Князь Мещерский (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 16

Врачи закивали и полезли в карманы за бумажниками. Медсанбат стоял в пограничном городке, винные лавки здесь имелись, и отправленный с поручением санитар через полчаса принес господам врачам несколько бутылок и корзину снеди. Хорошо посидели. Выпили, поговорили, даже немножко спели.

Хорошую песню сочинил Валериан, душевную, на всем фронте распевают, да и на других, говорят, тоже. Правда, друг стесняется и утверждает, что песня не его, но все-то знают…

Михаил вздохнул и обратился к письму.

«На этой неделе Москва обсуждала два события, – писала Лиза, – помолвку наследницы престола и суд над террористами, организовавшими взрыв Кремлевского дворца. На последнем публику в зал заседаний не пустили, объяснив это государственными секретами, которые прозвучат в ходе процесса, поэтому она собралась у здания суда, ожидая вестей. Людей пришло так много, что толпа запрудила улицу. В середине дня к ней вышел секретарь суда и объявил, что обвиняемые террористы, члены партии эсеров Азеф и Савинков, действовали по наущению Германского генерального штаба, который заплатил им за покушение на русскую императрицу сто тысяч рублей и снабдил взрывчаткой. Оба подсудимых признали свою вину и раскаялись. Однако суд не нашел в их действиях смягчающих обстоятельств и приговорил обоих к смертной казни через повешение. Эту весть толпа встретила криками одобрения. Люди радовались, что подлые убийцы получили по заслугам. „Собакам – собачья смерть!“ – кричали они. Я этого не слышала, поскольку находилась на курсах – рассказала горничная дяди, которая побывала у суда.

Обручение наследницы престола с князем Мещерским проходило в Успенском соборе Кремля. На церемонию позвали и меня – посыльный доставил красивое приглашение в специальном конверте. Я поначалу удивилась, но потом вспомнила, что теперь дворянка и кавалерственная дама. Дядя с тетей приняли эту весть близко к сердцу и приняли деятельное участие в моих сборах. Мне пошили новый наряд, заказали роскошную шляпку из итальянской соломки, а дядя самолично прикрепил к платью изготовленный в его мастерских орден Святой Софии. К Кремлю меня доставили в экипаже, в котором дядя с тетей остались ждать моего возвращения.

Народу на обручение пришло много – собор был полон. Дамы в роскошных нарядах, мужчины в мундирах… Помощник распорядителя провел меня вперед и определил место неподалеку от царской семьи, что меня изумило. Но потом я вспомнила, что принимала участие в спасении государыни, и та, видимо, решила выказать мне свое расположение подобным образом.

Государыня, несмотря на перенесенную операцию, присутствовала на церемонии. Выглядела она бодро, даже не хромала. Но в центре внимания, конечно, были наследница и ее жених. Поскольку обручение – это не венчание, цесаревна явилась на него в кремовом, а не в белом платье, и в такой же шляпке и башмачках. Не знаю, кто ей присоветовал фасон, но выглядела она нелепо. Женщинам малого роста нельзя носить столь пышную юбку, она превращает их в карлиц. Да и поля шляпки были слишком большие. А вот Валериан Витольдович смотрелся молодцом. Высокий, стройный, в отменно пошитом мундире с орденами на груди, он притягивал к себе женские взгляды. Полагаю, что многие из них пожалели, что такой красавец-генерал достался конопатой пигалице, а не достойной его женщине. По окончанию церемонии жених с невестой рука об руку пошли к выходу. Проходя мимо, цесаревна одарила меня торжествующим взглядом. Я только плечами пожала: что она хотела этим сказать?

На обед по случаю обручения меня не позвали, как почти всех, кто присутствовал в храме. Объявили, что тот пройдет в узком семейном кругу. Государыня решила по случаю войны не устраивать больших торжеств, и публика отнеслась к этому с пониманием. Я так и вовсе не огорчилась – повар дяди готовит лучше кремлевских, в чем мы с дядей и тетей уверились по возвращению домой. Родственники выспросили у меня каждую подробность обручения, хотя я многого не поняла, поскольку плохо разбираюсь в христианском богослужении. Назавтра меня одолели курсистки: прознали о моем участии в церемонии, что не удивительно – пришлось отпрашиваться с занятий. Рассказала. Они ахали и завидовали, впрочем, по-доброму. Ведь и они получили награды от государыни. Курсистки, трудившиеся в Кремле после покушения, пожалованы в дворянки, а наш руководитель Петрищев получил новый чин, став коллежским асессором. Государыня у нас мудрая и щедрая, это дочь у нее не такая…

Дорогой Михаил, напиши, как твои дела. Скучаешь ли по своему милому другу? По возможности пришли свою фотокарточку. Буду смотреть на нее, и вспоминать наши встречи и разговоры. Твоя Лиза».

Михаил отложил листки, и некоторое время сидел, уставившись невидящим взглядом в окно. По губам его блуждала рассеянная улыбка. Наконец он встрепенулся, достал из ящика стола стопку чистых листов бумаги и самописку. Свинтил с последней колпачок, но написать ничего не успел – в комнату ворвался санитар.

– Ваше высокородие! – закричал с порога. – Там это… Травленных привезли.

– Каких травленных? – не понял Михаил.

– Солдат, которые под немецкие газы попали. Лица красные, кашляют кровью, жуть смотреть.

– Черт! – Михаил швырнул самописку на стол и вскочил. – Собрать всех врачей! Санитаров – во двор! Пусть несут воду – и побольше. Еще соды и вазелинового масла. Будем делать содовые растворы и промывать пораженным носовые ходы и глаза. Затем закапывать в них вазелиновое масло. Живо!

Санитара будто ветром сдуло. Михаил бросил взгляд на лежащее на столе письмо, махнул рукой и побежал следом.

Младенец я в большой политике, грудничок. К императрице с советами лез, а она взяла и показала, как ловко и изящно можно расправиться с политическими противниками. Провела, так сказать, мастер-класс.

Казалось бы, что можно выжать из процесса террористов? Ну, поймали их – честь и хвала полиции и жандармам, охраняющим империю и ее богоспасаемый народ. Ну, обвинили в организации покушения Германский генеральный штаб и императора Вильгельма, в очередной раз макнув их в дерьмо, и повысив градус патриотических настроений в стране. Чего больше? А вот фиг вам!

Любой парламент – это сборище болтунов и демагогов. Они обожают покрасоваться на трибуне, замутить какую-нибудь хрень в пользу себя любимого или своей партии. Российская Дума в этом мире – не исключением. С момента своего появления, состоявшегося вследствие реформ Марии III, думцы рвались к власти, вставляя палки в колеса самодержавию. Толкали речи, проводили митинги и манифестации, организовывали забастовки. Не все, конечно, в основном левые фракции, но и этого хватало. Война хоть и приглушила политические страсти, но не настолько, чтобы наступила тишь да гладь с благорастворением воздухов. Думцы лезли даже в военные дела. Требовали отчета от Ставки, командующих фронтами и военного министра. Эти идиоты всерьез считали, что только они, такие умные и политически грамотные, знают, как следует воевать, поэтому в состоянии изменить ситуацию на фронтах в лучшую сторону. Разумеется, их посылали лесом. В ответ летели обвинения в некомпетентности царского правительства и его генералов. Все это вываливалось на страницы газет, электризуя общество. Легко, сидя в Москве, обвинить фронтового генерала в сдаче города и понесенных потерях. Перед тобой не стоит численно превосходящая армия противника, по тебе не бьют тяжелые пушки и не стреляют пулеметы. Ты не вжимаешься в землю от близкого разрыва снаряда, не слышишь над головой посвист пуль, не видишь, как умирают рядом товарищи. Не мерзнешь в землянке, не хлюпаешь сапогами в заливаемой дождями траншее, не грызешь плесневый сухарь на завтрак, обед и ужин, потому что полевую кухню разбило снарядом, а развести в окопе костер, чтобы вскипятить воду для чая, смертельно опасно: германцы заметят дым и обстреляют из траншейных бомбометов… А вот у думца жизнь веселая и сытная. Жалованье, как у министра, но без его обязанностей и ответственности, роскошная квартира, прислуга, обеды в дорогих ресторанах. Почему бы не бунтовать, не призывать к ответу «зажравшихся» чиновников, демонстрируя избирателям свою непримиримость в защите народа.