Миссия (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович - Страница 32

— А я и собираюсь купить две яхты… — задумчиво протянул я, улыбнувшись — Знаешь, Роджер… вот ты называешь цифры, а честно сказать, я их даже не понимаю. Я не представляю, что можно сделать с этими деньгами. И зачем они мне нужны — тоже не понимаю. Я в некой растерянности — хорошо, конечно, что заработал много денег, но мне-то надо всего ничего! Поесть, попить, крышу над головой. Одежду — чтобы не холодно и не стыдно. Нет, я доволен, конечно, что у меня есть столько денег, но…

— Русский! Вот только русский может нести такую чушь! — Страус даже подскочил с кресла и забегал по кабинету — Деньги дают свободу! Деньги дают власть! Деньги… деньги все дают!

— Жизнь? Здоровье? Их тоже можно купить за деньги? Деньги уберегут от смерти? А что касается насчет свободы — что, бизнесмены свободны?! Да они вынуждены ради этих денег работать сутками напролет! Без выходных и отпусков! Где тут свобода? Остановишься — и бизнес твой разлетелся, не оставив и осколков. Нет, дорогой Роджер, деньги не дают свободу, скорее наоборот. Но да ладно, не будет спорить — там Амалия с Ольгой уже стол накрыли, пойдем, отпразднуем мое возвращение. Шампанского выпьем.

— Кстати, а как твое здоровье? — вдруг вспомнил Страус — Может, стоило задержаться в больнице? Не хотелось бы, чтобы ты упал в обморок прямо на пресс-конференции. Хотя… это было бы даже пикантно! Раненый писатель падает в обморок прямо перед телекамерой! А что, неплохо…

— Нет! Не буду падать! Ах ты же сукин сын… ты меня разыгрываешь! (хохочет) Веселится он, понимаешь ли! Что касается здоровья — да нормальное здоровье. Ослаб, конечно, потеря крови была серьезной, но в общем и целом все отлично. Я быстро восстанавливаюсь… тебе уже об этом говорили. Все, пойдемте обедать!

Мы посидели за столом, выпили французского шампанского (у меня был запас в две дюжины), поели — Амалия приготовила русские блюда: щи, пироги, и всякое такое. Страус ел, хвалил, и довольно поглядывал на меня и на Пегги, пристроившуюся рядом со мной и выглядевшую очень сексуально. Когда мы закончили обед и перешли к чаепитию, Страус наклонился к моему уху и предложил:

— Хочешь, Пегги останется у тебя в доме? По крайней мере, до завтра! Она поможет тебе расслабиться… тебе же нужно расслабиться, ведь так? Или ты еще не в силах?

Я был в силах, о чем Страусу и сказал, но сказал так же и о том, что в мои планы пока что не входит расслабление с Пегги. И что я сам решу, с какой женщиной мне расслабляться.

Так-то я был бы не против тесного общения с Пегги, но мне не хотелось, чтобы об этом знала Ольга. Вот не хотелось, да и все тут! Сам не знаю — почему.

Проводив гостей, я отправился в свою комнату, плюхнулся на кровать и тут же, практически за секунду уснул. Организм требовал покоя, во сне он восстанавливается быстрее — это я знал наверняка. Как знал и то, что два дня назад я едва не отдал концы…

Проснулся посреди ночи, посетил «заведение», разделся, и снова влез под одеяло. Одному спать может быть и не так уютно, зато — никто не толкает тебя коленями в бок и посреди ночи не дергает за одно место, требуя немедленного горячего секса. В целибате есть свои прелести, точно. Вся кровать твоя! Ложись хоть вдоль, хоть поперек! Смешно, ага. До слез.

Выдрыхся — просто до безобразия. Давно так много и «бесцельно» не спал. Встал в восемь утра — свежий, как огурчик с грядки. И тут же побежал в спортзал, по дороге поздоровавшись с Амалией, возившейся на кухне. Она уже что-то жарила — вроде как пирожки. С ее умением готовить растолстеешь, как бочка!

Хмм… впрочем, мне это не грозит. Гомеостаз! Маятник стремится занять самую нижнюю, самую устойчивую точку в пространстве.

Попрыгал со скакалкой, поотжимался, побил по мешку — весь мокрый, как мышь! «Дыхалка» ни к черту. Легкие повреждены. Они заросли, да, раны закрылись, но объем-то уменьшился. Теперь придется их заново учить дышать. Развивать.

Знакомое дело, и очень неприятное дело — восстанавливать свою «дыхалку». Стопятьсот потов сойдет, пока вернешься к прежнему уровню тренированности. Хотя… гомеостаз поможет! Но все равно пока что трудновато.

Насиловать организм не стал, ограничился кардиотренировками, до железа почти и не добрался. Почти — потому что немного поработал гантелями — на плечи, на трапеции. Ну и поприседал — тоже с гантелями. Ноги надо держать в тонусе.

После тренировки зашел в душ и долго, с наслаждением плескался под струями горячей воды. И подумалось — а какого черта у меня нет сауны? Бани? Обязательно сделаю баню! Да еще и чтобы на дровах! Попариться, а потом с разбегу — бах! И в океан! Классно ведь!

Ольга с Амалией накрывали на стол, когда я вошел в гостиную. Ольгу с утра я не видел, потому поздоровался и подмигнул:

— Как спалось, красавица? Какие сны снились?

— Всякие… — улыбнулась Ольга, и взгляд ее метнулся в сторону, будто застеснявшись своих мыслей — выспалась, просто здорово! В больнице почему-то плохо спится…

— Еще бы не плохо! — вмешалась Амалия — Когда в соседней комнате твой мужчина при смерти, с дыркой в груди! Да я бы если бы с Серхио такое случилось — совсем бы не спала! Ты еще молодец, крепкая!

Я закусил губу: какого черта они все упорно нас с Ольгой постоянно ставят вместе? С чего они решили, что я с ней сплю? Но ничего не сказал. Ольга тоже ничего не сказала, потупила глаза и снова принялась раскладывать приборы.

Вообще-то кухонные дела совсем не ее уровень — она мой секретарь, машинистка, переводчица и все такое. Ей не по чину помогать Амалии накрывать на стол и готовить. Но она сама взялась ей помогать, а я и не протестовал — почему бы и нет?

Честно сказать, наверное я все-таки откровенное порождение советского строя: не могу разделять свой персонал по классам, тем более, если эти люди мне вовсе не чужие. Пабло я считаю своим другом, его жену — тоже, Серхио с Амалией родители Лауры, родители друзей (и тоже друзья!) — так как же я могу считать их просто персоналом и не сажать за свой стол?

Хотя когда ко мне приезжает Страус, или еще кто-то из чужих — Амалия и Серхио за стол не садятся. И я их не приглашаю. Тот же Страус, с его снобством и заносчивым «ндравом», может воспринять это если не как оскорбление, то как некое нарушение этикета — определенно. С детства выросший в достатке, в сени двух старейших аристократических семейств Америки, он ненавидит негров и презрительно относится к бедным людям. А тех, кто ему прислуживает, просто не видит в упор — воспринимает как стул, либо скамейку. Либо как тупую обезьяну. Так что сажать Страуса за стол с «тупыми обезьянами» было бы в высшей степени опрометчиво.

Кстати, мне было бы легче, если бы моя прислуга состояла из чужих людей. Вот тогда не было бы совсем никаких проблем — обычные отношения хозяина компании и ее коллектива. Никаких сантиментов и щекотливых ситуаций.

На своей новой вилле я так и поступлю — наберу новый персонал через агентство, подыскивающее работников, и тогда уже поставлю отношения со своими слугами на правильные рельсы.

До выезда на пресс-конференцию мы с Ольгой успели еще и поработать. Я надиктовал двенадцать страниц текста, и с чувством морального удовлетворения стал собираться на встречу с акулами пера.

Кстати, с некоторых пор я стал задумываться — а что мне надевать для выхода «в люди»? Должен же у меня быть свой, какой-то особый образ? Одеваться ярко-модно я терпеть не могу, тем более что мода в этом времени совершенно идиотская — какие-то глупые брюки-клеш, яркие рубашки-гавайки все в цветочках и клумбах. Да и сами штаны по здешней моде красят в безумные, безумные цвета! Кислотно-желтые, оранжевые, ярко-зеленые, вишневые — сплошное ЛГБТ!

Но жутче всего КЛЕТЧАТЫЕ штаны! Я когда впервые увидел эту жуть — меня даже смех разобрал. Идет такой парубок-модник, весь клетчатый, как ученическая тетрадка, и волосы локонами на плечи. Брр!

Подумывал выбрать стиль «милитари» — что-то похожее на военную форму, но решил, что это будет слишком уж вызывающе, и остановился на стиле «а-ля Хемингуэй». Свободные смесовые (лучше льняные) штаны, свитер — нарочито грубой вязки. Это для холода, для зимы. Летом — свободная рубашка, те же самые, только более тонкой выделки штаны. На ноги — хорошие дорогие полуботинки. Зимой, понятное дело, утепленные, летом — легкие светлые, все в дырочках. Или сандалии.