Американские партизаны - Рид Томас Майн - Страница 48

• Предыдущая
• 48/62
• Следующая

— Где я, черт возьми!

Таков был вопрос, который предложил сам себе Керней, проснувшись на другое утро после вполне удавшегося побега. Он лежал на походной кровати, устланной пальмовыми листьями, вместо одеяла покрыт плащом, взятым из кареты дона Игнацио. Протерев глаза, чтобы удостовериться, что он не галлюцинирует, Керней сел на свое ложе и начал рассматривать комнату и ее обстановку. Квадратная комната имела не более девяти футов в длину и ширину. Вместо окна — лишь небольшое круглое отверстие, без стекол и ставней. Вместо мебели стоит один только стул, на котором лежат пара пистолетов и его собственная шляпа. Больше ничего, если не считать стоящих на полу сапог и рядом с ними бутылки с воткнутым в горлышко огарком. Накануне, изнемогая от усталости, он заснул моментально.

— Что за странная конура! — сказал он. — Она похожа на каюту или на тюремную камеру.

Однако замеченные им изображения святых, кресты и всевозможные образки навели его на другую мысль.

— Это, должно быть, древний монастырь, — сказал он сам себе, — я слышал, что в прежние времена в Мексике выбирали для постройки монастырей самые недоступные места.

«Есть ли еще здесь монахи? — подумал он и вспомнил встреченных накануне людей в монашеском облачении. — Во всяком случае, странно, что капитан может быть настоятелем монастыря. Но если члены этой обители согласятся приютить нас, я буду им более чем благодарен».

Он снова растянулся на своем ложе, обводя комнату глазами. На белых оштукатуренных стенах виднелись кое-где длинные желтые потеки и проступившая от сырости плесень. Одним словом, если это и был монастырь, то времена его процветания, очевидно, давно прошли.

Предаваясь этим размышлениям, Керней вдруг заметил, что в полуотворенных дверях кто-то стоит. Он повернул голову и увидел человека, одетого в длинную рясу и сандалии. Четки, распятие, клобук — все указывало на принадлежность его к монашеству.

— Я пришел узнать, как сын мой провел ночь, — сказал он, увидев, что Керней не спит. — Надеюсь, что свежий горный воздух способствовал ему?

— Да, — ответил ирландец, — я спал превосходно. Не припомню даже, когда я так хорошо спал. Но где же…

Он встал с постели и пригляделся к монаху пристальнее, а когда узнал, так поразился, что не смог сразу произнести и слова: перед ним стоял человек, с которым он провел столько печальных дней в самом

близком общении!

— Ах, это дон Руперто Ривас!

— Я, сын мой, — ответил монах с тем же смиренным видом.

Керней, разразившись смехом, воскликнул:

— Вот уж в ком я никогда бы не заподозрил монаха!

— Ах, дон Флоранс, нам, в Мексике, приходится иметь не одну тетиву для лука и не одну крышу, под которой мы могли бы укрыться. Вчера я был таким же узником, как вы, а сегодня вы видите меня настоятелем монастыря. Впрочем, прошу извинения, я забываю обязанности хозяина. Вы, должно быть, не прочь заняться туалетом и страшно голодны. Грегорио, — позвал он дворецкого, — все ли вы приготовили? Есть ли свежая вода и чистое белье? Проводите сеньора и предложите свои услуги. Я попрошу только не очень мешкать с завтраком, так как братья не любят ждать. Hasta luego.

Он ушел, оставив Кернея с дворецким, который повел его в комнату, где находились умывальник, полотенца и другие принадлежности для умывания и бритья. Все было очень просто, но Кернею, столько времени лишенному всего необходимого, показалось роскошью. Надев костюм ранчеро, поданный ему дворецким, он последовал за ним в столовую.

Уже идя по коридору, они услыхали шум голосов. Ривас предупредил Кернея, что тот увидит многочисленное общество. Действительно, в трапезной было человек тридцать, одетых в монашеские рясы. Посреди большой комнаты стоял длинный стол, окруженный скамьями и стульями. По расставленным в беспорядке бутылкам, стаканам можно было догадаться, что трапеза, служившая и завтраком и обедом, — а было уже позже одиннадцати часов -подходила к концу.

Прислуживавшие монахам молодые индейцы ставили на стол блюда, которые поднимались через трап, сообщавшийся с кухней, откуда шел аппетитный запах. За столом сидели группами. Самая многочисленная собралась вокруг человека громадного роста. Это был Крис Рок, имевший, по-видимому, большой успех среди своих новых знакомых. По их оживленным и насмешливым лицам видно было, что они заставили его разговориться.

Но Керней был вполне уверен в своем старом друге. В то время как он удивлялся веселому выражению лиц, не особенно идущему их мрачноватым одеяниям, в комнату вошел настоятель, представивший Кернея братьям.

— Это дон Флоранс, — сказал он, — нуждающийся в гостеприимстве монастыря.

Все встали. Однако нельзя было терять время на любезности. Новые блюда, поставленные на стол, привлекли внимание братии. Настоятель, сев посередине, указал Кернею место возле себя.

Хрусталь и столовое белье были не особенно тонки, но зато яства не оставляли желать ничего лучшего. Мексиканская кухня превосходит древнюю испанскую, основу современной французской кухни. Этим превосходством она обязана, впрочем, многим туземным произведениям кулинарного искусства. Монахи любили, по-видимому, хорошо поесть, так как блюда следовали одно за другим. Некоторые из них Керней пробовал впервые. Теперь он понял, почему и остатки обеда, поданные им ночью, были так обильны. Что касается вин, то они отличались и качеством, и количеством.

Поразили его не только кушанья, но и некоторые высказывания монахов. Но каково же было его удивление, когда в конце трапезы Ривас, стоя со стаканом в руке, провозгласил:

— Patria y Libertad!

И лозунг этот подхватили все присутствующие:

— Отечество и свобода!

Воодушевление, вызванное этими словами, казалось здесь еще более странным, чем самые слова.

• Предыдущая
• 48/62
• Следующая