У порога великой тайны - Ивин Михаил Ефимович - Страница 20

— Генерал, — запальчиво перебил юноша, — не разделяя ваши идеи, разве я стоял бы перед вами?!

— Прекрасно! — Боливар впервые за время беседы улыбнулся. — Я заверяю вас, что офицерский мундир не помешает вам вести научные наблюдения. Мы не все время в бою.

Так двадцатилетний Жан Батист Буссенго, выпускник французской горной школы, пересекший океан, чтобы заняться изучением природы Южной Америки, стал участником освободительной борьбы народов этого материка.

Буссенго пробыл в войсках Боливара шесть лет. Но генерал не обманул юношу: у француза находилось время и для несения офицерской службы и для научных занятий. Войска шли вперед, и перед Буссенго открывались все новые и новые картины природы. Он с восторгом писал Гумбольдту, который жил в то время в Париже:

«Я устраиваю свои лаборатории в кратерах вулканов!»

Буссенго изучал климат, растения и почвы Анд; подвергал анализу газы, извергаемые вулканами. Он приучил себя работать в любой обстановке, невзирая ни на какую усталость.

Возвратясь в 1828 году на родину, Буссенго обнаружил, что он известен, — правда, не воинскими подвигами, хотя служил он честно, а научными трудами; статьи, которые Буссенго посылал из Америки во французские журналы, исправно печатались и хорошо были приняты учеными.

Много раз потом Буссенго обращался к научным наблюдениям, накопленным в Южной Америке. И служба в войсках Боливара не прошла для него бесследно: на всю жизнь хватило ему крепкой республиканской закваски, которую он получил в армии свободы.

Буссенго провел несколько лет в Лионе, где занимал университетскую кафедру химии. Но ни чистая химия, ни геология, которую он изучал в высшей школе, не стали делом его жизни. Буссенго заложил основы новой науки — агрономической химии, рождавшейся на стыке ботаники, химии и агрономии.

Жана Буссенго все больше и больше увлекают проблемы питания растений: тут еще очень много неясного, неразгаданного. Он обращается к ученым, своим современникам, и к трудам ботаников прошлых времен, но либо получает неполные ответы на занимающие его вопросы, либо не получает вовсе никакого ответа. У кого же спрашивать? У самого растения, — решает Буссенго.

Выпытывать тайны у растений… Для этого ученому надо работать не только в лаборатории, но и в поле, в саду, в огороде. Лаборатория у Буссенго уже была, а вот своей земли он не имел.

Помогла судьба. Он познакомился с мадемуазель Лебель и полюбил эту девушку. Вскоре она стала его женой. Она была дочерью землевладельца и получила в приданое поместье в Эльзасе — на востоке Франции, близ прусской границы. Мадам Буссенго предоставила своему мужу право вести хозяйство, как он хочет. И он принялся за дело с большой энергией. Но его интересовали не доходы от земледелия.

В течение нескольких десятилетий Буссенго ставил на эльзасских землях агрохимические опыты. Здесь он мог задавать растению вопросы и в поле и в лаборатории: мог сжигать часть урожая, чтобы исследовать золу; мог вводить интересовавшие его севообороты; мог вносить разные дозы удобрений и потом проверять их действие. Одним словом, никому дотоле не известное эльзасское поместье стало первой в мире сельскохозяйственной опытной станцией.

В Эльзасе Буссенго проводил лето. Зимой он читал лекции и ставил опыты сначала в Лионе, а затем в Париже, где в течение полувека заведовал кафедрой агрономии в Консерватории искусств и ремесел.

Большую часть своей жизни Буссенго выпытывал у растений, откуда они берут и как используют углерод и азот.

Еще на рубеже XVIII и XIX столетий Сенебье и Соссюр дознались, что растения черпают углерод из воздуха, разлагая своими зелеными частями на свету углекислый газ. Но опыты женевцев не всех убедили. Соссюр сам невольно посеял сомнение в правильности своих выводов. Вот как это произошло.

Соссюр (это его особая заслуга) первым в истории науки определил, сколько углекислого газа содержится в атмосфере. Много лет спустя, когда стали применять более совершенные способы газового анализа, выяснилось, что Соссюр чуть-чуть ошибся: атмосфера Земли содержит по объему не одну сотую процента углекислого газа, как он считал, а три сотых. Но не в этой неточности дело. Одна сотая или три сотых доли процента — все равно углекислого газа, содержащего углерод, в атмосфере ничтожно мало. А ведь углерод составляет почти половину сухого веса растения. Как же можно утверждать, что необозримый океан земной растительности черпает этот важнейший для живого организма элемент из воздуха? Способны ли зеленые растения улавливать и разлагать рассеянные в воздухе молекулы углекислого газа? Нет, скорее прав Тэер, создатель гумусовой теории: растения черпают углерод только из перегноя. Но позвольте, ведь Соссюр доказал, что растения улавливают своими листьями и разлагают углекислый газ… Да, доказал, а вы забыли, что он ставил опыты в закрытых сосудах, где концентрация углекислого газа была гораздо больше, чем в обычном воздухе. А вы докажите-ка, что листья могут улавливать углекислый газ прямо из атмосферы!

Так рассуждали многие ученые. Буссенго хорошо знал и ценил работы Соссюра. Но, верный своему правилу, решил спросить у самого растения, кто прав — женевец или его противники.

Наступил 1840 год; год для науки знаменательный. В том году вышла книга немецкого химика Юстуса Либиха — «Органическая химия в приложении к земледелию и физиологии». Либих в этой книге горячо защищал теорию о воздушном питании растений. Он доказывал, что именно из атмосферы берут растения углерод для созидания органических веществ.

В том же 1840 году Роберт Майер на Яве проводил свои наблюдения, которые привели к открытию закона сохранения и превращения энергии.

И в том же году Буссенго поставил в парижской лаборатории свой опыт с виноградной лозой.

…Большой стеклянный шар с тремя отверстиями. Через нижнее отверстие внутрь шара пропущена виноградная ветка с зелеными листьями. Она не срезана с лозы, которая растет тут же, под окном. Стало быть, ветка находится в нормальных условиях, получая воду и минеральные соли от материнского растения. К одному из боковых отверстий, проделанных в шаре, подведен аспиратор — прибор, засасывающий воздух: второе боковое отверстие соединено с системой коленчатых трубок, в которые помещены кусочки едкой щелочи.

Как это действует? Все устройство выставлено на солнце. Аспиратор медленно протягивает струю наружного воздуха через шар. Буссенго заранее определил, сколько содержится в воздухе углекислого газа, и знает, стало быть, сколько этого газа попадет в шар. Остается узнать, сколько углекислого газа разложит ветка и сколько его выйдет из шара. Для этого и служат трубки с едкой щелочью, которая жадно поглощает углекислый газ. Если кусочки щелочи хоть сколько-нибудь прибавят в весе, то может это произойти лишь за счет углекислого газа, пропущенного через шар и не усвоенного листьями виноградной лозы. Весьма хлопотливый опыт. Но зато ответ выйдет верный. Лоза принуждена открыть — может или не может она улавливать и разлагать, выделяя кислород, те ничтожные доли углекислого газа, которые содержатся в атмосфере.

Чтобы уж совершенно быть уверенным в себе, Буссенго попросил своего друга, известного химика Дюма, поставить рядом, в той же лаборатории, подобный же опыт.

И вот стоят рядом на свету два одинаковых прибора. Оба показывают: из шара выходит воздух, почти начисто лишенный примеси углекислого газа, на долю едкой щелочи достаются лишь какие-то ничтожные следы этого газа.

Проходит день, другой. Вернувшись как-то после завтрака в лабораторию, Буссенго и Дюма вдруг обнаруживают нечто непостижимое: у обоих ветки, заключенные в шары, вместо того чтобы разлагать углекислый газ, вдруг стали выделять его! Да, да, это ясно обнаруживается взвешиванием трубок с едкой щелочью.

Ученые растеряны. Проверяют свои записи, которые каждый ведет отдельно. Да, ветки в обоих шарах словно сговорились между собой. Буссенго и Дюма заменяют трубки с едкой щелочью, и дело сразу налаживается — растения в шарах снова разлагают углекислый газ. На другой, на третий день все повторяется: утром приборы работают нормально, а когда друзья возвращаются с завтрака, то оказывается, что опять началось выделение углекислого газа.