Князь Мещерский (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 8

– Мне принять крещение?

– Католику не обязательно, тем более что в своем мире вы были православным. Достаточно исповедоваться священнику, причаститься и делать это впредь.

– А как с тайной моего происхождения?

– Это не грех, поэтому раскрывать ее не нужно. Кайтесь в том, в чем действительно повинны. Я подберу духовника, который не станет задавать лишних вопросов.

Еще один соглядатай…

– Согласны?

– Да, государыня.

– Еще просьба. Не компрометируйте Ольгу. Что случилось, то случилось, но оставаться у нее на ночь запрещаю.

Недолго музыка играла. Я вздохнул.

– Потерпите. Война закончится, сыграем свадьбу. А пока можете навещать Ольгу, проводить с ней время наедине, но ночевать извольте отправляться домой. Понятно?

– Да, государыня.

– Можете быть свободным.

– А как с Джеймсом?

– Поговорите с ним. Исходя из результата, будем решать.

Ну, хоть что-то.

– До свиданья, государыня…

На фронт Пров приехал без сапог.

Дело было так. Поезд, который вез маршевый батальон к фронту, остановился в каком-то городке – паровозу требовалось пополнить запасы воды. Солдаты сдвинули дверь теплушки, в которой ехали, и с любопытством уставились на станцию и окружавшие ее дома. Те утопали в цветущих садах. Их аромат плыл над городком, перебивая вонь угольного дыма и креозота, которым пропитали шпалы железной дороги.

– Из вагона не выходить! – приказал командовавший взводом унтер. – Стоять долго не будем. Кто отстанет – запишут в дезертиры.

После чего спрыгнул на землю и куда-то убежал. Пров сел на пол теплушки и свесил ноги наружу. Рядом пристроились товарищи – кто поместился. Остальные остались стоять за их спинами. Тут к ним и подошел этот мужичок. Одетый в серую косоворотку, в картузе и с большой холщовой сумой через плечо, он скокнул к вагону и хитро посмотрел на Прова из-под кустистых бровей.

– Добрые у тебя сапоги, служивый, – сказал елейно. – Продай!

– Ну, да! – усмехнулся Пров. – А ходить-то в чем?

– Лапоточки дам, – сказал мужичок, засунул руку в суму и достал пару лаптей. – Вот, как раз на твою ногу. Онучки у тебя есть, веревочкой обвяжешь – и ходи. Веревочку тоже дам.

– В лаптях много не навоюешь! – хмыкнул сидевший рядом с Провом Прохор.

– На фронте другие дадут, – успокоил мужичок. – Нешто можно солдату без сапог? А доехать и лаптей хватит. Я тебе рубль заплачу.

– Ты что, дядя?! – возмутился Пров. – Добрые сапоги пять рублей стоят, а то и шесть.

– Так то новые, – не смутился мужичок, – а твои ношенные. Не хочешь рубль, тогда – вот! – он достал из сумки штоф водки. – Выпьешь дорогой. На фронте не нальют.

– А давай! – махнул рукой Пров, подумав.

Его примеру последовал Прохор. Для него у мужичка нашелся второй штоф и пара лаптей. Набежали и другие покупатели. К возвращению унтера пятеро солдат поменяли сапоги на водку[13]. Унтер разогнал торговцев и запрыгнул в теплушку. Паровоз дал гудок, и поезд тронулся.

– Ну, архаровцы! – сказал унтер, разглядев лапотное войско. – Будет вам по приезду! Да и мне с вами.

– Не сердись, Корнеич! – сказал Пров. – На войну едем. Вместе в окопах гнить. Лучше выпей с нами, окажи уважение обчеству.

Корнеич оказал. Лапотники сели в рядок на нарах и под завистливые взгляды остальных солдат приступили к действу. Пили из котелка, слив в него водку и прикладываясь по очереди. Закусывали сухарями с консервами, благо еды хватало. Хорошо посидели! Поговорили, подымили цигарками – те, кто баловался этим делом. К концу застолья Пров повалился на нары и захрапел. Его примеру последовали и другие выпивохи.

Отрезвление наступило завтра. Поезд прибыл на полустанок, батальону дали команду покинуть вагоны и построиться у насыпи. Маршевый взвод Корнеича вытянулся в две шеренги. Вдоль длинного строя засновали офицеры, разглядывая пополнение. Хитрый унтер запихнул лапотников за спины первого ряда, но не преуспел. Чернявый подпоручик, подошедший к ним, оказался глазастым.

– Так! – сказал зловеще. – Опять лапотники. Друщиц! – повернулся к сопровождавшему его фельдфебелю. – Определяй их в сортирную команду.

– Понял, ваше благородие! – кивнул фельдфебель и скомандовал: – Те, которые без сапог, выйти из строя!

Пров с остальными подчинился.

– Орлы! – сплюнул подпоручик. – Рожи помятые, от самих винищем разит. Куда смотрел, унтер?! – глянул он на Корнеича.

– Виноват, ваше благородие! – опустил тот голову.

– Сам знаю, что виноват! – хмыкнул офицер. – Небось, сам с ними водку трескал. Чему вас там, в запасных полках, учат? Ладно, об этом позже. А теперь слушай меня! Сейчас отправляемся в расположение дивизии. По приходу проверю снаряжение. Если у кого-то чего не достает, стоимость пропажи вычтут из жалованья. И не дай бог, кто-то надумает штык пропить! А то нашлись умники. Нож хороший[14], его в деревне на самогон мигом сменяют. За утрату оружия виновного ждет трибунал и штрафная рота[15]. Ясно?

– Так точно, ваше благородие! – рявкнул взвод.

– Вольно! Вопросы есть?

– Дозвольте, ваше благородие? – спросил Пров и, получив кивок, продолжил: – Что такое сортирная команда?

– От французского слова «сортир», – усмехнулся офицер. – По простому – нужник. Будете выгребные ямы чистить.

– А сапоги дадут?

– Нет уж! – хмыкнул подпоручик. – Опять пропьете. Были прецеденты. Походите в лаптях, раз такие умные. Говно в них носить сподручней.

Солдаты за спиной Прова засмеялись.

– Командуй! – велел офицер фельдфебелю.

– Лапотники, стать в строй! – рыкнул тот. – Взвод, равняйсь! Смирно! Правое плечо вперед, шагом марш!

Так начались для Прова фронтовые будни. Впрочем, фронта он поначалу не увидел. Прибывших из запасного полка солдат поместили в отдельном лагере, где принялись обучать[16]. Показывали, как наступать, стрелять по мишеням, колоть штыками чучела. Заставляли повторять по многу раз. Командовали новобранцами унтеры-фронтовики и боевые офицеры. Учили не так, как в запасном полку. Не бежать на врага густой цепью, вопя «Ура!», а двигаться вперед перебежками. При этом одни бегут, а другие, лежа, стреляют по врагу – в первую голову по пулеметным гнездам.

– Попасть в пулеметчиков вряд ли удастся, – говорил командовавший учебной ротой поручик с орденом на груди. На левом рукаве его кителя имелась золотистая нашивка за ранение[17], - но бояться их заставите. Собьете им прицел, а это значит, что больше товарищей добежит до супостата.

Учили драться в траншеях, используя малую лопатку и штык-нож.

– С винтовкой несподручно, – объяснял унтер, – длинная она. В траншее не развернешься. Поэтому забросил ее за спину, в одну руку – нож, во вторую – лопату, и действуй! Сейчас покажу. Вот ты! – он указал на Прова. – Коли меня штыком!

– По-заправдошнему? – поинтересовался Пров, снимая с плеча «манлихер». – Или понарошку?

– Как учили, – хмыкнул унтер, – не боись!

Пров и ударил – сильно, со всей дури, однако в унтера не попал. Тот отбил лопаткой направленную в него винтовку, шагнул вперед, и его рука со штыком замерла у живота солдата. Пров от неожиданности сглотнул.

– Вот так! – усмехнулся унтер. – Кто тебя учил колоть, деревенщина? Так не только штык, но и ствол винтовки в тело вобьешь. Замучаешься после вытаскивать. А пока будешь мешкать, тебя заколют или пристрелят. Колоть нужно легко и метить в живот, а не в грудь. Он мягкий, штык не застрянет. Понял?

Пров кивнул.

– А теперь сняли штыки с винтовок, взяли их в одну руку, а лопату – в другую. Будем учиться…

Еще солдатам выдали противогазы и обучили ими пользоваться. Необходимо было плотно пригнать маску к лицу, а затем ходить в ней и даже бегать. Прову и другим солдатам не понравилось: тяжело дышать, окуляры запотевают, из-за чего плохо видно. Но унтера и офицеры следили, чтобы никто не вздумал ослабить в маске ремни. Стекла, чтобы не потели, велели мазать мылом. Еще им показали, что такое газы. Приехавший из расположения штаба дивизии офицер и сопровождавшие его солдаты поставили в поле палатку, чего-то намудрили в ней, и велели всем по очереди входить в противогазах. Пров не почувствовал ничего, а вот Прохор попался. Не затянул, как следует, ремни, поэтому и хлебнул газку. Из палатки выбрался на четвереньках, а затем, сорвав маску, мучительно кашлял. Лицо его налилось кровью, из глаз текли слезы.