Кошачья история - Подольский Наль Лазаревич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/51
• Следующая

-- Гм... -- только и нашелся я, но послушался.

Мы вышли на улицу. Город, пыльный и серый, залитый беспощадным солнцем, выглядел скучно и не имел ничего общего с карнавальным городом вчерашней ночи.

Пока мы шли через центр, мой спутник все больше меня забавлял. Прохожих почти не было, и все же он дважды поздоровался с кем-то. Он показал мне почту, редакцию местной газеты, городской совет и райком. Помахал рукой кому-то в окне больницы и довольно приятельски поздоровался с седым и важным шофером "газика", дремавшим за рулем у райкома, которого тут же и послал за моим чемоданом.

-- Вы давно здесь? -- спросил я, как мог, осторожнее.

-- Почти неделю, -- он улыбнулся самой виноватой из своих улыбок.

Наш дом оказался вблизи от берега, предпоследним на пыльной, полого спускающейся к морю улице. Глинобитный, прохладный внутри, он был окружен акациями, за перила веранды цеплялся усиками одичалый виноград. У крыльца стояла скамейка с литыми чугунными ножками -- из тех, что бывают в городских скверах.

Мне на долю пришлась комната со скрипучим крашеным полом, соломенными плетеными креслами и необъятной деревянной кроватью, в одном из окон виднелась, сквозь резные ветки акации, узкая полоска черно-синего моря.

Когда мы подходили к калитке, на балконе соседнего дома показалась пышная миловидная дама в голубом; на перилах, от нее слева и справа, сидели две раскормленные белые кошки. Вронский сорвал с головы кепи и отвесил глубокий поклон:

-- Амалия Фердинандовна! Вот ваш новый сосед.

-- Я почтмейстерша, -- объявила она, голос ее был неожиданно высоким и мелодичным, -- по утрам я пою и играю на рояле, вам придется это терпеть!.. Хотите иметь очаровательную сожительницу? -- она положила руку на спину правой кошки, та при этом нахально зевнула и облизнулась.

-- Нам не справиться с ней! -- быстро ответил Вронский.

-- Ну конечно, как же вы можете справиться! -- она одарила нас трелью серебристого смеха и, протянувши к подоконнику руку, сорвала и кинула нам цветок. Он слетел к нам оранжевой бабочкой -- это была настурция. Не знаю, в кого она метила, но попала во Вронского. Он секунду подержал цветок на ладони и бережно вдел в петлицу.

По вступлении в дом Вронский сделался деловит. Он провел меня по всем комнатам, показал чердак и заставил взойти по наружной лестнице в крохотный мезонин, где была лишь продавленная кушетка и в углу кипы старых газет. Завершилась экскурсия в кухне осмотром водопровода и умыванием, чтобы идти в ресторан обедать. Настурция Вронского успела завять, он вынул ее из петлицы и аккуратно опустил в мусорное ведро.

В ресторане, на втором этаже безобразного бетонного куба, каким-то троительным чудом оказалось прохладно. Понятно, что Вронского тут знали все, от директора до швейцара. Его энергия была неистощимой: не успели мы заказать обед, как он потащил меня в бар, знакомиться с барменшей. Она показалась мне очень красивой, длинная черная коса и провинциально-добродетельный вид плохо вязались с ее званием. Вокруг нее громоздились бутылки, она же читала книжку, вертя в руке штопор, которым довольно лихо при нас перелистнула страницу.

-- Елена, познакомьтесь пожалуйста, -- Вронский осыпал ее целым ворохом галантных улыбок, но ответная улыбка при этом была достаточно сдержанной, так что она, надо думать, знала цену своим улыбкам, -- это Константин, профессор из Ленинграда!

-- Лена, -- назвалась она, соблюдая собственный ритуал знакомства, и протянула мне руку через высокую стойку.

-- Очень приятно, -- сказал я, -- только я не профессор.

-- У себя он называется научным сотрудником, -- пояснил Вронский, -- но для простых людей, вроде нас с вами, это одно и то же. Он изучает море и знает все, что о нем можно знать.

Она посмотрела на меня чуть внимательнее, в ее взгляде мне почудилась настороженность:

-- Какая у вас... неспокойная профессия.

-- Юлий Николаич! -- донесся из зала низкий голос официантки. -- Идите, а то остынет!

Болтая о всякой всячине, мы успели приняться уже за вторую бутылку рислинга, когда Юлий оставил вдруг свой фужер. На лице его изобразилось радушие, и правая рука, приготовленная к рукопожатию с кем-то, мне не видимым, поднялась к плечу, и внезапно он стал похож на разбитного телевизионного комментатора:

-- Рад приветствовать хранителя города!

За моей спиной приближались тяжелые шаги, и голос, тоже тяжелый и чуть хрипловатый, ответил:

-- Здравствуй, Юлий.

Шаги подошли вплотную, и теперь их источник был в поле моего зрения. Он сел рядом с Вронским, напротив меня, и судя по тому, с какой тщательностью обходил стол, был уже порядком пьян. На нем был темносерый пиджак и белая накрахмаленная рубашка с расстегнутой верхней пуговицей. Глаза, серовато-голубые, безразлично смотрели в разные стороны; подбородок, граненый и резко очерченный, жил самостоятельной жизнью, он шевелился все время, иногда на секунду задерживаясь, не то осматривая, не то ощупывая что-нибудь. Казалось, его глаза с подбородком составляют особый рассматривающий механизм, он сейчас неналажен и пьян, но в другое время, наверное, ощущение не из приятных -- быть объектом его изучения.

-- Майор Владислав Крестовский! -- церемонно произнес Юлий.

Майор специальным усилием навел на меня глаза, взгляд был мутноват и нетверд.

-- Здравствуйте, профессор, -- подбородок его тем временем успел проследить за скользнувшей мимо официанткой.

-- Я не профессор, -- сказал я вяло.

Глаза его на мгновение разбежались по сторонам и тотчас вернулись на место, их взгляд стал ясней и тверже, как будто там, в механизме, что-то подрегулировали. Он сунул руку в карман и вытащил сложенную газету, беловатым массивным ногтем подчеркнул нужное место, прорвав при этом бумагу, и протянул газету мне.

Подчеркнут был заголовок "Содружество кино и науки".

"Как сообщалось, наш город скоро станет съемочной площадкой нового фильма об ученых-исследователях морских глубин. Неделю назад... автор сценария Ю.Вронский... сегодня... научный консультант фильма профессор К.Козловский... руководить... наблюдать..."

• Предыдущая
• 4/51
• Следующая