Кожное лекарство (ЛП) - Каррэн Тим - Страница 49

Но это даже не замедлило убийц.

Они чувствовали себя королями; они стреляли и бросали пылающие факелы в тюки сена и груды бревен, и очень часто — прямо в окна магазинов и домов. И посреди всего этого они продолжали скакать, убивать и подстреливать лошадей, крупный рогатый скот и овец в качестве развлечения.

Через двадцать минут после их прибытия Искупление пылало, как преисподняя. Пламя охватило амбары и конюшни. Лизало стены домов. Вырывалось из развороченных окон.

Город превратился в ад из огня, дыма и криков. Несколько мужчин пытались потушить пожар, заливая его водой, даже когда линчеватели стреляли в них.

В шуме, суматохе и криках одинокая фигура, сжимающая Книгу Мормона, спотыкаясь, вышла на улицу, уже истекая кровью от шальной пули, задевшей его висок. Он представлял собой дикое зрелище, когда шел пешком, выкрикивая молитвы и проклятия, а по его лицу стекали кровавые дорожки.

— …и придет Антихрист, повелевая своими легионами… и вы узнаете его по имени его! Люди будут вести войну — ужасную и безбожную войну — против других людей, человек будет убивать братьев своих в экстазе зла! Зло! И… и… нечистый издаст законы нечистые, чтобы поработить праведника, но будет блудник поражен рукою Всевышнего…

Дальше он не продвинулся, потому что веревка из конского волоса опустилась на него, крепко прижимая руки к телу. Сама верёвка была привязана к седлу коня одного из линчевателей.

И наконец — наконец! — всадники выехали из созданного ими чистилища.

Они поехали прочь, волоча за собой проповедника.

* * *

Они протащили его около километра.

По камням, булыжникам и пням, через сухие овраги и по крутым склонам холмов.

Когда линчеватели, наконец, остановились на вершине невысокого холма с плоской вершиной, окаймленного кустами чамисы, проповедник был едва жив. Если уж на то пошло, он был больше похож на потрепанное пугало. Его тряпье и соломенная набивка торчали наружу, а из рук и ног торчали палки… только это были не тряпки и не солома, да и наружу высовывались не палки. Плоть с лица и тыльной стороны ладоней была содрана. Большинство трубчатых костей переломаны. Челюсть вывихнута, но он всё ещё пытался заговорить, издавая кровавый булькающий звук.

Один из линчевателей снял капюшон. Это был Калеб Каллистер. Прищурившись в темноте, он смотрел на мерцающий вдали костёр. Искупление.

— Если твои люди умны, проповедник, — сказал он, зажав в зубах тонкую сигару, — на этот раз они прислушаются к нашему предупреждению. Потому что в следующий раз, в следующий раз…

— Когда мы приедем следующий раз, мы не оставим никого в живых, — закончил за него другой линчеватель.

Остальные засмеялись.

Проповедник, хоть и сломанный и ободранный, пытался уползти, натягивая верёвку, как глупый пес, проверяющий, насколько далеко он может отбежать на цепи. Линчеватели наблюдали за ним, ожидая, что он вот-вот свернется калачиком и испустит дух… но этого не происходило.

Он закашлялся кровью; руки его были по-прежнему прижаты к бокам, но он тянулся дальше. Он полз вперёд, как какой-нибудь червяк. Наверно, его так манила свобода… Веревка натянулась.

— Лучше прими то положение, в котором ты оказался, проповедник, — сказал ему один из линчевателей. — Это ведь не дождь — так просто не закончится.

— Как бы тебе этого не хотелось, — добавил второй.

Они сидели верхом, курили, передавали друг другу бутылку виски и смотрели, как вдали, словно факел, горит Искупление. Постепенно, медленно, общее пламя превратилось в отдельные костры, но и те, в конце концов, потухли.

Потом они потянули соломинку, чтобы выяснить, кому достанется проповедник.

Счастливчиком оказался Люк Уиндоус. Он решил ещё немного потаскать проповедника за собой. Но через двадцать минут он устал от этого, а проповедник всё никак не умирал, поэтому Люку пришлось опустошить барабан своего кольта.

А затем он присоединился к всеобщему празднованию.

— 7-

После довольно утомительного дня, проведенного в обходе всевозможных борделей Горизонтального Холма, Тайлер Кейб вернулся на постоялый двор «Святой Джеймс». В животе у него было пусто, а в висках стучало, как барабаны в джунглях, от выпитого им бесплатного спиртного.

Он вошел в столовую, где уже сидел Джексон Диркер вместе с женой и пятью или шестью другими гостями. Ужин состоял из жареной курицы с картофелем и яблочного пирога на десерт. В воздухе висел восхитительный запах, и уважение Кейба к Дженис Диркер поднялось ещё выше.

Джексон Диркер определённо был счастливчиком.

Кейб и Диркер перебросились несколькими фразами, но в основном оба предпочитали молча слушать. Одним из жильцов был парень по имени Стюарт — ответственный за медицинское снабжение из Уичито.

Он довольно долго рассказывал — и с неприятными клиническими подробностями — о своих продуктах, которые варьировали от пилюль при гепатите до бандажей, от спиртовых настоек до клизм. А последнее особенно не способствовало хорошему пищеварению и аппетиту при поедании яблочного пирога.

После того, как все отужинали, и гости разошлись по комнатам, в столовой остались лишь Диркер с Кейбом и Дженис, порхающая между столами и убирающая посуду.

— Мистер Кейб говорил мне, что вы знакомы, — обратилась она к мужу.

Он едва оторвал взгляд от газеты.

— В некотором смысле.

«Всё тот же старый добрый Диркер, — подумал Кейб. — Холоден, как лёд. И двадцать мужиков с лопатами не смогут вырыть на поверхность его чувства».

Может быть, если бы Диркер просто сказал: «Да, да, мы знаем друг друга. Мы сражались друг против друга… но это было много лет назад»… Если бы он сказал что-то подобное, Кейб был бы доволен и оставил всё в прошлом. Но теперь он чувствовал, что не сможет смолчать.

— Да, — сказал он, — когда-то мы с вашим мужем были братьями по оружию. Мы сражались на противоположных сторонах, но духовно мы были единым целым. Разве не так, Джек?

Газета опустилась на пять сантиметров. Кристально-голубые глаза нашли Кейба и пристально на него глянули. А затем газета снова поднялась вверх.

— Я бы это так не назвал, — только и сказал он.

— Чепуха. Может быть, твои воспоминания обо мне туманны, Джек, и это правильно… но мои-то о тебе? Черт, они остры, как кнут. Как вспомню тебя в Пи-Ридж! Какая яркая, поразительная личность!

— Хватит, Кейб.

Кейб улыбнулся, проводя пальцами по паутине шрамов, пересекавших его переносицу и врезавшихся в щеки.

— Ваш муж очень скромен, мадам. Я бы сказал, что Джексон Диркер был офицером и джентльменом. Справедливым и отзывчивым во всех вопросах.

Диркер прожигал в нём взглядом дыры.

Кейб не отводил взгляд.

Дженис, почувствовав, что здесь что-то неладно, только откашлялась и принялась царапать воображаемую ворсинку на своем вельветовом платье.

— Простите мне мою грубость, мистер Кейб, но… вы получили эти шрамы на войне?

Кейб лишь улыбнулся в ответ на её так называемую грубость. Его пальцы привычно прошлись по следам от порезов и ожогам.

— Да, я получил их во время войны. И ношу их с честью. Боевые раны. Помнишь, когда я их получил, Джек?

Диркер отложил газету.

— Помню. А теперь расскажи мне, Кейб, понравились ли тебе наши бордели. Слышал, ты сегодня там полдня провёл. Пришёлся по вкусу местный квартал красных фонарей?

Всё, что вертелось у Кейба на языке, испарилось в долю секунды.

«Диркер. Всё тот же хитрый сукин сын…»

— Я… Хм…

Дженис слабо улыбнулась.

— Наш мистер Кейб, безусловно, видный мужчина.

— Это точно, — протянул Диркер, наслаждаясь происходящим.

Кейб сглотнул.

— Это был чисто деловой разговор, мадам. Человек, которого я пытаюсь отыскать, охотится на проституток, так что мне остается только подружиться с ними. Знать лично их и места, где они работают.