Ловушка на зверя (СИ) - Каблукова Екатерина - Страница 20

В углу Белов заметил того франка, кто давеча сидел рядом с Настей. Мужчина сидел с остекленевшим взглядом и поглаживал обнаженную пышную грудь жеманно хихикающей девицы.

— Манька! — Григорий направился прямиком к ней, признав верную помощницу и секретаря хозяйки заведения.

— Григорий Петрович! — взвизгнула девица, — Фу, как можно! Я — Мари!

— Мари так Мари, — покорно согласился он. — Хозяйка твоя где?

— А где же ей еще быть, — девица снова хихикнула, ладошкой прикрывая щербатый рот. — В кабинете у себя сидит, точно сова в дупле.

— Хорошо, — игнорируя призывные крики узнавших его девок, Белов направился в нишу, откуда дверь вела прямиком в кабинет мадам.

Стоявший у ниши лакей решительно преградил путь, но узнав офицеров, смягчился.

— Вы по какому делу? — спросил он.

— По частному. Нам с мадам Амели приватно говорить надо, — белов многозначительно крутанул в руках серебряную монету.

— Ожидайте, — лакей тенью скользнул за едва заметную в полутьме алькова дверь, обитую шелком в тон стенам.

Со стороны могло показаться, что слуга просто растворился в стене, и Левшин невольно перекрестился. Преображенец покосился на друга, но ерничать не стал, прекрасно понимая, что в отличие от него самого Сашка не обладает звериным чутьем и слухом. Сам гвардеец почти различал голоса за стеной, но говорили очень тихо. Затем лакей так же беззвучно вышел.

— Вас готовы принять. Порядок знаете, — слуга покосился на сабли.

Оба офицера безропотно отстегнули оружие и отдали его лакею.

— Головой отвечаешь! — прошипел Левшин.

— Ладно тебе, Сашка, не коня отдаешь! — фыркнул Григорий, отдавая слуге обещанный серебряный рубль.

— Сабля то отцовская, в боях со шведами закаленная! — пробурчал тот, косясь на лакея, бережно складывавшего сабли на столик позади себя, и добавил. — Не дай бог что — убью!

— Меня что ль убьёшь? — усмехнулся Белов.

— И тебя тоже. Ты меня в этот блуд втянул.

— По-моему про бордель ты первый заговорил, — Григорий выжидающе посмотрел на лакея с отстраненным видом ожидающего, пока господа наговорятся.

— Пожалуйте, господа! — дверь вновь открылась, и друзья вошли в полутемный кабинет.

Стены были закрыты дубовыми панелями, точь-в-точь повторявшими панели в кабинете Петра Великого в Большом дворце. Только стол стоял не у окна, а посередине. За ним, на высоком стуле с резной спинкой восседала женщина.

Когда-то она была красива. Поговаривали, мадам Амели в юности была содержанкой самого Берона. Именно этот пруссак и даровал особняк на краю Питерсхоффа, а также первоначальный капитал, позволивший мадам развернуться на широкую ногу.

Сам Григорий и считал, что слухи о любвеобильности фаворита императрицы Анны и бывшего регента слишком преувеличены. Впрочем, гвардеец предпочитал держать свои мысли при себе. Обслуживая приближенных к государыне мужей, мадам Амели могла испортить жизнь любому болтуну.

Сейчас хозяйка борделя предпочитала принимать посетителей в полутемном кабинете, расставляя свечи на столе так, чтобы свет скрывал ставшей слегка дряблой кожу и появившиеся на шее и лице морщины.

— Присаживайтесь, господа, — из-за слишком перетянутой талии мадам Амели говорила с придыханием. — Чем обязана такой чести?

— Мы ищем женщину, — зная хозяйку достаточно хорошо, Григорий не стал ходить вокруг да около.

За ложь и лицемерие мадам могла рассердиться, а вот прямота была ей по душе.

— Женщину? — переспросила та. — Тогда вы по адресу. Блондинку? Брюнетку? Рыжую?

— Русую, — Белов выжидающе посмотрел на друга.

Сам он лицо подавальщицы не запомнил, всегда больше ориентируясь на запахи, а вот у Сашки была прекрасная память на лица. Левшин на секунду задумался и достаточно точно описал служанку в трактире. По мере его рассказа, хозяйка борделя хмурилась все больше. От Григория не укрылось ни то, как часто она задышала, ни как кусала губы, явно обдумывая столь странный интерес офицеров к девушке.

— Так как, мадам Амели? Найдется у вас такая? — спросил Григорий.

— Увы, — хозяйка развела руками, кружева, которыми были оторочены рукава платья, упали каскадом, открывая белые полные руки. — Она была… новенькая, пришла, умоляла… а потом сказала, что нашла другую работу…

— Когда это было? — Григорий чуть подался вперед, словно охотничий пес, почуявший след.

— Да вот недавно, недели не прошло, — мадам на всякий случай сверилась с лежавшим на столе гроссбухом. — Да, третьего дня взяла расчет. Впрочем, там и расчет то был… так, обслужила одного клиента…

Друзья вновь переглянулись.

— А кто был клиентом?

— Господа, — в голосе мадам послышались угрожающие нотки. — Я имен не называю!

— Мы это ценим, — кивнул Григорий, — Но дело исключительное.

— Вот как? — фыркнула мадам. — Вы еще скажите жизни и смерти!

— Александр Борисович жив, а вот девка ваша — нет. Прирезали ее.

— Что? — хозяйка борделя побледнела и закатила глаза. впрочем, сразу же взяла себя в руки.

Дрожащими пальцами дотянулась до небольшого пузырька, стоявшего на столе, с трудом открыла пробку и нюхнула, после чего вновь посмотрела на незваных гостей.

— Я могу знать подробности? — спокойно спросила она.

— Только в обмен на имя посетителя.

Амели усмехнулась.

— Я не знаю имени. Могу сказать лишь то, что прежде никогда не видела этого человека.

— Почему вы его пустили? — продолжил Белов. В дом к мадам Амели могли попасть лишь избранные.

— Он пришел в сопровождении офицеров Семеновского полка. Я сочла это хорошей рекомендацией.

— И что было потом? — спросил Белов.

— Почему я должна вам рассказывать? Какое отношение вы имеете к этому делу? — мадам потянулась к колокольчику, намереваясь вызвать слугу, но Григорий положил свою руку поверх ее, крепко сжал.

— Потому что, если я уйду ничего не узнав, к вам придет граф Шувалов. Думаете, он будет церемониться, отстегивать сабли, ждать за дверью? Нет, он потащит вас в крепость, на дыбу. Вы этого хотите? — преображенец взглядом буквально впился в лицо мадам Амели, та опустила глаза, признавая поражение. — Вот и славно. Поэтому, расскажите мне все, что происходило в тот вечер.

— Вам в ярчайших подробностях? — съязвила женщина, пытаясь скрыть свой страх.

Руки все еще подрагивали.

— Описание плотских утех можете опустить. А вот о чем говорили…

— Да ни о чем они не говорили, — мадам пожала полными плечами. — Он долго девку выбирал, потом в спальню ушел, вскоре к своим вернулся. А по лицу ничего не понять. И взгляд такой, холодный. Я потом выспрашивать начала, все ли клиенту понравилось, а девка мне в лоб и заявила, что уходит, лучше работу нашла. Я держать не стала.

— Она подавальщицей устроилась. В Красный кабачок, — верный своему слову Григорий не стал скрывать. — И дня не проработала, как убили ее.

— Это вы уже говорили, — нетерпеливо отмахнулась Амели. Жеманность как рукой сняло, взгляд стал цепким, а в голосе появились жесткие ноты. — Я хочу знать, как это дело затронет меня и мое заведение.

Григорий внимательно посмотрел на женщину и вдруг заметил, что ее пальцы подрагивают. Она боялась. Преображенец понял, что его смущало с тех самых пор, как он зашел в кабинет — запах страха.

Зверь внутри глухо рычал, нетерпеливо хлеща себя по бокам хвостом: страх означал добычу, и волк готов был кинуться вперед, сомкнуть челюсти на беззащитном горле, наполняя рот свежей кровью.

— Вам ничего не грозит, — Белов одернул зверя, тот обиженно заворчал, сетуя, что в очередной раз хозяин испортил охоту. — Если только визит графа Шувалова, который будет желать подтверждение моих слов.

— Ну Александра Ивановича я уж как-нибудь переживу! — усмехнулась мадам Амели. По ее виску скатилась капелька пота. Григорий чуял, что при упоминании Шувалова страх хозяйки борделя лишь усилился. — Если у вас ко мне все…

— А из семеновцев кто тогда был? — вдруг спросил Левшин.