Мара и Морок - Арден Лия - Страница 6

Я бросаю очередной взгляд на небольшое зеркало на столике и морщусь, встречаясь с самой собой взглядом. Я не была так красива, как моя собственная сестра, но и жуткой выглядеть никогда не хотела.

За время нашего путешествия мне стало понятно, что привязанный к Мороку мертвец, как я, не только испытывает боль, но так же устаёт. Поэтому по ночам я сплю. Я дышу, хотя делаю это скорее по привычке, не уверенная, что это жизненно необходимо. Моё тело будто работает так, как помнит. Дыхание может становиться тяжелее, быстрее или спокойнее от моего состояния. Питаться мне не обязательно. Голод я не чувствую, но иногда, смотря на еду, вспоминаю её вкус, и рот наполняется слюной. Морок сказал, что я могу пробовать желанные блюда, если мне очень хочется вспомнить вкус, но еда как таковая мне не нужна. Самое непривычное – это тишина в груди, там, где должно биться сердце, но оно молчит. Однако на это мой страж сказал, что оно начнёт биться позже, и когда оно заработает, я стану почти неотличима от нормального человека, потому что кровь вновь начнёт придавать коже приятный оттенок.

Я достаю из сумки немного сурьмы, чтобы подвести глаза, а на бледные губы наношу краску для губ. Всё это тоже подарки от Даниила. Сурьму я знала и при жизни, а вот губы раньше мы делали ярче при помощи сока ягод. Ничего не стоит на месте, и люди успели придумать новые средства, чтобы становиться красивее. Моё лицо выглядит чуть лучше, но эти будто неживые глаза теперь выделяются ещё больше.

– Что же скажет богиня на то, что я сама нечисть теперь? – горько усмехаюсь я вслух, глядя на своё отражение.

– Она ничего не скажет. Твоей богине на всё это давно плевать, как и остальным.

Я вздрагиваю от голоса, даже не заметив, что Морок встал на пороге моей комнаты.

– Что ты имеешь в виду?

Он только ведёт плечами и взмахивает рукой, приказывая выходить. Мы отправляемся. Я скидываю всё в небольшую сумку и двигаюсь вслед за своим охранником.

– До Ярата остался всего день пути, Агата, – слегка наклоняя голову, говорит мне Даниил, когда Морок подсаживает меня на белого коня.

Принц всё-таки нашёл. И глупо скрывать, но мой алый плащ и вправду благородно смотрится вместе с белым. Поглаживая белоснежную шею животного, я улыбаюсь. Красивый конь с длинной гривой и шелковистым хвостом. Жаль, что он испачкает себе все ноги, ступая по размякшим дорогам, которые нам предстоят. Хотя, к счастью, вчера дождя не было.

– Значит, улыбаться ты всё-таки умеешь, – тихо тянет принц, когда Морок отходит от нас.

Моя улыбка сразу киснет, я продолжаю поглаживать шею животного и перевожу взгляд на принца.

– Переживала, что вы можете в меня влюбиться, ваше высочество.

Даниил хитро улыбается.

– А что будешь делать, если это уже произошло?

Его вопрос застаёт меня врасплох, молодой человек, довольный, кивает моей растерянности, запуская руку в свои светлые волосы. Вероятно, он ждёт какого-то ответа, но я лишь молчу, к своему стыду не зная, что сказать. Вся моя жизнь состояла из уроков, подготовки, служения богине и убийства тварей. Мары могут встречаться, могут влюбляться, но всё это на деле бесполезно, потому что нельзя вступать в брак, будучи выбранной Мораной. Большинство сестёр, да и я вместе с ними, предпочли даже не пытаться что-то начинать, зная, что такие чувства не могут получить какого-либо продолжения. Поэтому мой опыт во флирте и общении с мужчинами скуден, в отличие от принца. И, вероятно, ещё не раз мне придётся ему проиграть в этих светских играх словами и щекотливыми вопросами. Только Даниил, вероятно, не додумался, что из-за прошлого я ненавижу принцев. И сейчас я не придумываю ничего лучше, чем выпрямиться в седле, игнорируя вопрос.

– Приму это как твоё «да», – усмехается Даниил и идёт к своему коню.

– «Да» на что? – только и успеваю бросить я ему в спину, но он мне не отвечает.

Я фыркаю, убирая волосы за шиворот, и накидываю капюшон на голову.

Зима – наше любимое время года с сестрой. И не только потому, что мы отмечены богиней зимы и смерти Мораной, но и потому, что магия будто окутывает весь мир. Особенно я люблю ночь после снежного вечера с серебряной, полной луной, что заставляет нетронутый снег мерцать, будто усыпанный звёздами. А воздух, пронзительно морозный, щиплет нос и кусает щёки.

Я медленно выдыхаю густое облачко пара, кутаюсь в свою алую накидку на меховой подкладке, делаю несколько аккуратных шагов к лесу, а ноги в высоких сапогах утопают почти до середины голени.

Морщусь, когда Анна разбегается и падает на нетронутый снег, рушит идиллию свежего покрова, поднимая ногами и руками снежные хлопья. Она весело смеётся, а потом взвизгивает от холода, когда снег попадает ей за ворот кафтана, а мои губы непроизвольно растягиваются в улыбке, но я тут же шиплю на неё, прикладываю палец к губам, воровато оглядываюсь на далёкий храм.

Прошло больше месяца с тех пор, как мне исполнилось четырнадцать, а Анна стала Марой одну зиму назад. Наступил самый холодный, второй месяц зимы. Все уже отпраздновали Коляду – любимый праздник всех Мар. Сёстры обошли ближайшие деревни, принимая подношения и проверяя, что вокруг не завелась нечисть. Анна слишком мала для таких походов, а меня как старшую оставили следить за ней. Мы были расстроены, обе капризничали, что нас не пустили поводить хороводы у огромных костров да попеть колядки под окнами, чтобы выпросить вкусные угощения. Но Ирина и старшая сестра Кира были непреклонны, и нам пришлось остаться.

Однако сёстры, усталые, вернулись сегодня под самый конец темнеющих сумерек, потому что везде начались Велесовы святки, где люди заклинают и молятся другому богу о будущем урожае и здоровом скоте. Служительницы храма расслабились, перестав за нами следить, поэтому Анна упросила меня с ней прогуляться.

– Пойдём, Агата! Вон там есть озеро, а рядом с ним клюква, если соберём, то на кухне можно упросить сделать твой любимый морс! – Анна неуклюже поднимается, пытаясь вытряхнуть весь снег из тёмных волос, но часть длинных прядей уже мокрые.

– Нельзя отходить так далеко, дурёха! – Я подхожу ближе, скручиваю её волосы, убираю так, чтобы они не холодили шею, и накидываю ей на голову капюшон. – Ночь на дворе. Если нас хватятся, то нам попадёт! Хочешь ещё пыль со старых полок в библиотеки протирать?

Сестра смешно морщит нос, уборку она не любит. Ирина пытается её наказывать за непослушание таким способом, но результата пока никакого.

– Тут недалеко! Я тебе кое-что показать хочу!

Она в нетерпении мнётся, смотрит на меня с надеждой, округляет свои большие синие глаза, а я вновь оглядываюсь на храм, что тянется ввысь. Днём серый камень стен сейчас почти чёрный, выделяется на фоне заснеженного леса, а оранжевые огни свечей горят лишь в нескольких окнах. Почти все жители спят.

Я перевожу взгляд на небо, хочу придумать отговорку, что слишком темно, но луна светит ярко, а снег вторит ей, отражает, сверкает, укутывая толстыми слоями еловые ветки.

– Хорошо, пойдём. Только быстро.

Анна радуется, подпрыгивает и устремляется на северо-запад к границе с Сератом, упорствует, переставляя ноги в снегу, утопая почти по колено. Я выше и двигаюсь быстрее, с лёгкостью её догоняя. Улыбаюсь, пальцами обхватываю её руку в шерстяных рукавицах.

Мы уже хорошо знаем местность в округе храма, потому что далеко нас пока не отпускают. Разведали тут всё и легко находим тропы, даже прикрытые снегом. Идём не больше десяти минут, Анна запыхалась, дышит шумно, кряхтит, всем видом показывая, как ей трудно. Я знаю, что она хочет, и разрешаю сестре забраться на мою спину, чтобы я понесла её ещё пару минут. Та сразу веселеет, болтает ногами, пока я придерживаю её под бёдра, тащу на себе. Стискивает мою шею так сильно, что мой капюшон падает назад, открывая тёмные волосы. Морозный воздух холодит затылок и макушку, но Анна трётся своей холодной щекой о мою, и я опять снисходительно улыбаюсь, прощая младшей сестре её недавнее нытьё.