помалу пришел в норму. Чулки Пелагеи вновь сотворили чудо.

«Сколько раз еще придется его воскрешать?» — с тоской подумала Юлиана.

Впервые мрачный жнец настиг Киприана, когда он преспокойно рос на Звездной поляне и шелестел себе листвой под ясным небом. Роль жнеца в тот день досталась одному из назойливых воздыхателей Юлианы: он воспылал ревностью, вооружился электропилой — и оставил от Вековечного Клёна гладкий пень размером со среднюю театральную сцену. А заодно море опилок и не меньшее море слёз, которые Юлиана пролила, вздыхая по своему сердечному другу. Тут-то и подоспела на выручку Пелагея с чулками. Уж неведомо, откуда взялась в них сила целительная, да только едва коснулись они распиленных частей ствола, как части срослись. А Клён, не мудрствуя лукаво, обратился безымянным чудищем. Стоило разок на него взглянуть — и по коже начинали в три слоя ползти мурашки. Вместо глаз — мертвые глазницы, спина утыкана шипами, выгнута, как у исполинского ящера. Руки и ноги точно плети — ни мышц, ни костей. Даже отважного рыцаря кондрашка хватит. Должное нужно отдать Юлиане. Не наберись она храбрости чудище признать, не видать бы ей Киприана, как своих ушей. Ведь обрести человеческий облик Клён сумел лишь благодаря ей.

Живо припомнив события давней поры, Юлиана вздрогнула и поёжилась. А потом вдруг приблизилась к другу вплотную, едва не расшибив ему нос. Заглянула в янтарные очи и долго смотрела, опасаясь, как бы их свет не поглотили бездонные, слепые воронки.

— Ты чего? — удивился Киприан. Она отшатнулась.

— Да так, проверяю. Мало ли… Встать-то сможешь?

Он приподнялся на руках, склонил курчавую голову набок, разглядывая полоски на чулках, и пошевелил пальцами ног.

— Спина по-прежнему ноет, — наконец объявил он. — Как думаешь, кинжал не был смазан ядом?

Юлиана прикрыла лицо и сжала ладонями виски — убедиться, что от прилива ярости у нее не снесло крышу. Кто только осмелился пырнуть его кинжалом!

— Ух, попадитесь мне, убийцы проклятые! — проскрежетала зубами она.

— Уже попались, — с грустью вздохнул Киприан. — Жаль, я был не в форме. Иначе уговорил бы деревья не расправляться с ними столь жестоко.

— Неужели… — Юлиана побоялась озвучить свою догадку. Она не успела стать свидетельницей жуткой расправы. Тропинка вывела ее к дубу-великану, когда леденящие душу вопли прекратились.

— Их утащили в подземное царство, — подтвердил Киприан. — Охотники стреляли в призрачных арний. А ведь я предупреждал.

— Погоди. Что еще за призрачные арнии? Ты о них не рассказывал… Хотя нет, стоп. — Юлиана передумала и взяла быка за рога: — Что там с твоей раной? А ну, раздевайся! Вдруг заражение пошло?

— Дай до дома добраться! — взмолился тот. — Со скоростью звука передвигаться я не смогу. Но обычным шагом вполне. Где наш пёс-поводырь?

Пирог решил не встревать в их задушевный разговор и предаться безобидной шпионской забаве под названием «напади на след и узнай, куда он тебя приведет». Пока что нос учуял лишь пару белок, зайца и ежа — на редкость ушлых лесных обитателей. Они как будто нарочно старались запутать следы и сбить с толку матёрых сыщиков. Про себя Пирог наградил их кличками «Хвостатые», «Ушастый» и «Колючий». Он представил, как эта пронырливая банда будет смотреться на скамье подсудимых, ведь за каждым из них наверняка значится особо тяжкое преступление. Иначе с чего бы им наворачивать круги?

Очередная цепочка следов оборвалась у ноги Киприана. И Пирога тотчас взяли в оборот.

— Показывай дорогу, — сказала Юлиана. — Надо вернуться домой к утру.

— Что я вам, компас, что ли? — проворчал Пирог. — Сами справитесь. Добралась же ты сюда без посторонней помощи!

— Это потому что связь между нами. Энергетическая.

— А теперь что, связь отключили? — съехидничал пёс. — Ладно, идите за мной.

Киприан поднялся, держась за ствол, и глянул наверх. Где-то на горизонте уже проклюнулись первые ростки солнца.

— К утру никак не успеем, — проговорил он, опираясь на плечо Юлианы. Высоченный, два метра ростом. Юлиана с трудом устояла на ногах.

— Дома не отвертишься, — пригрозила она, после чего произнесла совсем уж страшное слово: — Продезинфицирую.

Время от времени заходясь кашлем, Рина лежала за печной занавеской и думала о том, как несказанно ей повезло. Спасли, покормили, спать в тепле уложили. Если б не Пересвет да не Пелагея с Киприаном, сидела бы она, скрючившись от лихорадки, в трюме с крысами. А потом ее заставили бы выйти замуж. Рину передернуло. Полоснула по сердцу хлёсткая огненная плеть. При одной только мысли о замужестве зарождалась в груди неуправляемая ярость.

«Подумаю лучше о чем-нибудь другом», — решила она и стала размышлять о Пересвете. Парень неплох, но со странностями. Взять хотя бы его кривляния перед самоваром. И смех, и грех. Хотя, может, у него просто такое необычное чувство юмора? А записки на салфетках, а бумажные самолетики? Рина вспомнила, как один пролетел мимо черного кота, и тот попытался сбить его лапой. Не то сдавленно рассмеялась, не то чихнула. Марта под боком испустила шумный вздох и заворочалась под ворсистым покрывалом. Судя по недавней стычке, ей Пересвет здорово досадил, причем не раз. Ну да, порой он бывает назойлив. Но ведь это по доброте душевной. Удивительно, как на каждый его недостаток находились у Рины оправдания!

Едва забрезжила заря, со двора стал доноситься гомон. Словно город, прорвавшись сквозь оборону леса, подступил к самому порогу. Кот прошествовал на кухню, лениво поточил когти о ножку стола и запрыгнул на подоконник. Рина решила не залёживаться. Наскоро облачившись в цветастый халат, прошаркала в тапках к окну.

— Ну и дела… — протянула она.

Марта слезла с печи и пристроилась рядом, разделяя пальцами спутавшиеся за ночь пряди.

— А я что говорила?

У дома, со стороны облетевших подсолнухов, столпилось несметное число горожан. Художники старательно зарисовывали вид с крыльца. Плечистые, рослые охотники-сопроводители (Рина узнала нескольких подчиненных Грандиоза) угрюмо возвышались над толпой, буравя взглядом входную дверь. Удерживая на весу блокноты, как заведенные, строчили журналисты. Среди них был и Пересвет. Время от времени его рука зависала в воздухе, и какая-то девица в синем платье с белым фартуком нетерпеливо пихала его в бок.

— Ах, да! — Рина ненароком озвучила свои мысли. — Он же говорил, что работает в «Южном ветре».