Человек-невидимка. Чудесное посещение - Уэллс Герберт Джордж - Страница 1

Незнакомец появился в начале февраля; в тот морозный зимний день бушевали ветер и вьюга – последняя вьюга в этом году, однако он пришел с железнодорожной станции Брэмблхерст пешком; в руке, обтянутой толстой перчаткой, он держал небольшой черный саквояж. Он был закутан с головы до пят, широкие поля фетровой шляпы скрывали все лицо, виднелся только блестящий копчик носа; плечи и грудь были в снегу так же, как и саквояж. Он вошел в трактир «Кучер и кони», еле передвигая ноги от холода и усталости, и бросил саквояж на пол.

– Огня! – крикнул он. – Во имя человеколюбия! Комнату и огня! – Стряхнув с себя снег, он последовал за миссис Холл в приемную, чтобы уговориться об условиях. Разговор был короткий. Бросив ей два соверена, незнакомец поселился в трактире.

Миссис Холл затопила камин и покинула своего гостя, чтобы собственноручно приготовить ему обед. Заполучить в Айпинге зимой постояльца, да еще такого, который не торгуется, это была неслыханная удача, и миссис Холл решила показать себя достойной счастливого случая, выпавшего ей на долю.

Когда ветчина поджарилась, а Милли, вечно сонная служанка, выслушала несколько уничтожающе язвительных замечаний (что, видимо, должно было подстегнуть ее энергию), миссис Холл понесла в комнату приезжего скатерть, посуду и стаканы и стала с особым шиком сервировать стол. Огонь весело трещал в камине, но приезжий – к величайшему ее удивлению – до сих пор не снял шляпы и пальто; он стоял спиной к ней, глядя в окно на падающий снег. Руки его, все еще в перчатках, были заложены за спину, и он, казалось, о чем-то глубоко задумался. Хозяйка заметила, что снег у него на плечах растаял и вода капает на ковер.

– Позвольте, сударь, ваше пальто и шляпу, – обратилась она к нему, – я отнесу их на кухню и повешу, их надо как следует просушить.

– Не надо, – ответил он, не оборачиваясь.

Она решила, что ослышалась, и уже готова была повторить свою просьбу.

Незнакомец повернул голову и посмотрел на нее через плечо.

– Я предпочитаю не снимать их, – заявил он.

Тут хозяйка заметила, что он носит большие синие очки-консервы и что у него густые бакенбарды, скрывающие лицо.

– Хорошо, сударь, – сказала она. – Как вам угодно. Комната сейчас нагреется.

Незнакомец ничего не ответил и снова повернулся к ней спиной. Видя, что разговор не клеится, миссис Холл торопливо накрыла на стол и вышла из комнаты. Когда она вернулась, он все так же стоял у окна, подобно каменному изваянию, слегка сутулясь, с поднятым воротником и загнутыми вниз мокрыми полями шляпы, скрывавшими лицо и уши. Поставив на стол яичницу с ветчиной, она почти крикнула:

– Завтрак подан, сударь!

– Благодарю вас, – ответил он тотчас же, но не сдвинулся с места, пока она не закрыла за собой дверь. Тогда он круто повернулся и быстро подошел к столу.

Войдя на кухню, хозяйка услышала мерно повторяющийся звук. «Чирк, чирк, чирк», – чиркала ложка о тарелку.

– Ах, уж эта девчонка! – сказала миссис Холл. – А я и забыла! Вот канительщица! – Взявшись сама растирать горчицу, она отпустила несколько колкостей по поводу необычайной медлительности Милли. Сама она успела поджарить яичницу с ветчиной, накрыть на стол, сделать все, что нужно, а Милли – хороша помощница! – оставила гостя без горчицы. А он только что приехал и хочет, видимо, здесь пожить. Поворчав, миссис Холл наполнила горчичницу и, поставив ее, не без некоторой торжественности, на черный с золотом чайный поднос, понесла в приемную.

Она постучала и тут же вошла. При входе ее незнакомец сделал быстрое движение, и она едва успела увидеть что-то белое, мелькнувшее под столом. Он, очевидно, что-то подбирал с полу. Она поставила горчичницу на стол и при этом заметила, что пальто и шляпа гостя висят на стуле перед камином, а на стальной решетке стоит пара мокрых башмаков. Решетка, конечно, заржавеет. Миссис Холл решительно приблизилась к камину и заявила тоном, не допускающим противоречия:

– Теперь, я думаю, можно взять ваши вещи и просушить.

– Оставьте шляпу, – сказал приезжий сдавленным голосом. Обернувшись, она увидела, что он сидит выпрямившись и смотрит на нее.

С минуту она стояла, вытаращив глаза, потеряв от удивления дар речи.

Нижнюю часть лица он прикрывал чем-то белым – салфеткой, которую он привез с собой, – так что ни его рта, ни подбородка не было видно. Поэтому-то голос прозвучал так глухо. Но не это поразило миссис Холл. Лоб незнакомца, начиная от края синих очков, был обвязан белым бинтом, а другой бинт закрывал его уши, так что неприкрытым оставался только розовый острый нос. Нос был такой же розовый и блестящий, как в ту минуту, когда незнакомец появился впервые. Одет он был в коричневую бархатную куртку; высокий черный воротник, подшитый полотном, был поднят. Густые черные волосы, выбиваясь в беспорядке из-под пересекающихся бинтов, торчали пучками и придавали незнакомцу чрезвычайно странный вид. Эта закутанная и забинтованная голова так изумила миссис Холл, что от неожиданности хозяйка на минуту оцепенела.

Он не отнял салфетки от лица и, по-прежнему придерживая ее рукой в коричневой перчатке, смотрел на хозяйку сквозь непроницаемые синие стекла.

– Оставьте шляпу, – снова невнятно сказал он сквозь салфетку.

Миссис Холл, оправившись от испуга, положила шляпу обратно на стул перед камином.

– Я не знала, сударь… – начала она, – что… – и смущенно замолчала.

– Благодарю вас, – сказал он сухо, переводя взгляд от нее к двери и обратно.

– Я сейчас все высушу, – сказала она и вышла, унося с собой одежду. В дверях она снова посмотрела на его белую забинтованную голову и синие очки; он все еще прикрывал рот салфеткой. Закрывая за собой дверь, она вся дрожала, и лицо ее красноречиво свидетельствовало о совершенном смятении. – В жизни своей… – прошептала она. – Ну и ну! – Она тихо вернулась на кухню и даже не спросила Милли, с чем та сейчас возится.

Незнакомец между тем внимательно прислушивался к удаляющимся шагам хозяйки. Прежде чем отложить салфетку и вновь приняться за еду, он испытующе посмотрел на окно. Проглотив кусок, он опять, уже с подозрением, посмотрел на окно, потом встал и, держа салфетку в руке, подошел и спустил штору до белой занавески, прикрывавшей нижнюю часть окна. Комната погрузилась в полумрак. Несколько успокоенный, он вернулся к столу и продолжал свой завтрак.

– Бедняга, он расшибся, или ему сделали операцию, или еще что-нибудь, – сказала миссис Холл. – Весь перевязанный, даже смотреть страшно!

Она подбросила угля в печку, поставила козлы для сушки платья и разложила на них пальто приезжего.

– А очки! Да что говорить, водолаз какой-то, а не человек. – Она повесила на козлы его шарф. – А лицо закрывает тряпкой! И говорит сквозь нее!.. Может быть, у него рот тоже болит!

Тут она обернулась, вдруг вспомнив о чем-то.

– Боже милостивый! – воскликнула она. – Милли! Неужели блинчики еще не готовы?

Когда миссис Холл вошла в приемную, чтобы убрать со стола, она нашла новое подтверждение своей догадке, что рот незнакомца изуродован или искалечен несчастным случаем: незнакомец собирался курить трубку, и за все время, пока она находилась в комнате, ни разу не отодвинул шелковый платок, которым была обвязана нижняя часть его лица, и не взял мундштук в рот. А ведь он не забыл про свою трубку, миссис Холл заметила, что он поглядывает на тлеющий понапрасну табак. Он сидел в углу, спиной к опущенной шторе; подкрепившись и согревшись, он, очевидно, чувствовал себя лучше и говорил уже не так отрывисто и раздраженно. В красноватом отблеске огня его огромные очки как будто ожили.

– У меня остался кое-какой багаж на станции Брэмблхерст, – сказал он. – Нельзя ли послать за ним? – Выслушав ответ, он вежливо наклонил свою забинтованную голову. – Только завтра! – сказал он. – Неужели нельзя раньше? – И очень огорчился, когда она ответила, что нельзя. – Никак нельзя? – переспросил он. – Быть может, все-таки найдется кто-нибудь, кто бы съездил с повозкой на станцию?