На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия - Страница 4

«Фи, ну и плакса!» — подумала Пелагея. Она уже успела несколько раз проститься с жизнью, дать мысленные наставления коту Обормоту и была несказанно удивлена, обнаружив себя в полном здравии. Испуг выветрился в два счета, и на его место пришло любопытство. Кто это, интересно, такой быстрый и ловкий, что пули на лету хватает?

Спаситель на нее даже не взглянул.

— Выкладывай, чью волю исполняешь, — сурово повелел он охотнику. — Тогда отпущу.

Но охотник неожиданно проявил несговорчивость. Он наконец-то повел себя как мужчина и прекратил рыдать. Вытянул шею, повернул голову на восемьдесят градусов и гордо умолк, давая понять, что ни слова из него не вытянешь.

Спаситель пожал плечами.

— И без тебя разберемся.

Он неслышно приблизился к пленнику, поднял с земли ружье и подул на приклад. Там золотыми завитушками было выведено уже знакомое всем имя «Грандиоз».

— Ну и дела! — воскликнула Пелагея. Она так близко подобралась к своему благодетелю, что смогла прочитать надпись. А еще наступить на его необъятную хламиду. Хламида, кстати, была пурпурного цвета. Такие в прошлом носили знатные вельможи.

Юноша в тревоге отшатнулся, но тотчас вновь напустил на себя невозмутимость.

— Грандиоз поёт на сцене, а в промежутках между выступлениями охотится на арний? Очередная прихоть богача, — сделала вывод Пелагея. — Поди разбери, что у него на уме.

— Может, он продает их перья за большие деньги? — предположил юноша.

— А что, вполне!

Тут Пелагея внимательно оглядела его с запылившихся сандалий до макушки, приметила венок из кленовых листьев и полюбовалась рыжей шевелюрой.

— Где-то же я тебя видела, — пробормотала она. — Только где, не припомню.

— Нелюдь он! Из потусторонних! — подал голос охотник. — От таких подальше держаться надо!

— Это от тебя надо подальше держаться, — фыркнула Пелагея. — Чуть не угробил!

Юноша между тем смотрел на нее и улыбался. За эту улыбку иная уже отдала бы душу или, по крайней мере, отвалила бы изрядный куш лишь затем, чтобы ей вот так улыбнулись. Но Пелагея ничего не смыслила в чарах обаяния, поэтому просто дружески похлопала его по плечу.

— Ты ведь Киприан, не так ли? Едва узнала. А почему ты вдруг явился в Вааратон? Да еще столь эффектно.

— Деревья сказали, у тебя неприятности.

— Ерунда какая! — снова фыркнула Пелагея. — Нет у меня неприятностей.

— А как же тот тип, которого я только что обезвредил?

— Пустяки! Я бы обратилась горлицей и упорхнула в небо.

— И там бы тебя подстрелили, — зловеще изрек Киприан. — Ты слишком беспечна. И еще, позволь напомнить, птичка, которую ты вытащила из капкана, вот-вот отправится в лучший мир.

Пелагея засуетилась. Она подбежала к арнии, которая истекала кровью, и прижала ее к груди.

— Что делать? Что же теперь делать? Если она умрёт, солнца станет еще меньше. Тучи сгустятся. Польют дожди!

— Впервые слышу, чтобы из-за птиц портилась погода, — признался Киприан.

— Но ведь она птица необыкновенная! Арния! — взволнованно произнесла Пелагея. — Лесничие называют арний проклятием и благословением Вааратона. Не знал? Так теперь знай! Ее нужно вылечить, во что бы то ни стало.

Киприан присел на корточки с ней рядом, мягко обхватил за плечи и заглянул в глаза.

— Послушай, если ты сейчас же не возьмешь себя в руки, я возьму тебя в свои. На Юлиану это успокоительное действует безотказно.

Пелагея поспешно вывернулась.

— Я спокойна. Спокойна. Надо всего лишь остановить кровь. Перевязать крыло…

Она уже собралась пожертвовать частью подола, но Киприан ее опередил. Он рывком оторвал от своей хламиды такой огромный лоскут, что смог бы забинтовать птицу целиком.

— Готово! — заявил он, покончив с перевязкой. — Но это еще не всё. Неужели ты до сих пор не ведаешь, на что способна?

— А на что я способна? — озадаченно поморгала Пелагея.

— Ты сама целительница. Разве не помнишь, как исцелила меня, когда я был человеком лишь наполовину? Ты заменила древесные соки человеческой кровью, всего-навсего обняв меня на прощанье! С тех пор я без проблем меняю обличья.

Пелагея недоверчиво взглянула на свои ладони, медленно опустила их арнии на крыло и втянула носом настоявшийся в соснах воздух. Перевязка птице больше была ни к чему.

Над лесом глухо пророкотал и заворочался гром.

— Далеко до твоего дома? — спросил Киприан.

— Ой, далеко! — вздохнула Пелагея. — В часе полета горлицы. Но сейчас в небо подниматься опасно.

Она задрала голову. Словно предупреждение, в тучах громыхнуло еще раз — гораздо ближе и яростней. Грозовой великан тащил куда-то тяжелые картонные коробки, на каждом шагу роняя их одну за другой.

Ослепительно-белой вспышкой сверкнула молния, и закрапал скромный дождик. Но скромничал он лишь поначалу. Когда становилось ясно, что никто и ничто нему не помешает, дождь входил во вкус и затапливал поля, дороги, а с ними заодно и городские кварталы.

При вспышке Пелагея вздрогнула. Киприан, ни слова не спросив, сгреб ее в охапку. А на слабые протесты лишь ответил, что это для ее же блага.

— В какой стороне дом? — уточнил он. Пелагея вытянула дрожащую руку:

— Там.

Пурпурные одежды надулись на ветру, как паруса. Закружив пыль с иголками серым вихрем, Киприан вместе с Пелагеей мгновенно пропал из виду.

Охотник всполошился. Вот-вот разразится страшная буря, а его обрекли здесь на верную гибель. Древесная ловушка внезапно сжалась крепче, выталкивая из лёгких оставшийся кислород.

— Эй! Эй, вы! — хрипло проорал охотник в перерывах между раскатами грома. — А как же я?! На помощь! На… на помощь! — почти прошептал он. Глаза выкатились из орбит. Рот судорожно глотал воздух. Над макушками деревьев роптала гроза.

Охотник увидел на земле две мутно поблескивающие пули — те самые, что были выпущены из ружья. «И поделом мне, — подумалось ему. — Скверному человеку скверная смерть».

Но смерть в последнюю минуту передумала. Когда жизнь почти покинула тело, прутья ловушки внезапно ослабили хватку и со скользким шелестом втянулись внутрь ствола.

— Не устаю удивляться, — сказала Пелагея, когда они очутились на крыльце. — Как ты сумел преодолеть такое огромное расстояние за… — Она по очереди загнула пальцы. — Неважно. Но в забеге на длинные дистанции ты обошел бы любого.

— Мне нельзя участвовать в забеге, — улыбнулся Киприан и заботливо опустил ее на землю. — Меня сразу же исключат.

Молния полыхнула от края до края. И тут же, без задержки, грянул оглушительный громовой залп. Теперь грозовому великану было не до коробок. Он со всей дури лупил по небесной тверди исполинским молотком.

Пелагея зажала уши.

— Давай скорее внутрь, — не слыша собственного голоса, взмолилась она.

Добротный бревенчатый дом встретил их радушным потрескиванием пламени в печи и запахами, от которых текли слюнки. Кто-то хозяйничал на кухне.

— Ты разве не одна живешь? — приподнял бровь Киприан.

— С котом. Как и всегда. Пока меня нет, он за главного. Интересно, чем он порадует нас сегодня?

За века, проведенные в образе дерева, Киприан, многое понял и принял как должное. Собаки лают и обожают хозяев, даже если те пропускают время кормёжки. Кошки охотятся на мышей и урчат, когда их гладят по спинке. Но чтобы кот по собственной воле, да еще и забесплатно, устроился работать поваром — нет, что-то здесь не сходится.

Раздвинув бисерную занавеску, Киприан прошел на кухню и не поверил глазам. Черный кот с черными, как бездна, глазищами, царски восседал на столе. А напротив, над огнем, булькало непонятное варево, и половник помешивал его без чьего-либо участия. На сковороде трещало масло и жарилась — страшно представить — мышь!

— Умница, Обормот! И для себя, и для нас обед сготовил! — похвалила Пелагея и на всякий случай пояснила: — У него это хобби.