Зов Аспидной горы. Сказание об Орской яшме (СИ) - Алферова Наталья - Страница 10

— Не бойся, это всего лишь ворон, — почему-то тихо сказал Виктор.

Они немного постояли. Потом Айслу, видимо собравшись духом, отняла руку, подошла ближе к могилам и произнесла:

— Лунная красавица, верни мне маму. Пожалуйста.

Сначала казалось, ничего не происходит. Затем стало тихо-тихо, успокоился ветер, умолкли сверчки. Воздух перед могилами словно превратился в прозрачную занавеску из тюля. За этой занавеской стояла женщина. Виктор зажмурил глаза, вновь открыл. Видение не пропало. Красавица, одетая в национальные одежды, смотрела на Айслу с такой любовью, с какой может смотреть только мать. Откуда-то раздался нежный голос, обращавшийся к девочке. Виктор почему-то понимал каждое слово.

— Ты из прошлого. Вот твоя мама. Она доверила тебя будущему, чтобы спасти. Если захочешь, можешь вернуться к ней.

Женщина, видимо, тоже слышала голос, она ласково улыбнулась и протянула руки.

Айслу, с криком: «Папочка, не отдавай меня ей!», развернулась и кинулась к отцу. Виктор прижимал к себе всхлипывающую дочь, успокаивающе гладил по голове. Он всмотрелся в ставшее печальным лицо женщины, узнал её: повзрослевшая девочка из снов, и понял, что их связывало — дочь. Родная ей, и ставшая родной ему. Виктор и женщина из прошлого, не отрываясь, смотрели друг на друга. Им не нужно было слов. Вёлся молчаливый разговор взглядами. В свой Виктор постарался вложить и силу любви к дочери, и обещание сделать всё для счастья девочки. Женщина поняла и смирилась с выбором Айслу. Глаза у неё стали наполняться слезами. И не только у неё. Виктор, сморгнул непрошенную влагу. Этого было достаточно, чтобы дверь в прошлое закрылась. Женщина исчезла.

Воздушный шёлк растворился, забирая мостик в будущее. Карлыгаш до боли в глазах всматривалась в даль, но ни дочь, ни того, кто её вырастил, больше не увидела. Она не роптала на судьбу. Будущее спасло её девочку, но не захотело отдавать обратно. Это справедливая плата. Здесь ребёнка сразу после рождения ждала смерть, там — жизнь. Карлыгаш вытерла краем платка глаза. Помимо воли на губах появилась улыбка: какая красавица дочь, даже в нелепой одежде и с ужасающе подстриженными волосами. Женщина заметила камзол и бусы и поняла, девочка тоже услышала зов и шла на встречу с ней. А её спутник… Карлыгаш на мгновение показалось — это Егор, но, вглядевшись, увидела, что ошиблась. Просто похож. Вспомнился брат, его любимое выражение: «Все русские на одно лицо». Хотя, может, сходство не случайно, и Лунная красавица доверила ребёнка потомку мастера.

Карлыгаш села на землю, обхватила руками колени и закрыла глаза. Как драгоценные камни перебирала мгновения встречи с дочерью, стараясь надёжно сохранить их в памяти. Ветер донёс шуршание травы и чьи-то шаги. Карлыгаш насторожилась и вскочила, повернувшись в ту сторону. Сердце забилось пойманной птичкой. Егор. На этот раз не показалось, это был Егор. Завидев Карлыгаш, он кинулся к ней, прижал к себе, отстранил, вглядываясь, прошептал:

— Ты… Ласточка моя, неужели это ты? — опустился на колени, обхватил её ноги и уткнул голову в складки платья. Даже сквозь плотную ткань Карлыгаш чувствовала обжигающее дыхание. Она опустила руку на непокорные кудри мастера. Тоже почему-то шёпотом произнесла:

— Егор… — и растерялась. Встреча, о которой мечталось все эти годы, состоялась. Вот он, возлюбленный. Почему же нет бесконечной радости, счастья?

Егор поднялся, взял руки любимой женщины в свои. Вновь вгляделся в лицо:

— Ты стала ещё краше, Ласточка. И у тебя муж, — в голосе прозвучали ревнивые нотки.

— Муж и два сына, — кивнула Карлыгаш.

— Разве у нас с тобой не дочь?

— Дочь. Она растёт в приёмной семье. Её любят, — Карлыгаш, побоявшись расплакаться, быстро спросила о другом: — Как ты?

— Картину закончил яшмовую, по заказу губернатора. Представляешь: степь, красные и жёлтые тюльпаны и кони, гнедые, чёрные, белые. Летят, обгоняя ветер!

Карлыгаш залюбовалась полным вдохновения лицом Егора. После недолгого молчания спросила:

— А семья?

— Деток двое, пацанята, жена покорная… Да, незачем об этом. — Егор махнул рукой и внезапно заговорил горячо, прерывисто: — Ласточка моя… Давай с тобой убежим, возьмём дочь и убежим… Меня в Екатеринбург на завод звали мастером по яшме, дом обещали, денег не меряно… Бежим… Сейчас… Судьба наша — быть вместе!

Карлыгаш широко раскрыв глаза смотрела на Егора. Осознаёт ли, что предлагает? Он готов бросить семью, забрать дочь у тех, кто любит девочку, уверен, что и она бросит сыновей, готов пожертвовать всем… кроме яшмы. Неужели так изменился за это время? И тут жаром обдало воспоминание. Она, гордая ханская дочь, стоит на коленях перед возлюбленным в приспособленной под мастерскую юрте. Молит: «Бежим! Сейчас! Наша дочь уже шевелится, ещё немного, и станет видно живот. Отец уехал, а брат доверяет мне. Пока ничего не знает. Бежим!» А в ответ: «Я дал слово твоему отцу, что управлюсь к началу лета. Слово мастера! Никто не скажет, что Егор Белов не держит обещанья. Нам нельзя бежать сейчас. Приедет хан, и я сосватаю тебя. Не страшись, Ласточка».

Нет, Егор не изменился. Изменилась она сама. Больше не приводила в восторг верность мастера своему делу. Появилась мысль, которая раньше ни за что бы не возникла: «А звал бы он меня так же, если бы не была завершена картина?»

Егор нетерпеливо спросил:

— Согласна, ненаглядная моя?

— Нет, Егор.

— Но почему? Почему?!!

— Потому что не оставлю сыновей. И потому, — тут Карлыгаш произнесла то, что осознала только сейчас: — Потому, что я люблю своего мужа.

Егор отшатнулся и дёрнулся, словно от удара. Даже в наступивших сумерках было заметно, как побледнело его лицо.

— Нет, неправда, не можно так! Ты моя! Моя! — Он схватил Карлыгаш за плечи и яростно затряс. — Моя! Слышишь? Никому не отдам!

Собрав всю волю, подавив жалость, женщина резко приказала, как камчой стегнула:

— Отпусти!

Егор послушался, вспышка ярости прошла так же внезапно, как и началась.

— Но как же так, Ласточка? — спросил жалобно.

— Прощай, Егор, — Карлыгаш провела рукой по щеке бывшего возлюбленного и побрела прочь. Пройдя несколько шагов, не выдержала и обернулась. Показалось, между ней и мастером преграда из воздушного шёлка. Карлыгаш мысленно произнесла: «Спасибо, Лунная красавица. Ты позволила заглянуть в будущее и встретиться с прошлым». Она печально улыбнулась. Прошлое тоже взяло свою дань — там осталась первая отчаянная горькая любовь.

Женщина распрямилась, подняла голову и ушла, больше ни разу не оглянувшись.

Егор просидел около киргизских могил всю ночь. Вернулся домой, когда коров уже выгнали в стадо. Матрёна во дворе вешала на верёвки бельё. «Когда постираться успела? — мелькнула мысль. Царапнуло чувство вины: — Видать, не спала, бедная». Жена повела себя неожиданно. Выпрямилась, уставила руки в боки и грозно спросила:

— Где шлялся, ирод?

Чувство вины сразу пропало. Как смеет вот так, с ним, с главой семьи? Вчера только каждое слово ловила, а это поди ж ты!

— Не твоя печаль!

— Ах, не моя?! — Матрёна подхватила простыню, свернула жгутом и изо всей силы хлестнула Егора по лицу, еле прикрыться рукой успел. А разъяренная женщина лупила мужа со всей дури, приговаривая: — Получай, вражина. За киргизку. За жизнь мою поломатую. За яшму проклятущую!

Егор закрывал лицо и голову от довольно чувствительных ударов. Он новыми глазами посмотрел на жену, раньше такую покорную и смирную. Матрёна, раскрасневшаяся, в сбившемся платке, растрёпанная, была чудо, как хороша. Не баба — огонь. Егор одной рукой перехватил простыню, другой прижал к себе жену и припал к её губам в крепком поцелуе.

Старики Беловы сидели у окна и смотрели в соседний двор. Они всё видели. Старуха сначала подхватилась бежать туда, но была остановлена грозным окриком отставного вояки: