Детство 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 25

Потом меня поили крепченным и сладченным чаем до полной сонливой осоловелости и икоты.

Наконец, разморив до состояния полново нестояния, Коста закурил трубку, пыхнул хорошим табаком и попросил негромко:

— Рассказывай.

Слова полились из меня поначалу неохотно, но Костя и Соня так внимательно и участливо слушали, да спрашивали в нужных местах, што и сам не заметил, как разговорился. А потом и разревелся.

— … ви-идел! — Ревел я, уткнувшись Соне в живот, — Всё-всё видел! Глаза закрыть боялся… ик!

Казалось всё, што если закрою, то вот они, рядышком уже подкрались!

Соня молча гладила меня по голове, прижимая к себе. И вот ей-ей! Будто никогда не бывшую старшую сестру нашёл. Не стыдно плакаться-то родной крови!

… — и раз! По горлу! И на других девок!

— На вот, выпей! — В руку мне ткнулась холодная кружка, пахнущая пустырником и прочими травами таково рода. Ухватил её за ручку не с первого разу, да и выпил, лязгая зубами о пощерблённый фарфор, понемножку успокаиваясь.

Выговорившись и выревевшись, я так и уснул — головой на коленях Сони.

— Схожу, — Коста с силой стал прочищать трубку, не повышая голос, чтобы не разбудить уснувшего мальчика, на щеках у которого всё ещё виднелись дорожки от слёз, — посмотрю.

— Мальчик не врёт и не придумывает, — Вздохнула супруга, потихонечку поглаживая Егора по голове.

— Знаю, — Коста поднял на жену выразительные глаза, — только кажется мне, што мимо этой истории я никак не пройду.

Жена улыбнулась немножечко грустно.

— Не пройдёшь, — Согласилась она с горделивой печалью, — Не сможешь. Только вот я думаю, што в этот раз нужно не пройти мимо неё в хорошей компании.

— Сергей Жуков, — Коста прикрыл глаза, в которых плеснуло болью.

— Дочь… — Негромко отозвалась София.

— Беня Канцельсон.

— Внучка.

Недолгое молчание Софья мягко, но решительно сказала:

— И я… сестра.

Коста только вздохнул прерывисто, но решительно кивнул.

— Да. И ты.

Несмотря на подробный рассказ и наличие рисунка-схемы, вход Коста нашёл не без труда, затратив на поиски мало не полчаса. Держа наготове пистолет, он протиснулся в пещеру и замер. Дымом не пахнет, голосов не слышно…

Закрепив фонарь на палке, Коста зажёг его и ужом скользнул за землю, подняв источник света на высоту человеческого роста. Один отнорок, второй… чисто.

С фонарём в руке Коста исследовал катакомбы, примечая малейшие детали.

— Всё сходится, — Пробормотал он, — даже факелы в первой пещере как дрова лежат, прямо-таки поленница. А это… никак кровь? Да, очень похоже. Намели сверху песок, пока не впиталась, да размели затем, вот и все предосторожности.

Покинув тайное убежище контрабандистов с нескрываемым облегчением, грек отошёл подальше и закурил трубку, глядя на накатывающиеся волны. Он не сомневался, что Беня и Сергей согласятся. Много таких, кто взялся бы…

… мало тех, кто удержит язык за зубами и не наворотит делов в… так сказать, процессе.

Проснулся я от негромких мужских голосов и густово табачного дыма, заполнившего кухню и лениво выползавшего из настежь открытых окон и дверей.

— Всё нормально? — Склонилось надо мной красивое лицо Сони, и тёплая рука взъерошила волосы, — Вот и славно.

Протирая глаза, с лёгкой опаской гляжу на незнакомых мужчин и перевожу взгляд на Косту.

— Внучка, — Трубкой указывает он на старого, но явно крепкого еврея, по виду из биндюжников.

Такой себе мужчина себе на уме, с каменным лицом и плечами пошире иного шкафа. Етого дяденьку легко представить в оной из историй Ветхого Завета, особенно где про сражения и завоевания. Серьёзный.

— Дочь, — Трубка указывает на русского работягу лет сорока, в косоворотке под горло.

Среднево роста, но жилистый и весь такой себе, што будто из калёной стали. Да не только телесно, но и душевно. Даже глаза как оружейная сталь, и смотрит, ну будто дула винтовочные. Не на меня, а так, вообще.

— Сестра, — Негромко говорит Соня, присаживаясь напротив, и глаза её полыхнули ярче солнца.

— Рассказывай ещё раз, — Мягко говорит Коста, — понимаю, што тяжело, но…

Кивнув резко, я начинаю рассказ наново. Несколько раз меня переспрашивают, в основном интересуясь внешностью работорговцев, какими-то особенностями поведения, голоса.

Чувствуется, што и тени сомнений нет, просто через рассказ рисуют себе точную картину.

Слёзы не срываются, но рассказывать тяжело, и Соня то и дело подпихивает мне в руку кружку с водой. Горло сводит. Не потому, што рассказывать устал, а так, само.

— Никому и никогда, ладно? — Соня смотрит мне в глаза, крепко сжав ладони, — Ни лучшему другу, ни в бреду, ни на исповеди, ни полвека спустя!

Киваю решительно, а самово ажно колотит.

— Я с вами! Хочу…

— Нет! — Резко обрывает меня Беня, который внучка. Почти тут же он соскользнул с табурета и встал на одно колено, — Пожалуйста, не проси…

Взгляд ево проникает в самую душу.

— Нельзя, когда… дети, — Слова он находит с трудом, — Видеть — уже сильно нехорошо, а делать такое самому и взрослому не каждому под силу.

— В Крымскую войну участвовали даже дети, — Чувствую, што вот прям сейчас разревусь, даже губа затряслась.

— Да, — Кивнул еврей, — было такое. Я… краешком тогда самым. Сильно ударило. А это не война, не пули собирать и не враг где-то далеко на мушке. Это…

Он замялся, не находя слов, и на помощь пришёл Сергей.

— Резать, — Для наглядности он вытащил наваху и выложил на стол. Пытать, штоб узнать всех причастных, колоть со спины. Не бой, Егорка. Бойня. Резня. Может, двери и окна подпирать, да живьём сжигать. Не война!

— Я… смогу!

Вспомнился тот убитый сторож, но Коста резко мотнул головой.

— Не дай Бог, если сможешь! Взрослые не все так смогут, даже если кто войну прошёл! Одно дело — битва. Ты куда-то стреляешь, стреляют в тебя. Озверение рукопашной. Другое — так.

Мало кто сможет, очень мало.

— Потому — нет, — Соня наклонилась ко мне, — нам спокойней. За тебя штоб не переживать, понимаешь?

— Дети когда на войне промежду взрослых, это страшно, — Мягко говорит Беня, — Это тогда только, когда всё! Некуда им, совсем некуда. Край! Ну или в тылу, при кухне и штабе. Не потому даже, што детям таки страшно, а потому, шо взрослым за детей.

Киваю. Такой аргумент понятен, так што не буду своё хочу кидать поперёк всехнево надо.

— Ну, — Соня промокает мне глаза, — не плачь! Непосредственно в… этом — нет, нельзя. А помочь, так даже и очень сможешь. Проследить за кем, посторожить, весточку передать.

Понимаешь?

Киваю так, што мало голова не отрывается. Ето я понимаю! Есть солдатики пехотные, которые сами вперёд бегают, в штыковую за отцов-командиров и царя-батюшку, будь он неладен! А есть и артиллеристы, да не те которые жахают, а которые снаряды подтаскивают. Всё равно — польза, всё равно — солдаты!

— Да… да! Только… — Складываю руки перед собой, глядя на всех по очереди умоляюще.

— Куда ж мы без тебя, — Серьёзно ответил Коста, — Ты с нами!

— Займём чем-нибудь, — Ответила Соня негромко на немой вопрос мужа, когда Егор отошёл по нужде, — не то сам себе приключений найдёт! С лучшими намерениями.

— Девочка права, — Одобрительно проворчал Канцельсон, — займём! Найдём дело, пусть чувствует себя полезным. Может, и сны из-за этой помощи будут таки сниться ему чуть пореже.

— Здрасте вам! — Приподняв шляпу ещё со двора, дядя Фима одарил нас лучащийся улыбкой и запахом пота, бодро поднявшись по скрипучей лестнице на второй етаж.

— Дядя Фима! Моё почтение! — Встав из-за стола, спешно вытираю руки салфеткой и приветствую уважаемого на Молдаванке человека крепким рукопожатием и вежественным наклоном головы.

— Какие люди до нас дошли! — Всплеснула руками взволнованная визитом тётя Песя, — Садись до нас, попей чаю, уж кипятку для тебя всегда найдётся!