Девушка для Привратника Смерти (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 13

Герцогиня рассмеялась так, что проходивший в отдалении садовник содрогнулся от неожиданности. Белые розы и пионы цвета темного южного вина для букетов в своей спальне старуха всегда выбирала сама, собственноручно орудуя секатором и отказываясь от любой помощи садовников. Габриэль, уже успевший срезать копну нарциссов, терпеливо стоял рядом, держа в руке корзину.

Цветы источали тонкий деликатный аромат. Кожа Эльзы пахла почти так же — когда Габриэль вспоминал о ночи, проведенной в чужом доме, его ноздри невольно вздрагивали, словно вновь пытались уловить аромат девичьего тела.

— Ха! — герцогиня выпрямилась и осторожно уложила очередную срезанную розу в корзину. — Об этом меня спрашивает мужчина, который два раза был женат!

— Вы же помните, тетушка, чем именно все закончилось, — миролюбиво заметил Габриэль. Он уже успел отстрадать по поводу своих неудавшихся семейных отношений, его чувства выветрились, а яд высох. — Я виноват только в том, что подходил к шлюхам с мерками для порядочных женщин.

— Вот именно, — согласилась герцогиня. — Вот именно, племянничек.

Они неторопливо пошли к выходу из оранжереи. Габриэль любил приходить сюда. Здесь было красиво, спокойно и ясно, что любая красота недолговечна.

— Твоя первая жена сбежала, — напомнила герцогиня. — Вторая умерла на четвертой неделе семейной жизни. Я, в общем-то, не удивляюсь, мой дорогой, что ты задаешь мне такие вопросы.

Габриэль раздвинул губы в улыбке. Старуха не знала, что Анастази, его первая жена, все-таки нашлась. Теперь она лежала глубоко в земле, над ней росли нарциссы, и Габриэль знал, что от прекрасной Анастази уже ничего не осталось.

— Что дарят своим подругам мои братья? — спросил Габриэль. Садовник предупредительно распахнул перед ними двери, и, выйдя из оранжереи, Габриэль увидел, что погода портится. Утро было солнечным, но теперь небо заволакивало черными грозовыми тучами.

— Ты не спросишь у них потому, что боишься, что тебя поднимут на смех, — старуха, как всегда, попала в точку. Габриэлю оставалось только кивнуть. — Это просто любовница или что-то серьезнее?

— Полагаю, что серьезнее, — спокойно ответил Габриэль. Он и сам не знал, почему настолько быстро и глубоко увлекся Эльзой, но это чувство ему нравилось. Оно давало какую-то непривычную наполненность жизни.

И почему бы нет? Эльза красивая женщина с уверенным и сильным характером, и в то же время очень хрупкая и нежная. Было бы странно, если б он остался холоден. Любой бы увлекся ею.

— Жемчуг, — сказала герцогиня и, прищурившись, посмотрела на темнеющее небо и недовольно покачала головой. — На помолвку подаришь изумруды. Я надеюсь, мой дорогой, что дело все-таки дойдет до помолвки. А там и до свадьбы. На свадьбу — только бриллианты и голубые сапфиры.

Габриэль еще не задумывался настолько далеко. Он и про подарок-то спросил, в определенной степени пытаясь прощупать ситуацию.

Но Эльзе подошли бы и бриллианты, и сапфиры…

Когда в половине шестого дверь в квартиру Эльзы оказалась заперта, Габриэль ощутил мгновенное, очень острое и болезненное облегчение. Все было правильным, все вернулось на круги своя. Он просто оказался недостоин ни душевного участия, ни тепла, что уж говорить о любви.

Он уткнулся лбом в дверь и несколько минут стоял просто так, ничего не делая. Мелькнула наивная мысль, что Эльза, возможно, ушла в магазин или еще не вернулась от предыдущего пациента, но Габриэль почти сразу же решил, что это невозможно.

Она уехала. Сбежала.

Он пошарил над дверью и нашел запасной ключ. Тоже наивно, но так хранит ключи вся страна. Щелкнул замок, дверь открылась, и Габриэлю хватило одного шага в квартиру и одного взгляда, чтоб понять: Эльза уехала.

Он все-таки прошел по комнатам. Шкаф оказался почти пуст, из помещения для приема пациентов исчезло все, что использовалось для массажа, зато на кухне так и остались на столе те две чашки, из которых они пили утром кофе. Эльзе надо было собираться и убегать, а не мыть посуду. Габриэль механически открыл кран, вымыл чашки и турку и все убрал на сушилку.

Он не удивлялся. Все это было в порядке вещей. Фигура королевского палача внушает ужас даже тем, кто получает зарплату за свою любовь. Вот и Эльза просто взяла и испугалась. Делать массаж пациенту — это одно, а ложиться с ним в кровать — уже совсем другое дело. Личное.

Габриэль прошел в спальню и устало лег на кровать, которую Эльза так и не заправила. От скомканных простынь пахло минувшей ночью и грозой. Да, конечно, ей стало страшно — но дьявол побери, неужели он не заслужил хотя бы обычного человеческого прощания?

Извини, отпусти, забудь.

К подушке пристал длинный каштановый волос — Габриэль механически принялся накручивать его на палец. Вся эта крошечная квартирка прекрасно сохранила отпечаток чужой души, и если, например, отнести этот волосок артефактору, то тот потратит всего полчаса на то, чтоб определить, в каком именно направлении подалась Эльза. Примерно так Габриль когда-то нашел Анастази — вспомнилось, каким бледным и мертвым стало ее лицо, когда она открыла дверь какого-то домишки в захолустье и увидела законного супруга.

Конечно, Габриэль не собирался хоронить Эльзу в нарциссах. С того времени, которое прошло со дня смерти Анастази, он успел измениться — не во многом, конечно, просто признал, что человек имеет право выбирать свою судьбу самостоятельно.

Просто поговорить и проститься — если Эльза скажет окончательно и твердо, что больше не желает его видеть. Королевский палач просто по факту своей жизни не заслуживает ни любви, ни тепла, ни душевного участия, но Габриэль рассчитывал хотя бы на честность и прямоту.

Впрочем, что себя обманывать? Он хотел опустить руки на шею Эльзы и сжать. Вот и все.

Габриэль поднялся с кровати, покинул квартиру и спустя полчаса уже входил в отделение Королевской артефакторики при академиуме святого Пауля. Это было в общем и целом очень неприятное место, чего стоили, например, черепа основателей академиума, выставленные в хрустальных ларцах — сильнейшие артефакты, которые закрывали академиум защитным куполом. Впрочем, Габриэль просто скользнул по ним взглядом и равнодушно подумал, что это, должно быть, очень скучно — проводить свое посмертие таким образом.

Жан-Жак Лоттер, единственный из артефакторов, который не шарахался от Габриэля, по обыкновению сидел в своем кабинете, как сова в дупле, и орудовал пестиком в мраморной ступке. Габриэль нечасто заходил сюда и теперь вдруг подумал, что в кабинете уютно. В камине горит огонь, попутно высушивая змеиные хвосты, подвешенные к решетке, артефакт варит кофе, а маленькие окна зашторены, и можно не думать о том, что на улице идет дождь.

— А, это ты, старина! — Жан-Жак приехал в академиум пять лет назад, но до сих пор не избавился от мягкого южного акцента. Когда он говорил, в воздухе так и разливался чарующий запах моря и вина. — Проходи, я как раз собираюсь ужинать.

Габриэль сел на ближайший стул и спросил:

— Картошка и селедка?

Жан-Жак только рукой махнул.

— Ну скажешь тоже. Молодой картофель с провальским сливочным маслом и веточкой укропа с филе розовой сельди первого посола.

Габриэль согласился, что так все звучит гораздо приятнее. Жан-Жак похлопал в ладоши, что-то пробормотал под нос, и на столе перед ним возникли фарфоровые тарелки с обедом. Запах действительно был изумительный: Жан-Жак не представлял себе жизни без сельди, мариновал ее сам и мог часами говорить о ее полезных свойствах.

— Улучшил артефакт доставки, — важно сообщил Жан-Жак. — Пять секунд, и еда уже прилетела с кухни на стол.

Габриэль одобрительно покачал головой, отдавая должное ужину. Только сейчас он понял, как сильно проголодался. Когда тарелки опустели и по приказу артефактора улетели на кухню, то Габриэль произнес:

— Вообще-то я к тебе по работе.

Жан-Жак понимающе кивнул. Их дружба зародилась как раз с поисков Анастази — тогда артефактор прекрасно понял, что именно от него хотят, а потом, когда поиски увенчались успехом и завершились в оранжерее, крепко держал язык за зубами.