Кошачья история - Подольский Наль Лазаревич - Страница 9
- Предыдущая
- 9/51
- Следующая
Какая глупая шутка... Но в заключительной просьбе была нотка искренности, и следуя непонятному импульсу, я достал из кармана спички.
Воздух был так спокоен, что пламя не колебалось, и хлопья пепла медленно плыли к земле. Какая однако глупость... спасибо еще, что не просят проглотить пепел...
Прохожих на улице не было, и за заборами тоже -- ни звука, ни шевеления. Даже ночью не бывает так пусто... а вот оно что, нет кошек, по ночам полно кошек... какой странный город, пустой и спящий в лучах восходящего солнца, под золотистым высоким небом... словно за ночь исчезло в нем все живое... я, единственный живой человек, гуляю в вымершем городе...
С некоторым усилием я отогнал нелепые мысли. А все-таки... может быть, рассказать о дурацкой записке... пожалуй, не стоит, неприлично как-то и глупо...
Море было полно покоем и светом. С тихим плеском вода набегала на упругий мокрый песок и лсково гладила его глянцевую поверхность, будто уговаривая песчинки не шевелиться, не замутить ее сияния и прозрачности. Утренняя нарядность моря дарила спокойную радость, и мне виделось в ней обещание необычайного и близкого счастья, естественного, как игра света в воде.
Я вышел к берегу там же, где мы были ночью -- две цепочки следов шли через влажный пляж, шли совсем рядом, и я радовался, что они друг к другу так близко, и шаги у них совпадают. Следы в песке успели заплыть и стали всего лишь бесформенными ямками, но для меня они были драгоценным свидетельством, подтверждением, что вчерашний вечер и ночь не пригрезились мне во сне и не придуманы мною.
Когда я вернулся домой, все следы ночного разгрома были уже ликвидированы. В саду никого не было, и дом выглядел, как пустой. Я рассеянно поднялся на крыльцо и открыл дверь моей комнаты -- у стола сидела Наталия, сидела с ногами в кресле и пришивала на чем-то пуговицу. Она встретила меня по-домашнему уютной улыбкой:
-- Мальчики удалились вести переговоры с властями, и Юлий с ними, а я занялась хозяйством.
Отбросив шитье, она накрывала стол к завтраку, а я удивлялся тому, как она все красиво и быстро делает. И накрытый стол, и сама процедура завтрака казались мне совершенными произведениями искусства.
-- У нас неприятность, -- улыбка ее стала грустной, а взгляд -- усталым, и странным образом усталость и грусть пришлись на слова "у нас", а не на "неприятность".
Но она тотчас вернула своим глазам сияние и беззаботность:
-- Убежал куда-то Антоний, никогда с ним такого не было. Он всю ночь беспокоился, носился по комнате, даже лаял два раза, не давал им с Юлием спать, и Дима его выставил... а утром его уже не было.
Я искал подходящие слова сочувствия, но все, что наворачивалось на язык, было неловким и недостаточно искренним.
-- Они с Димой последнее время вообще плохо ладили. Дима умудрялся с ним ссориться, иногда мне казалось, у меня просто двое детей... особенно он не любил, когда Дима пил много, а вчера, как назло...
Они возвратились скоро, когда был готов чай. Наталия принесла чашки и переставила что-то, и сразу же, незаметно и ловко, превратила стол для завтрака на двоих в нарядный веселый стол для утреннего чая целой компании.
Я достаточно знал уже Юлия, чтобы по его вежливым и коротким фразам понять, насколько он раздражен. А оба Дмитрия были попросту в бешенстве.
-- Это же обезьяны, -- желчно цедил Димитрий, -- вообрази, Наталья, они от всего отказываются. А глаза тупые, как медные пуговицы! "Подождите главного архитектора"... Ждать неделю еще одного павиана -- он-то окончательно и откажет!
Теперь я жалел, что сжег утром записку. "Ваши друзья здесь ничего не добьются, посоветуйте им уехать"... неужто за дурацкой шуткой скрывалось что-то серьезное... сказать им об этом сейчас... бесполезно... только взбесятся еще больше.
Дима не мог усидеть за столом, он отставил стул и ходил из угла в угол, глядя в пол и стряхивая пепел сигареты куда попало. Упоминание об архитекторе взорвало его окончательно:
-- Нет уж, к чертовой матери! Этого еще не хватало! Допиваем чай и грузим машину!
Меня охватила настоящая паника. Не может, не может она так уехать... вот оно что, я уже без нее не могу обойтись... да, так и есть, без нее будет пусто... она знает важное что-то, очень важное для меня... как жить... и вдруг вот так -- сесть в автомобиль и уехать... не может этого быть.
Повидимому, все это было написано у меня на лице, потому что Наталия бросила мне предостерегающий и, как мне показалось, чем-то обнадеживающий взгляд. Очень короткий взгляд, но он мне надолго запомнился -- в нем была и тоска, и жалость ко всем нам, и обещание не бросить меня совсем на произвол судьбы, и за всем этим -- безграничный и глубокий покой, от которого становилось страшно, ибо от него теряли реальность окружающие предметы и становилось бессмысленным всякое движение. И он же, этот покой, обладал неодолимой притягательной силой. Она знала о жизни что-то очень важное, без чего мир становился плоским и одноцветным.
Димитрий и Дима смотрели выжидательно на Наталию, словно признавая за ней право на окончательное решение.
-- Значит, ты предлагаешь, -- сказала она ровным голосом, таким ровным, что он будто резал пространство на части идеально точными плоскостями, -- немедленно ехать и отказаться от поисков Антония?
-- Вот, и это еще! -- лицо Димы болезненно скривилось, и теперь он почти кричал. -- Чего же мы тратим время, давайте его ловить, черт бы его побрал!
-- Значит, все в порядке... -- как бы себе самой, задумчиво сказала Наталия, поднимаясь из-за стола. -- Все в порядке, -- повторила она, обращаясь уже только ко мне, -- я тебя не зову с нами: как видишь, наша компания не очень веселое зрелище... надеюсь, к вечеру мы вернемся.
Я попросил их, не знаю зачем, завезти меня по дороге в центр города, и вышел из автомобиля на первом попавшемся незнакомом мне перекрестке, ничем не отличающемся от других пыльных перекрестков.
5
Послонявшись по городу, я убедился, что деться в нем некуда. Возвращаться домой не хотелось, и я пошел по улице, в конце которой виднелась бурая степь и колышущийся в струйках горячего воздуха пыльный горизонт.
- Предыдущая
- 9/51
- Следующая
