Цитадель (СИ) - Ганова Алиса - Страница 56

Едва Тома допевала одну песню, не дожидаясь милости зрителей, тот час приступала к другой. Совсем скоро робость отступила, она осмелела, оперлась одной рукой на стол, и уже не смущаясь, разглядывала каждого, кто смел непочтительно на нее глазеть. Или что-то в ней было такое особенное, или глаза ее явно убеждали, что еще одно непочтительное слово и в вино чего добавит, но желающих шептаться резко убавилось.

 Выдохшаяся Томка, едва допела последнюю песню, воспользовалась временным отстутвием Калисы у прохода и степенно покинула зал.

«Фиг вам! Не дам себя освистать! Сама уйду!»

Только у подсобки ей удалось расслышать чей-то крик:

- А еще?!

- Завтра! – громко рявкнула Тома.

«Звезда устала и слишком переневничала».

Притворив дверь, села на сундук с запасами. Но тут же створки резко отворилась и влетела Калиса:

- Чего удумала, а? Быстро обратно!

- Неа.

- Спой веселое! Люди расстроились от твоего проникновенного ноя.

- Еще бы, от души завывала.

- Лучше бы от души веселила!

- Вот как будет весело, так спою.

- Я тебе еще две монеты добавлю!

- Неа.

- За вечер!

- Заманчиво, но не сегодня. Я тоскую.

- Это по кому же?

- Не переживай, не по мужу твоему.

- М? – у женщины округлились глаза.

- Ты его не знаешь.

- А тот, кого я не знаю, достоин ли того, чтобы из-за него отказывалась от двух монет?

- Видела бы ты этого мерзавца и от двадцати бы отказалась.

- Ни за что! – уперлась трактирщица.

- А я ненормальная, так что дай спокойно погрустить, вдруг, быстро надоест и завтра чего веселого и спою. Если желающие будут.

- Будут, куда денутся. Твой вой услышишь, вовек не забудешь!

- Аха, я старалась.

- Оно и заметно. Только завтра платье понаряднее надень, а то как обделенная сирота. У других певуньи, как певуньи, а ты – недоразумение какое-то.

- Попрошу без грубостей.

- Да я так, от заботы. Видела, сколько народу пришло? Завтра в городе только о тебе и будут говорить.

- Хорошо или плохо? – спросила Тома.

- Привыкнут. Ни у кого больше такого голоса нет, так что ты особенная, но помни, кто о тебе заботился! – насупилась женщина.

- А-то как же! Вашу доброту и заботу не забудешь, особенно пока синяк на заднице болит, - огрызнулась  Тамара, потирая ягодицу.

- Нужно было позволить тебе запереться в подвале и просидеть успех.

- Теперь просидеть не получится, если только пролежать!

- Это хорошо, – задумчиво ответила Калиса, но, спохватившись, добавила, - Я про твое остроумие!

- Радует, что про «поджо…ник».

- Про что?

- Про то, что отметить надо…

Однако отметить так и не удалось. Оживленная публика, обсуждая пение Тхайи, засиделась допоздна. А после закрытия, пока прибрали зал, перемыли посуду, праздновать перехотелось.

По дороге домой Тамара загрустила. В такой чудесный вечер  прогуляться с Ло было бы здорово, но он так и не пришел, и это задевало. От расстройства сон не шел, и чтобы попусту не страдать, она села повторять слова.

«Пусть ты не приходишь, словно забыл про меня и вычеркнул из жизни, но я, Долон, сделаю все, чтобы услышал мое имя!»

Обида придавала сил.

Утром, зайдя в «Погребок», Тамара остолбенела от количества явившихся посетителей. Еще недавно в такую рань таверна пустовала, а сейчас не выспавшаяся Калиса торопливо обходила каждого, предлагая похлебку и жаркое, оставшиеся с вечера. Сонный Ненос тоже сидел в углу, небрежно перебирая струны арфы.

Увидев остолбеневшую Тамару, хозяйка улыбнусь, чем поразила присутствующих мужчин. Улыбающаяся Калиса была такой же редкостью, как говорящая кошка.

- Кали, каким чудом уговорила его подняться с зарей? – удивился краснолицый, рябой мужчина, указывая пальцем на музыканта.

- Запах еды и посулы оставить голодным и не такие чудеса творят с голодными лентяями! – усмехнулась женщина, внимательно наблюдая, как Ненос оживился при появлении Тхайи. Но как бы вертихвостка не раздражала, отказаться от нее хозяйка не собиралась.

«Если дела и дальше так пойдут, не грех и потерпеть», - решила она, но в душе чувствовала обиду на легкомысленного мальчишку, восхищавшегося красоткой.

 «Кормишь этого негодника, жалеешь, а он…!» - Калиса видела, что Тхайя не замечала его, от того обиднее ей было.

- Есть хочешь? – вздохнув, предложила хозяйка.

- Что-то в горло не лезет, - Томка обвела взглядом рассевшихся по скамейкам мужчин, примечая, что некоторые из них были в «Погребке» вчера вечером. – А чего они так рано?

- Догадайся.

- Неужто?

- Угу.

«Значит, понравилось!» - приободренная Тома почувствовала себя увереннее, и улыбнулась присутствующим. Мужчины радостно загалдели.

- Тхайя! Тхайя! Спой! – раздались просьбы со всех сторон.

- Хорошо. Грустим или веселимся?

- Вчерашнее!

- Да, а то я не слышал!

- Потешное и в других местах поют, а ты давай свое, тоскующее…

После похвалы Тома расцвела, приосанилась и, положив ладонь на грудь, приготовилась петь. Покоренные ее чувственным жестом мужчины перестали дышать.

- С вершин, что спят за облаками… - затянула она, наслаждаясь моментом, от того голос звучал более расслабленно, тягуче, волнующе.

Люди перестали есть, прислушиваясь к словам, словно никуда и не спешили. Пока пела, за засидевшимся подмастерьем прибежал мастер. Выписав мальцу подзатыльник и пообещав по возвращении приложиться хворостиной по хребту, мастер Альс сел на скамейку и положив руку под щеку, уставился на Томку.

Она не была уверена, что поет идеально, потому старалась брать сразу всем, чем только могла. В этот раз замысловато заплела волосы, надела нарядное, с ярким шитьем платье. К тому же старалась принимать выигрышные позы, чтобы подчеркнуть драматичность песни и свою располагающую внешность.

И посетители «Погребка» оценили ее старания. Выслушивая восторженные комплименты, Тамара радовалась, как ребенок.

- Тхайя, ты – великолепна! – нахваливал лес Пааль. - Услада для души!

- Леса Тхайя, у вас необыкновенный голос! – с придыханием твердил худощавый юноша, смотревший с восторгом.

Но в то же время, она хотела большего.

«Один старый поклонник и один сопливый – это наверно и есть слава для певички из маленькой, полуподвальной таверны, - оглядев помещение «Погребка», неискушенных слушателей не самого богатого благосостояния, настроение у Томы испортилось. - Да, похвастаться перед Ло нечем. Засмеет!»

Вспомнив о нем, совсем разозлилась. Два непрезентабельных поклонника расстраивали, потому что она мечтала, чтобы Долон кусал локти, осознав, какая она потрясающая, красивая, умная и нарасхват. А еще Томка сильно скучала по нему.

«Так, жду еще два дня, потом к Сахе или Пене с планом перехвата!»

Она убежала бы сейчас, но хотела показаться Долону в новом платье, которое еще не успела дошить, потому и отложила визит.

Вечером Тома пела хорошо, много шутила, но до тех пор, пока к ней сквозь толпу не пробрался Альгиз. Увидев его сивую голову, Тамара огорчилась:

 «Этот явился, а Ло так не может!? Скотина, зазнавшийся негодяй! Ох, попадись, все припомню!»

- Тамаа, - шепотом обратился Брат, протягивая коробку с пирожными, - ты необыкновенна! Только необыкновенной девице Боги могли даровать столько даров.

- Вашей милостью я теперь Тхайя! – сквозь вежливую улыбку пошипела Тамара. – И дары мне достались через боль и страдания! Так что и не надейтесь, Брат Альгиз, я злопамятна! Весьма-а злопамятна! Кстати, – ее глаза сверкнули, – вас не будут ругать, что пришли сюда?

- Пусть ругают, я, в отличие от некоторых, рад вас послушать.

«А яблоки с одного дерева одинаковы на вкус! Похож на Бокасу!» - отметила Тома, оценив коварную улыбку и безжалостный намек мужчины.

- Что-то создание переживает за создателя, - куснула она его.

- Тамаа, вы остроумны и находчивы. Я восхищаюсь вами.

Наверно, Тамара не сдержалась бы и нагрубила, но к счастью Брата оттеснили посетители, сновавшие по залу. Воспользовавшись моментом, она успела одарить Альгиза ехидной усмешкой, обещавшей райскую жизнь за свалившиеся по его вине хлопоты, потом развернулась и, не обращая внимания на оклики и похвалу восторженных слушателей, покинула зал.