Или я сейчас умру от счастья - Трауб Маша - Страница 4

Спустя еще полгода на встрече однокурсников Зябкин рассказывал, какой у него теперь есть дружбан в ГИБДД. Мировой мужик. Случайно познакомились – соседи продали дачу, и новый владелец оказался большим чином в автоинспекции. Да еще и грибником заядлым. Они с Зябкиным теперь за грибами вместе ходят. Любую проблему решит, если что. Верке вон права вмиг вернул.

– А что с Верой? – насторожилась Карина.

– Так бухую за рулем поймали! Лыка не вязала. Ну она мне, естественно, позвонила. Пришлось помочь, – хохотнул Зябкин.

– А она что, пьет? – уточнила Карина.

– Да откуда я знаю? Эта дурында в церковь ехала, машину новую освящать, – продолжал хохотать Зябкин, – а накануне покупку обмывала. Обмыла! С утра от нее несло так, будто она не только пила водку, а еще и плавала в ней.

Все это Карина пересказала Лене.

– Все равно не понимаю, чего ты всполошилась? – Лена пожала плечами. – С каждым может случиться.

– Тогда я не всполошилась, – продолжала рассказывать Карина, – тоже так подумала, с кем не бывает. Но Вера стала мне звонить. Почти каждую неделю. Вроде бы под уважительным предлогом – сообщить, что у нее есть место для ученика и если кому-то надо, то она с радостью возьмется. Или с праздником поздравить. Про Наташкину дочку рассказывала, какая та талантливая. Про Зябкина спрашивала, мол, сон ей приснился нехороший, вот она и решила узнать, все ли в порядке? Не чужой ведь человек.

– И что? – все еще не понимала Лена.

– А то, что она была странной. Не пьяной, но странной. Не знаю, как объяснить. Может, и пьяной. Но с ней точно что-то не так.

– Хорошо, допустим, Вера пьет. Что ты можешь сделать? В наркологическую клинику с помощью Зябкина ее положить? Карин, прости, но Вера тебе чужой человек. Ну вот совсем чужой. Пусть бы она сама Зябкину звонила на правах бывшей жены. Чего ты-то панику развела?

– Да, я все понимаю. Но тут совсем другое. – Карина тяжело вздохнула. – А вдруг Вера… мне показалось, что она сошла с ума. Или я сошла с ума. Я просто испугалась. Ведь мы ее всем знакомым советовали. Понимаешь? Она с нашими детьми занималась. Если что-то не так, надо всех предупредить. Но я же не врач. Знаешь, я только сейчас поняла свою знакомую, которая что-то чувствовала, но не могла объяснить и поэтому отказалась от уроков с Верой. Не будешь ведь наговаривать на человека. А узнать не у кого. У Веры же никого, кроме Зябкина, нет из близких. Вот я и хотела с кем-нибудь посоветоваться. Ее звонки, рассказы – я уже не знаю, чему и кому верить.

Вера, в очередной раз позвонив Карине, радостно сообщила, что ее пригласили преподавать в Германию. Она приехала туда к подруге в гости, а та занимается музыкой с детьми на дому. И как раз пришел ученик. Обычный мальчик, просто неусидчивый. Едва пять минут за инструментом мог вытерпеть. Подруга не в состоянии с ним справиться. Вера же так увлекла ребенка рассказом про три педали и вместе с ним ползала по полу, показывая, как меняется звук, что его родители попросили и дальше заниматься с их сыном. Подруга обрадовалась и привела Веру в местную музыкальную школу. Там ей чуть ли не с порога предложили контракт.

Карина, слушая Веру, поддакивала, говорила, что очень за нее рада. Вера сообщила, что вынуждена отказаться от всех учеников, потому что скорее всего переедет в Германию – сейчас как раз документы оформляются. И из консерватории придется уходить. Очень жаль, конечно, но что поделаешь. Ведь она давно мечтала уехать, здесь ее ничто и никто не держит. А там, глядишь, новая жизнь начнется. Вера вспоминала, как еще во времена юности оказалась в Германии и выиграла там конкурс. И, как всегда, мечтала вернуться именно туда – не важно, в какой город.

Еще через некоторое время Вера позвонила и сообщила, что из консерватории ее не отпустили. Чуть ли не на коленях стояли, просили остаться. Так что теперь она все время в самолете – летает в Германию на мастер-классы, а потом назад, сюда, к ученикам.

– Карин, и что? – все еще не понимала Лена.

– У нее аэрофобия, – объявила Карина, будто сообщала страшный диагноз. – Ты что не помнишь? Зябкин еще шутил по этому поводу! Они поженились и должны были улететь в свадебное путешествие. Зябкин тогда в Париж решил ее свозить. А она только в аэропорту ему сообщила, что боится летать и в самолет не сядет ни за какие коврижки. И они из аэропорта поехали на вокзал и взяли билет на ближайший поезд. Еще радовались, что до Сочи. Но мало того, что был конец октября и дождь лил все дни, так Зябкин к тому же отравился в первый же день пребывания и всю неделю из туалета не вылезал. Такая вот медовая неделя у них получилась.

– Может, она справилась с аэрофобией? Жизнь заставит – и не с таким справишься, – пожала плечами Лена.

– Я ей не верю, понимаешь? Просто нутром чувствую, что она врет. Про все, включая Германию.

– Хорошо, допустим, Вера пьет и не пойми зачем придумывает себе бурную активную жизнь и востребованность. Допустим, нет никакой Германии. Что ты хочешь от Зябкина? Чтобы он вывел свою бывшую жену на чистую воду? Узнал правду? Зачем? Зябкину-то это сейчас с чего сдалось? У него семья, дети, он счастлив. Он со мной шепотом разговаривал, чтобы жена не услышала. А ты хочешь ему про бывшую жену напомнить! Ну пусть живет спокойно!

– Лен, мне кажется, она болеет. А всем все равно. Думают, что Вера просто пьет. А вдруг ей на самом деле требуется помощь? Она ведь наша ровесница. Ну представь, если ты вдруг одна останешься и не будешь осознавать, что говоришь, – выдохнула Карина.

– О, господи, Карин! Я тоже болею. У меня то давление, то сосуды. Я вообще думала, что сдохну от приступов! С кровати не могла встать – потолок ловила. Нам всем уже не шестнадцать. Мы все с болячками. У тебя, вон, колени ноют на погоду. У Зябкина грыжа. А Соколов? Во сколько его инсульт долбанул? Сорок шесть? Сорок семь? Так до сих пор не восстановился. Рукой не может двигать. Ну что поделаешь? Жизнь такая. Здоровья с годами не прибавляется.

– Да, я все понимаю. Сама так же рассуждала. Лен, ты можешь с Верой просто поговорить? Позвони, узнай, как она. Мне нужно независимое мнение. Пожалуйста. Иначе я не успокоюсь.

– Карин, я очень ценю твою заботу обо всех нас, но мне, если честно, плевать на Веру. Ну хочешь, отведи ее к неврологу или психиатру. Я ведь даже не врач. Да и не дружила я с Верой никогда. С чего вдруг я ей буду звонить? Наташку попроси, они ведь ближе общались. Или пусть дочка ее позвонит своему первому педагогу.

– Уже просила. Наташкина дочка сейчас за границей. У нее конкурсы бесконечные. А Наташка сказала, что Веру не видела и не слышала лет десять точно, – прошептала Карина.

– Подожди, как это? Ее дочка ведь у Веры занималась. И Вера помогла ей поступить. Разве нет?

– Вот! – закричала Карина. – Наташкина дочка занималась с Верой всего год! Понимаешь? Год!

– Не понимаю. Ведь дочка поступила в ЦМШ, потом в консерваторию.

– Да, все так. Но Вера не имела к этому отношения. Это мы так думали. Мы все. Мы сами так решили и всем рассказывали, потому что это… вроде как логично.

– А Наташка? Почему она не сказала? – удивилась Лена.

– Ее никто не спрашивал! Никто ведь не интересовался, как ее дочь в консерваторию поступила! Кто ее готовил? Мы просто порадовались и поздравили.

– Да, как-то странно, – согласилась Лена.

– Странно другое. После разговора с Наташкой я залезла на сайт консерватории. Веры нет в списках преподавателей.

– Может, они не всех указывают? Если она не на полной ставке, например…

– Ни одной ссылки на нее. Ни единой. Нигде не значится. Хотя, помнишь, она рассказывала, как ездила с учениками на конкурсы. И что один стал лауреатом. Или это не она рассказывала, а тоже мы домыслили. Так вот, нет такого педагога. В природе не существует.

– Хорошо, может, она сменила фамилию? Или конкурсы были не такими крупными и о них не писали в прессе? – Лена все еще пыталась найти разумное объяснение.