Детство 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 52

Обедать Владимир Алексеевич пришёл домой, а не как обычно. Дово-ольный! Жмурится котом, навернувшим полную крынку сметаны, да не попавшим за то под веник.

— Контакты, — Урчит по-котячьи, наворачивая уху. Оно не вполне по манерам, но сейчас не до них, — репортажи… серия!

— Удачно? — Поинтересовалась Мария Ивановна, еле заметной мимикой подзывая горнишную за поухаживать с добавкой супругу.

— Более чем! Более чем! — Отозвался опекун с видом человека, достигшего почти самого полного счастья. Затем пошёл такой себе разговор промеж супругов, когда вроде и не таятся, но сторонним ни хренинушки непонятно. Шифровка такая — не специальная, супружеская — из междометий, закатываний глаз и мимики. Одно-два слова, шифровка, и снова — взглядами обмениваются многозначительными. Для них.

Потому чай мы с Санькой пили с пирогом, мармеладом и скукой. Надя впополаме — вроде и понимает чутка, но по лицу видно, што такое чутка, без которого лучше бы и обойтись! Всё равно шифр.

— Надо немножечко поговорить, — Придержал я засобиравшегося было дядю Гиляя, — недолго! Хмыкнув, тот сбросил с плеч бекешу обратно на руки горнишной, и я показал на свою комнату.

— По деньгам, — Начал я, — Купеческие с Санькой впополаме…

— Эко? — Удивился тот, раззявив рот, — Мне-то за што? Всё твоё — песенка ета, музычка, выступление. Я так!

— Обучение. И не спорь! Ближе тебя у меня никого нет! Родственник и друг первеющий! Может, выучишься на художника, да моих детей потом на свои деньги уже учить будешь. Мало ли как повернётся!

— Если только в таком виде, — Нехотя согласился Чиж, — а не много? Может, четверть?

— В самый раз! На учёбу и немного на жизнь! Владимир Алексеевич на два счёта деньги поделил — одну часть на мой, другую на так. Документы тебе выправим, и твой станет.

— А вот по Иванским, — Голос у меня сорвался было, — По деньгам Иванов… я свою половину на больницу хочу отдать. Ту, в которой меня после Ходынки выхаживали. Оно как бы… не те деньги. Не впрок.

— Я… я тоже! — Решительно подхватил Санька, и вижу — ажно облегчение в глазах! Видно, давят деньги-то. А так отдал — пусть и часть, но на благое дело, так оно и легче на душе.

— Двенадцать тысяч, — Озвучил опекун, задумчиво дёргая ус.

— Всё равно, — Мотаю решительно головой, — так правильно будет.

— От нас, — Закивал Чиж, — от двоих!

— Эх вы! — Дядя Гиляй сгрёб нас в охапку на мгновение и прижал к могучей груди, — Чижики!

Вышел тут же, шмыгая носом, а мне неловко чутка. Я же не соврал! Недоговорил просто. Не так штобы и давят карман деньги бандитские. Это так…

… индульгенция вроде. На будущее.

Вляпаюсь во што-нибудь… не знаю пока, во што, но непременно! Карма. И характер. Полиция, арест, суд, такое всё кандальное. И адвокат встаёт, да о благотворительности моей задвигает, ещё в детские года. А?!

Пожадничать если, так оно и совсем даже наоборот. Не так штобы вовсе уж жёстко, но будут помнить — взял. Деньги бандитские. И отношение — другое. Со всех сторон.

А теперь и объяснять неудобно. После чижиков. Даже и Саньке. Маленький он ещё, пусть годами и мне ровесник. Сломаться может на цинизме.

Пусть лучше так…

К Жжёновым завалился запросто, а не как у господ принято, через фу-ты ну-ты, с предупреждением о визите через посыльного мальчика. Аккурат к чаю послеобеденному подгадал.

Дверь один из учеников открыл, мелкий белобрысый шкет десяти лет отроду. Открыл, да и засмущался. Эх… деревня московская! Тока-тока от мамки оторвали, и на тебе — в общество приличное. Пробубнил невнятно здравицу мне, и рукой так — проходи, дескать! Ну да учить его не стал, обетешется ещё! Потихонечку.

— Егор! — Обрадовался мне солидный, обмастерённый уже Антип Меркурьевич, начавший обрастать нормальной бородкой, а не юношеским не пойми чем впополаме с прыщами.

Поздоровкались, мы с ним с недавних пор приятельствуем, случайно так вышло.

Он и так-то без фанаберии возрастной, хотя и при всём самоуважении, а тут ещё и на рисунках сошлись. Я когда наведываюсь к ним до Саньки, так сижу иногда, языком трепя, да черкая всякое. Снилось што. А раз мастерская портняжная, то так и выходит, по портняжной части.

Они с Федул Иванычем и залюбопытствовали. То есть сперва Антип, а хозяин уже потом затянулся, на споры наши. А теперь и втроём, с Мишкой уже. Да и Санька не в стороне — такой себе художник, перерисовывает моё на нужное, под моду современную.

Мне развлечение выходит, Санька при делах как художник, да и Мишка вместе с нами. А то так выходило, што я с ними как-то врозь немножечко дружу. Теперь же дело общее, вот и сошлись. Спорят! Только пух летит! Но уже дружки, а не так себе наособицу.

Мастерам же пока от моих затей ни жарко, ни холодно, разве што интересно. Тут же как надо? Не просто идею, но и в струю с идеей этой попасть. И клиентура, опять же. Обшивал бы Жжёный мамзелей господских, так будьте нате! А у него всё больше купчики из мелких да мещане из ремесленников.

Грех Боженьку гневить — хорошо всё, в достатке живут. Не то што на недели, а и на месяцы вперёд записываются! Но это клиенты такие себе, што каждую копеечку считают.

Господа если и бывают, то всё больше из выслужившихся, не вполне себе. Не светские львы и не законодатели моды, вот ни разочка.

Выйдет што толковое или нет, Бог весть. А пока просто — интересно!

— Я с гостинцами сегодня, — Похвалился, выкладывая их на освобождённый от портняжного барахла стол, пока ученики сапогом растапливают у окошка самовар, перхая от едкого шишечного дымка, — Перво-наперво вот! От Гиляровских гостинец. Мария Ивановна на пару с Татьяной булочки сладкие печь затеяли. Какие-то особливые, на сильно восточный манер, чуть не персидские. Ну и расстарались так, што чуть не на взвод. Владимиру Алексеевичу с собой на всю редакцию корзинищу дала. Такой дух! По улице шёл когда, всех собак за собой собрал!

— Ишь ты, — Жжёнова с лёгким сомнением на лице развернула свёрток, и по мастерской полетел булошный дух, — если на вкус вполовину так, как на запах…

— Вот вместе и проверим! — Подмигиваю новенькому смущающемуся ученику, — А ещё — вот! Они восточные сласти затеяли, так меня ноги к вам понесли через восточных людей.

Понакупилось всякого на пробу. По чутка!

— Балуешь, — Одобрительным тоном отозвался Пономарёнок, известный сладкоежка.

— А то! Не всё ж время на Марьины пироги приходить с таком! Да и для себя в общем-то стараюсь!

— Это как?! — Весело поинтересовалась хозяйка, распаковывая принесённое.

— Да вот, — Киваю на восточные сласти, — раз-другой на пробу принесу, а там глядишь — приду, а хозяйка пироги не только с малиной, но и с новиной печёт!

Гиляровские булки, да со Жжёновскими пирогами, ух и зашло! Мёд и мёд! Ученики так переели, што вздохнуть лишний раз боятся, потому как в пупке лопнуть могут.

— Я, собственно, што пришёл? — Начал я, поглаживая набарабаненный живот, — Пироги, это само-собой! Федул Иваныч, где там бумаги Санькины? Далеко?

— Да нет, — Насторожился тот, — мигом достану. Важное што по опеке?

— Не-е! Так, идейка одна есть, по части учёбы. Выйдет, так и хорошо, а нет, так дальше думать и буду.

Федул Иваныч встал и сходил за документами, не чинясь.

— А ты пока собери своё, — Командую Саньке, — письма там рекомендательные от учителя, рисунки с эскизами.

Всё как положено собрал — бумаги на Саньку в папочку кожаную, рисунки в тубус, и такой себе важный стал, што все и разулыбались. Мне тоже смешно стало, даже и прошёлся несколько раз туда-сюда, под хохотки.

— Чистый скубент, — Развеселился Антип Меркурьевич, — только што мундира не хватает!

— Или чиновник! — Запрыгал Санька, — С папочкой! Только етот… Он защёлкал пальцами.

— … диссонанс, во! Одёжка простецкая, а асесу…

— Аксессуары, — Подсказываю ему.

— Они самые! Важнющие асе… ну, штучки ети!