Обреченная на удачу (СИ) - Круть Саша - Страница 4

«Что случилось?»- спросил он. Слова непостижимым образом мягко и мелодично возникли из почти закрытого рта. Какой контраст. Жесткий. Секси. И такие мелодичные и мягкие звуки. «Мне надо вот таких две батарейки, в фонарик», — сказала я, протягивая руку с зажатой в пальцах

батарейкой. При этом я сильно удивилась, что у меня получилось это сказать, я ожидала, что вместо слов смогу выдавить лишь шипенье, так я была напряжена. «Жди», — опять мягко выскользнуло из его губ короткое слово. Он повернулся, исчезая за дверью. И я услышала, как повернулся замок, эту дверь запирающий. Обалдеть! Он не пустил меня в квартиру. Он запер дверь! Просто взял и захлопнул дверь прямо перед моим носом, даже не позволив заглянуть внутрь. Я продолжала рассеянно стоять у двери, не понимая, что происходит. Просто стояла и ждала. Да, надо было повернуться и уйти, да надо было показать, что так не принято обращаться с красивыми девушками. Но я просто стояла, перебирая в мыслях два слова. Жесткий. Секси, Секси. Жесткий. Щелкнул замок, дверь распахнулась. Я взглянула на мужчину. Ничего не изменилось в нем. Он так и остался, каким был. Жесткий, Секси. «Возьми, Ольга», — он, непостижимым образом не коснувшись меня, переложил две батарейки в мою ладонь, тут же шагнув в глубь коридора и закрывая дверь. Мгновение, щелчок замка. И я, как дура, стоящая у порога незнакомой квартиры с тремя батарейками в руке. Одна моя, две его. Две его, одна моя. Секси. Жесткий. Машинально повернувшись, я отошла от запертой двери. Обернулась. Да, мне не показалось, так и есть. В двери не было глазка, что оказалось неожиданным. И я поняла, что за дверью скрывается ТАЙНА. Настоящая, большая, тревожная ТАЙНА. Я была журналисткой, и я доверяла своим ощущениям. ТАЙНА, вот кем был тот мужчина. Секси. Жесткий. Тайна.

Вернувшись домой, я бережно положила батарейки в тумбочку. Села на кровать. Что это было? Не знаю. Но день был скомкан, испорчен, перечеркнут тремя короткими словами. Жесткий. Секси. ТАЙНА. Промаявшись до наступления темноты, я просто легла спать, не сделав больше ничего полезного, даже не поужинав. Забралась в кровать, тут же провалившись в сон. Мне что-то снилось, но, как обычно бывает, ничего из сна не запомнилось.

Утро началось со звонка подруги. Света, как всегда, нуждалась в моем обществе. Ее позвали на день рождения, но она боится, что ей там будет скучно, поэтому я переменно должна составить ей компанию. Надо быть веселой, нарядной, красивой и готовой выехать в загородный дом в шесть вечера. Я на все согласилась, поддакивая в нужных местах, слушая почти беспрерывный поток слов своей подруги, потому что всегда была за новые знакомства и веселые вечеринки. Да и подругу бросать не хотелось, вдруг ей и вправду будет там скучно? Светка еще раз напомнила, что она заедет в шесть часов вечера и отключилась. Я недолго полежала, собираясь с мыслями. Мыслей было немного. Незнакомый сосед с четвертого этажа уже не казался таинственным. Из квартиры этажом выше уже не веяло неведомым. Отбросив одеяло, я смотрела в потолок, думая о незнакомце. Вспоминая его облик. Да, не толстый. Не накаченный. Просто поджарый, сухой и крепкий. Икроножные мышцы придавали заманчивый рельеф его ногам. На груди никаких волос, на голове никаких волос. Может он служитель культа волосоненавистников? Я хихикнула, заманчиво было бы заглянуть к нему в шорты, чтобы проверить, как сильно он не любит волосы на теле. Мысль о том, что надо проверить как обстоят дела в его шортах не ушла, осталась. Я старательно изгнала ее из головы, поднимаясь и отправляясь в душ. «Культ волосоненавистников», — всплыла в голове мысль, я хихикнула. Весь день прошел в непонятной суете, в хлопотах пустых и бесполезных, какие-то звонки, какие-то дела, что-то не важное, но такое без чего не прожить. Обедая, я вспомнила, что мне снилась мама. Мне всегда снилась только мама, скорее всего потому, что папа пропал, когда мне не было и трех лет. Просто пропал, вышел из дома и не вернулся. Его искали, довольно долго и старательно. Я отчетливо помню, как день изо дня мама куда-то звонила, с кем-то разговаривала, как к нам приходили из милиции. Как мама куда-то уезжала, оставив со мной свою сестру. Приезжала и плакала, плакала, плакала. Но отца не помнила. Я часто смотрела на его немногочисленные фотографии, но не могла вспомнить, как он улыбается, как он двигается, как он разговаривает. Это стерлось из памяти и не появлялось. А мама мне снилась, и сны эти были тяжелые, трудные, тягучие и засасывающие. И в каждом сне (из тех, что я могла вспомнить) мама была печальная, опустошенная, какая-то бесцветная и вялая. И еще мне помнилось, что он думала, будто папа исчез из-за меня. Я становилась взрослее и хотела маму расспросить подробно, обстоятельно, что же тогда случилось, но не успела. Она умерла, когда мне только- только исполнилось восемнадцать лет. Остановка сердца. Так сказал равнодушный усталый врач в застиранном халате, заполняя бумажки. И я начала жить одна. Уже тогда я поступила в институт на факультет журналистики, позже, уже на старших курсах, я стала делать свои журналистские расследования. Не слишком серьезные и глобальные, но они всегда интересовали областные издания.

Эти расследования касались только моего города, расположенного неподалеку от большого озера, имеющего довольно древнюю историю и население, немного недотягивающее до ста тысяч человек. Таким образом, я уже крепко стояла на ногах, когда получила диплом журналистки и могла себе позволить самостоятельно выбирать темы для своих репортажей. Потом расследования чуть приелись и у меня возникла идея написать книгу, ее то мы и обсуждали со Светкой. Ну, не то что бы обсуждали, я слушала критику своего едва начатого произведения. Жесткую и беспощадную критику. Прервав воспоминания, я встала и вылила остывший суп, потом глянула на часы. Ого, уже скоро выезжать, а я не нарядилась. Чуть не прозевала нужное время, занимаясь какими- то бессмысленными делами. Хотя, что наряжаться? Красоту ничем не испортить, это я знала с ранних лет. Легкий макияж, недолгие раздумья по поводу одежды. Выбрала бирюзовое платье с открытой спиной, туфли замшевые на невысокой шпильке. Сумочка с тысячей нужных мелочей, телефон. Зарядка к телефону. Готовность номер один. Подожду подругу на улице, благо погода в мае теплая, приятная. Выйдя из квартиры, я неожиданно поднялась на четвертый этаж, прокралась к таинственной квартире, прислушалась. Абсолютная тишина. Потом, так же крадучись, я покинула чужой этаж и легко сбежала по лестнице во двор, постаравшись выбросить из головы три навязчивых слова. Жесткий. Тайна. Секси.

Сабантуй

Светка примчалась без опозданий, я запрыгнула в машину, и мы ринулись на вечеринку. По пути она попыталась ввести меня в курс дела, кто ее позвал, кто хозяин дома, кто будет еще. Я слушала ее щебетанье, не особо вникая в смысл слов. Приеду, всех и так увижу, всё сама пойму. Просто смотрела в окно, на дружно растущую траву, на покрытые свежей зеленью деревья.

«Как поживает бородатый сосед?» — неожиданно спросила Светка. «Он не бородатый, он лысый», — машинально ответила я и поймала удивленный взгляд подруги.

— Так ты действительно ходила по соседям?

— Конечно ходила, ты же вчера звонила как раз в тот момент, когда я была на этаже, мешала мне.

— А я подумала, что ты шутишь, вот еще, ходить знакомится с соседями, я бы не пошла.

— Ну а я вот пошла.

— Ну и как тебе соседи, есть кому дать?

— Ой, Светка, отстань, тебе лишь бы кому-то дать. Дурочка!

— Ну ты же сказала, что есть сосед лысый, ему то можно дать, этому лысому?

Я рассмеялась. Ох уж эта Светланка. Вечно у нее мысли дать кому-нибудь или хотя бы пофлиртовать. Хотя, когда надо, она умела быть вдумчивой, серьезной и сосредоточенной. Именно это и делало наше общение таким легким и крепким. Друюба со школы только крепла с каждым годом. Обрастая новыми секретами, которыми мы друг с другом делились. И воспоминаниями, в основном веселыми, а иногда и очень веселыми.

— Отстань, подруга. Этот лысый ничего из себя не представляет, если ты сильно хочешь, то я тебя с ним познакомлю. Конечно не работяга с бородой, но вдруг тебе понравится?