Кыся в Америке - Кунин Владимир Викторович - Страница 5

Это я не в упрек, а ради четкого разграничения национальных особенностей. Не более того.

Наши российские Кошки к половому акту относятся взволнованно и трепетно – как к восхождению на Голгофу. Как к некоему акту самопожертвования.

А в глазах трахающего их Кота они больше всего на свете боятся потерять уважение, которого они, по их мнению, несомненно заслуживают. Вопрос «А ты меня потом уважать будешь?» я в своей жизни слышал чуть ли не от каждой русской Кошки.

Шура был убежден, что такое преувеличенное отношение к собственной Личности возникло в Кошках под влиянием очень давнего и достаточно сомнительного утверждения, что «Отныне любая кухарка сможет управлять государством!..».

Естественно, я не имею в виду разных Кошек-потаскух, которых у нас развелось за последнее время немерено!

Не похожи английские Кошки и на немецких – сытых, равнодушных, туповатых исполнительниц природного Кошачьего долга, относящихся к трахательному процессу как к обременительной обязанности вроде уплаты налогов.

Платить – не хочется, а не платить – опасно. Какое уж тут удовольствие?..

Боюсь судить обо всех французских Кошках по той аристократической поблядушке в бантиках, которую я поимел в кустах на бензозаправочной станции при германском автобане А-7 Гамбург – Мюнхен. Ибо если все французские Кошки хотя бы слегка похожи на эту избалованную и распущенную тварь, то мне остается только пожалеть Францию – страну мечты Моего Шуры Плоткина.

Длинношерстную Персиянку – личную Кошку губернатора острова Борнео, которая, честно признаться, трахнула меня сама в петербургском Кошачье-Собачьем отеле господина Пилипенко, я просто не помню. Помню только, что от усталости и какой-то докторской успокоительной таблетки я был крайне половонекачественен и дико хотел спать! Так что тут степени сравнения у меня – никакой.

Английские же Кошки…

Я опять-таки должен заметить, что говорю лишь об абердинских, провинциальных, портовых Кошках и вовсе не переношу свои оценки на все Кошачье сословие Соединенного Королевства Великобритании. Так вот, абердинские портовые Кошки были деловиты, решительны и очень точно знали, чего они хотят. А хотели они, как мне показалось, только меня! Еще когда я спускался по трапу…

Стоп! Я чуточку переувлекся сравнительным анализом национальных Кошачьих особенностей и повел себя явно несправедливо в отношении «Академика Абрама Ф. Иоффе» и его Мастера. Не сказать о них хотя бы несколько слов, в ситуации подхода к берегу Англии, было бы непростительным хамством.

За два часа до прихода в Абердин я был негласно для всех и торжественно для нас двоих – меня и Мастера – прощен за ВОЛЬНОДУМСТВО, так неожиданно нарушившее строжайшие правила морского судоходства, и получил разрешение присутствовать на капитанском мостике во время подхода к берегу Англии.

Вот когда я увидел нашего Мастера во всем профессиональном блеске! Как он подводил судно к причалу, как швартовал своего «Академика Абрама…», на каком прекрасном английском языке разговаривал с берегом, и как никто пикнуть не смел на мостике, когда Мастер негромким голосом отдавал приказания своим, а в ответ только и слышалось: «Есть!», «Есть!», «Есть!..» И тут уже никаких хиханек и хаханек, никакой посторонней болтовни…

Я-то чувствовал, каких нервных затрат, какого внутреннего напряжения стоит Мастеру этот негромкий голос, это абсолютное внешнее спокойствие и демонстрация беспредельной уверенности в точности своих решений, приказов и действий!

Но он был НАСТОЯЩИМ КОТОМ! Внутренний напряг Мастера автоматически передался мне и выразился в том, что меня вдруг одолела нервная зевота и, как обычно, стал мелко подрагивать кончик хвоста.

Мастер заметил это и сказал мне МЫСЛЕННО, по-шелдрейсовски:

– Не дергайся, Мартын. Возьми себя в лапы. Все будет о’кей!

Все и было – «о’кей». Через полчаса наш «Академик Абрам Ф. Иоффе» стоял у причала абердинского порта. Огромные подъемные краны перегружали контейнеры с судна на твердую английскую землю. Две трети команды под водительством Дракона-Боцмана и второго помощника занимались разгрузкой, а Мастер в теплой меховой куртке с капюшоном стоял на палубе, покуривал свой «Данхилл» и по-английски болтал со знакомым представителем порта.

Я же в это время уже спускался по трапу, собираясь без промедления окунуться в пучину плотских наслаждений. Еще при швартовке я увидел на причале штук двадцать Котов и Кошек, смотревших на меня снизу вверх. Причем Коты смотрели хмуро, заранее ощущая во мне соперника, а Кошки – с откровенным призывным вожделением.

Когда я уже миновал половину трапа, Мастер по-английски извинился перед представителем абердинского порта и крикнул мне по-русски:

– Не дрейфь, Мартын! В главном компьютере излучения не больше, чем в обычном телевизоре… Не посрами чести русского флота!

Затем вытащил из кармана «уоки-токи» и сказал куда-то внутрь судна:

– Третьего помощника ко мне!

Я еще не успел ступить на твердую английскую землю, как тот молоденький Штурманец, он же Третий помощник, у которого были какие-то заморочки с женой и «Микровелле», появился рядом с Мастером. Мастер показал ему на меня и назидательно сказал:

– Смотри в оба. Это чтобы ты потом не клеветал на микроволновые печи.

К сожалению, мне пришлось начать с того, что я был вынужден намахать по харе одному особо настырному Коту-англичанину, и пугнуть еще парочку рисковых ребят-Котов, которым на секунду показалось, что они могут воспрепятствовать моему неукротимому желанию, как говорил Шура, «слиться в едином экстазе» с двумя-тремя англичаночками. И начать вон с той рыженькой… Последнее время меня очень тянет на рыжих Кошек!

Одним словом – «Моряк сошел на берег…».

Я знаю (об этом мне еще Шура Плоткин не раз говорил), что существует целая армия Читателей, которая с наслаждением грязно матерится, предается разнузданному разврату, пьянству, наркомании, однако как только встречает описание куда более скромных действий в литературе, так они моментально становятся святее папы римского (убей бог, кто это – понятия не имею!) и обрушивают на головы Авторов и Издательств тучи гневных писем с требованиями истребить эти книги, Авторов сжечь и развеять их прах по ветру, дабы остальным было неповадно…

Итак, во избежание возможных эксцессов ограничимся сухим и беспристрастным отчетом. Так, как это можно было бы записать в вахтенном журнале того же «Академика Абрама Ф. Иоффе»:

1. За время десятичасовой стоянки в английском порту Абердин выгружен 21 (двадцать один) 40-футовый контейнер и принято на борт судна 7 (семь) 40-футовых контейнеров для порта Сент-Джонс (Канада).

2. За это же время Кот Мартын, приписанный к судну «Академик Абрам Ф. Иоффе», произвел 1 (одну) крупную драку и 2 (две) мелких драки с 5 (пятью) Котами английского порта Абердин.

3. За время стоянки в порту КОТОМ МАРТЫНОМ употреблены в половом отношении 6 (шесть) Кошек – подданных Великобритании. 2 (две) Кошки по 3 (три) раза, 1 (одна) Кошка – 2 (два) раза и 3 (три) Кошки по 1 (одному) разу.

4. К отходу судна из английского порта Абердин для дальнейшего следования Кот Мартын был собственноручно перенесен Капитаном судна «Академик Абрам Ф. Иоффе» на борт вышеназванного судна и для восстановления утраченных сил был передан на судовой камбуз под наблюдение Буфетчицы и Повара.

Надеюсь, что такая форма записи устроит кого угодно…

За то время, которое я проторчал на капитанском мостике – с Мастером или без Мастера с его Помощниками-штурманами, – я так часто заглядывал в мореходные карты, так часто слышал, что у нас осталось позади, где мы идем в настоящий момент и какие «цоресы» (Шурина поговорочка!..) нас ждут впереди, что уже к выходу из Абердина я мог бы самостоятельно, не очень подробно, но и без особой путаницы, объяснить все происходящее в эту секунду с нашим дорогим «Академиком Абрамом…».