У порога великой тайны - Ивин Михаил Ефимович - Страница 15

За год до того Жак Бальма первым взошел на вершину Монблана. Спустившись в долину, Бальма после недолгого отдыха отправился в Женеву к Орасу Бенедикту Соссюру — геологу, минералогу, физику, математику, ботанику, — которого не раз водил в Альпы, и рассказал, как все было…

Они пошли вдвоем с доктором из Шамони. Он очень устал, этот доктор, и последний подъем брал на четвереньках. На самой вершине доктор тоже не смог встать на ноги, лежал, завернувшись в одеяло. Поэтому из Шамони в подзорную трубу разглядели только одного Жака. Когда они спустились вниз, то спутник Жака несколько дней ничего не видел. И у Жака очень болели глаза, а лица у обоих сильно распухли и губы покрылись болячками.

— Зато теперь я знаю верную дорогу на вершину! — закончил Бальма свой рассказ.

Орас Бенедикт тогда же решил следующим летом взойти на Монблан вместе с Жаком. Вот уже четверть века ученый вынашивает эту мечту, и теперь, когда есть надежный проводник, он ее осуществит. Орас Бенедикт взглянул на сына, жадно слушавшего рассказ Бальма. Нет, пожалуй, он не возьмет Теодора на вершину. Да, не хочется подвергать юношу риску. И не только это… Но пока он ничего сыну не скажет.

И вот спустя год они идут к вершине Монблана: двадцатилетний Жак впереди, за ним, не отставая — сорокасемилетний Орас Бенедикт Соссюр.

Еще 46 лет проходит Бальма по этим горам, указывая путь ученым и охотникам, искателям приключений и праздным туристам; а на сорок седьмом оступится на краю пропасти, и тщетно односельчане будут искать его тело. В историю покорения горных вершин Жак Бальма, с легкой руки Дюма-отца, войдет как «Колумб Монблана».

Орас Бенедикт Соссюр умрет в своем доме, дожив до старости, достигнув известности как первый исследователь Альп и первый ученый, взошедший на Монблан.

А Теодор Соссюр, который сейчас терпеливо берет пробы воздуха в долине, прожив долгую, очень долгую жизнь, так и не дойдет до макушки Монблана…

На третьи сутки после выхода отряда Ораса Бенедикта из Шамони в долине взвился громадный флаг. Соссюр, достигший со своими людьми вершины, разглядел флаг и понял, что они видимы снизу. Отряд пробыл на вершине пять часов. Кружилась голова, подташнивало и совсем не хотелось есть. Но Орас Бенедикт ни на минуту не прерывал работы. С помощью прибора, установленного в палатке на столике, он определил высоту Монблана и убедился, что достиг высочайшей вершины Европы.

В следующем, 1788 году Орас Бенедикт и Теодор, сопровождаемые тем же Жаком, провели семнадцать дней в Ущелье Гигантов, на высоте около трех с половиной тысяч метров. Орас Бенедикт собирал образцы минералов, Теодор определял координаты и плотность воздуха на разных высотах.

Теодор трудился неторопливо и тщательно. Ни ветер, ни снегопад не могли заставить его остановиться на полпути. Он научился у отца доверять в науке только фактам, благоразумно воздерживаясь от идей, теорий, не подкрепленных опытом.

В те годы Теодор, подобно отцу, занимался по преимуществу физикой, химией, минералогией. Потом его все больше стали увлекать работы Пристли и Сенебье, которого он знал. Быть может, сказалось и влияние деда, Никола Соссюра, умершего в 1790 году, когда Теодору уже исполнилось 23 года. Соссюр-дед был выдающимся агрономом и оставил ряд прекрасных исследований. Дед считал агрономию нужнейшей для человечества наукой и не ошибся в этом.

Теодор Соссюр агрономом не стал, хотя и посвятил жизнь исследованию растений. Работы его не носили прикладного характера. Это была «чистая» наука, физиология растений, едва только народившаяся. И не так еще скоро обратится к ней за помощью земледелец.

Теодор продвигался в науке медленно, не так, как отец, который уже в двадцать лет стал профессором математики, а через год — и профессором философии. Только в 1797 году Теодор Соссюр издал работу о роли углекислого газа в жизни растений. За этот труд его избрали членом-корреспондентом Французской Академии наук.

Орас Бенедикт был еще жив. Поздравляя сына, он сказал:

— Я знал, что твой Монблан здесь, внизу!..

Теодор сдержанно улыбнулся и промолчал. Быть может, он подумал, что его Монблан, заключенный в пробирку, потруднее одолеть, чем ту вершину Альп, которую отец взял десять лет назад? Но говорить такие вещи было бы неделикатно…

Теодор Соссюр продолжает свои опыты с растениями. Он ищет ответа на те же вопросы, которые волновали его предшественников. Но он ставит эти вопросы более определенно и, мастерски пользуясь новейшими достижениями химии, находит более точные ответы.

Один из его старых школьных товарищей, легкодум и острослов, наблюдая за работой Теодора, сказал ему как-то со смехом:

— Вот если бы деревца хватали куски, жевали, чавкали, отрыгивали, испражнялись, тогда ты легко мог бы понять, чем и как питаются растения! А так ты на свои анализы потратишь всю жизнь и ничего нового не откроешь. Пойдем лучше выпьем чего-нибудь!

Теодор брезгливо морщится, припоминая эту болтовню. Он все больше и больше отдаляется от прежних товарищей.

Перед ним лежат три сосновые ветки: одна срезана с дерева, выросшего в горах, другая — с дерева, выросшего на песчаной равнине, третья — с сосенки, растущей в болотной низине. Он сжег дотла, до золы одну ветку, за ней другую, третью. Золу от каждой ветки аккуратно взвешивает, а затем подвергает химическому анализу. Потом он сжигает кукурузный початок, потом — несколько колосьев овса, ячменя, потом — колосья пшеницы в разные периоды ее роста. 79 анализов — сложных, точных, требующих бесконечного числа взвешиваний.

До него в науке никто изучением золы растений не занимался. Что же он-то в ней нашел? Нашел те вещества, которые растение извлекает из почвы с помощью корней и без которых не может расти, развиваться. Узнал, что наиболее богаты золой растущие молодые побеги; что состав золы зависит от места, на котором произрастают дерево, куст или трава, от возраста и вида растения. Как пригодились эти первые сведения, добытые Соссюром, потом, когда закладывались основы науки об удобрениях!..

Опыты поглощают его целиком. Уж на что женевцы трудолюбивый народ, но даже они поражаются терпению и упорству Соссюра. А он сдержанно и просто говорит:

— В естественной истории только факты приводят нас к истине. Остается одно — добывать факты.

Изучение золы — небольшая часть его широко задуманного исследования. Больше всего размышляет он над опытами Пристли. Ингенхауз и Сенебье повторили эти опыты, воспользовавшись отчасти методами Шарля Бонне. Теодор Соссюр хорошо знал и самого старика Бонне, которому приходился внучатым племянником, и его труды. Да, Ингенхаузу и Сенебье удалось доказать, что не сама вода, как думал дядюшка Бонне, а листья, погруженные в воду, выделяют пузырьки кислорода, поглощая при этом углекислый газ. Но сколько поглощается углекислого газа и сколько выделяется кислорода?

Простой вопрос — сколько? Соссюр упорно ставит его всякий раз, когда принимается что-либо изучать. Весы, градуированная колба или пробирка — как много они могут подсказать, если почаще и умело, терпеливо ими пользоваться, не позволяя себе увлекаться домыслами.

Соссюр решает повторить опыты Пристли, Ингенхауза и Сенебье. Повторить, но с прибавлением этого простенького вопроса — сколько?

Он прибегает к помощи эвдиометра — прибора, который придуман был его отцом. Это градуированная стеклянная трубка, запаянная сверху, а нижним открытым концом погруженная в чашечку со ртутью, надежно изолирующую содержимое трубки от окружающей атмосферы.

Соссюр поместил в эвдиометр побег мяты и впустил туда строго определенное количество воздуха с добавлением тоже строго определенного количества углекислого газа. После этого он выставил прибор на солнечный свет, а через несколько дней, точно зная состав газов в сосуде, узнал, сколько углекислого газа поглотило растение и сколько выделило при этом кислорода.