Ловец Снов (СИ) - Вознесенская Дарья - Страница 25

— Неважным оказалось то, что мнилось значительным. Всё вот это — он обвел рукой лес, одеяло, нас, замызганных, как самые последние нищие, обнимающихся, как самые страстные влюбленные, — важно. А то… лишь надуманный призрак истинных вещей.

И тогда, больше не медля и не сомневаясь, я снова к нему прильнула.

Грязные, уставшие, пустые пока от пролитой до самого конца магии, мы двигались на лошадях по дороге, радуясь тому искреннему взаимопониманию, что достигли. Я даже позволила себе мечты девичьи; впрочем, молодой девицей я и являлась.

Дамир Всеславович насвистывал какие-то веселые мотивы и время от времени смотрел на меня так, что я заливалась краской от самой шеи.

Ох, ни опыта ведь у меня, ни знаний, как вести себя в таких ситуациях. Ни ведение, ни заковыристые сложности обоих Дворов и обоих полов, что нередко мне приходилось рассматривать да раздумывать, не могли помочь, когда дело касалось чувств собственных. Оставалось лишь слушать сердце, да смущенно улыбаться.

В какой-то момент маг замер, внимательно, чуть прищурившись, огляделся и осторожно произнес:

— А ведь я знаю, где мы, по итогу, оказались.

Я возмутилась даже:

— А раньше не знал?!

Дамир рассмеялся, весело и легко, будто и взаправду пошутила:

— Прости. Не хотел тебе признаваться в беспомощности и требовать у двуликих ответа. Ты ведь на меня как на героя смотрела…

— Да кто дал бы тебе что-то требовать, — пробормотала я, полностью игнорируя второе высказывание. А то загордится ведь, и на землю не опустишь потом — Ну и где мы? Сильно ли отдалились от цели нашей?

— Напротив, приблизились. Правда, с другой стороны. Тут вот сложность какая — вокруг места не то чтобы глухие, но довольно дикие, без деревень да дворов постоялых. Зато если свернуть вон за те холмы, да проехать немного…

— То что? — поторопила я его.

— Будет мой дом, — кажется, теперь Пресветлый Маг смутился — Поместье родителей, где я детство провел. И, ежели не изменилось ничего за последние дни, отец и мать сейчас там, а не в столице Пресветлой.

Я губу закусила. С одной стороны, хотелось отдохнуть хоть одну ночь в месте достойном, тихом. Восстановиться — а то куда с такими силами идти, не к Проклятому точно. С другой, готовности знакомиться с родителями Дамира у меня не было. А с третьей…

Ох, я и не думала, что бывает третья сторона.

Но именно эта сторона нашептывала мне сейчас, что серьезность то намерений именно так и проверяется.

При том, что в своих намерениях я как раз и не была уверена. Не потому, что любовь не чуяла — напротив, вся этой любовью переполнилась. Но дело важное и для мага опасное все еще ждало впереди. И кто выживет после этого — мне неведомо. Потому как мои видения, что озаряли меня периодически; мои кошмары, что мучили меня постоянно, они ведь не сбылись всё еще. И жуткое это ранение, от разбойников нанесенное, чуть жизнь Дамира не унесшее, и вовсе мною не было предсказано.

Я губы досадливо поджала — ну что за напасть то для любой девицы чувства эти! Ни рассудительности, ни здравых мыслей не оставляли — в голове лишь снегами вьюжили обрывки какие-то, что решений принять совсем не помогали.

Я посмотрела искоса на мага, терпеливо ожидавшего от меня ответа, и вдруг сказала:

— Поехали в твой отчий дом.

И для надежности сказанного кобылку пришпорила.

Только сперва обещание с него взяла, чтобы ни о положении моем, ни о семье ни слова не говорил. Не потому, что боялась чего-то предательского с их стороны. Но потому, что веды подсказывали — должны они были меня принять такую, как увидят. Ни темную, ни светлую; ни богатую, ни бедную.

Поместье и вправду находилось в местах глухих, необжитых. Ну как, необжитых — дома то крестьянские то тут, то там попадались. Поля были ухожены, да урожаи колосились, приятные глазу. Но поселений не было. Поля да травы. В какое то мгновенье мне малодушно захотелось в этой траве полевой спрятаться, там отдохнуть; да поесть какие попадутся ягоды и коренья. Но я в себе это пересилила.

— Руслана, ежели вдруг что не по нраву будет тебе, не терпи, — вдруг огорошил меня маг самой возможностью будущих расстройств — И мать, и отец мною недовольны. И тобою, возможно, недовольны будут. Но я тебя в обиду не дам, так и знай! И пусть почитаю их немерено, но близости не ищу; да и они давно уже в дела мои не вникают. И твои чаяния и радости для меня важнее.

От слов таких аж дух захватило.

Наконец, мы добрались до богатого дома, окруженного многочисленными постройками да кованой оградой. Были здесь и конюшни, и оранжереи, и теплицы разные. И кузницы, мастерские, ткацкие. Много чего было, так и не уловишь. Я впервые подумала, что непросто вести такое хозяйство. Замок моего деда был посреди многолюдных путей да земель; ничем не прикрывался и никого не привечал — дед жил там отшельником и всем огромным домом заведовал один лишь управляющий.

А тут, получается, целый городок.

Я вздохнула, когда мы спешились, и постаралась хоть камзол одернуть. Не так мне бы хотелось предстать перед родными Дамира, но что поделаешь.

Оглядела нас, похожих на пугала, и хихкнула. С такими точно поделать ничего невозможно.

— Ох, как блистала Орина на балу на этом… И ухажеров тьма-тьмущая за ней бегает, а она всё мило улыбается, никого не подпускает близко — верна мечте своей, с детства взлелеяной…

Сладкоречивый голос Катерины Демидовны, что патока, затекал мне в уши и вызывал сильнейшую головную боль. А женщина продолжала говорить, на меня поглядывая с усмешкою ехидной. Уж и знала я, что мне не слишком рады будут, родители Дамира то, но такой неприязни и предположить не могла. И все при том, что представлена была как сотрудница; и мужчина держался со мной степенно, как с человеком посторонним, как я и просила.

Что бы было, если бы догадались они о нашей близости?

Я вздохнула. А была ли близость то? Пусть любовь, пусть осознание, что нужны друг другу, как никто. Но ведь и сами то не понимали, как дальше поступить. И кроме невнятного объяснения о моем появлении и предъявить то нечего было. Потому и язвила Катерина Демидовна, да отмалчивался Всеслав Ратимирович. Люди уважаемые, степенные, гордые в своей красоте, благородстве и довольстве. Вон и дом у них зажиточный, ухоженный и добрый; и сына своего любят, пусть и любовью чуть отстраненной, обязательной, но любят же.

Ну а я кто ему?

Невестой же не назовешь. Да и в их головах невеста другая совсем, пусть и заявил он обратное весьма определенно.

Маг, сидевший рядом, в очередной раз вздохнул, видимо, уже жалея о том, что навестили мы родных то и молвил напряженно:

— Мама, я бы попросил не распространяться…

— Ох ну конечно, куда же мы о личном при людях посторонних то! — воскликнула женщина, будто прозревая и окатила меня еще одной волной прицельного холода.

Дамир зубами заскрипел, а я глаза потупила. Пусть хотелось мне высказать всё, что я думаю о таком гостеприимстве, вот только с детства меня воспитывали, что с другими людьми, особенно старшими, особенно хозяевами, не пререкаются. Да и перед родными мага я робела немного, как любая девица. И одобрения мне хотелось, конечно, безусловного.

Но здесь, похоже, без условностей не обойтись.

Я хмыкнула, себя оглядела — в одежде старой, переданной мне хозяйкой взамен моей испорченной, с простой косой, выглядела я совсем неказисто. Интересно, сменилось бы отношение их, приедь я в карете посольской или даже просто от Правителя Светлого? В роскошном платье да с громким именем? Да с уверенностью в будущем?

Вспышку гнева на очередное высказывание матери я от Дамира больше почуяла, чем увидела. Да и высказывание то, задумавшись, не разобрала. А маг уже привстал, очи, яростно сверкающие, на близких направил. Негоже это — какими бы родители ни были, воевать с ними негоже. Я повторно вздохнула, притворно зевнула и сказала чуть более сонным, чем надобно, голосом: