По ту сторону черты - Колибри Клара - Страница 47

– Какой никчемный! – и сердилась, и отчаянно боялась, но выговаривала своему животному. – Другие чувствуют дорогу, но только не ты. Не понимаешь разве, что это дикая местность, и здесь с нами всякое может случиться. А вдруг не всю нежить Инквизитор в последнем своем походе упокоил? А если здесь водятся волки?..

Стоило только подумать о напастях, как они не заставили себя ждать.

– Ой! Это что там впереди? Боже! Никак глаза желтые светятся?

Я так и прижалась к конской холке от страха и замерла, замер на месте и Харт. Стоял себе, как вкопанный.

– А может… – очень хотелось подумать о том, что это был такой неясный свет от человеческого жилища, но боялась, что так могли и глаза хищников светились. – Что же ты стоишь, конь? Должно у тебя быть чутье? Вдруг нам спасаться бегством надо?

Я слегка дернула уздечку, а Харт взял и пошел вперед.

– Хорошо. Делай, как знаешь. У тебя все нюх лучше, чем у меня, горожанки в седьмом поколении.

А через несколько минут уже и я поняла, что перед нами было все же жилище. Небольшая избушка приманивала заблудившихся путников двумя светящимися в ночи окошками. Не успела я удивиться, что бревенчатый домик стоял один-одинешенек посреди снегов и даже кособокой изгороди не имел вокруг, как низкая дверь, у которой остановился Харт, со скрипом распахнулась. В темноте приоткрывшегося проема никого не было видно, но старческий голос оттуда произнес:

– Кого это принесло?

Вроде, женщина? Интересно, а как она узнала, что… нас с Хартом «принесло»? Ночь, снегопад, ветер подвывает… А она услышала нас? Да я сама конского шага не разбирала, когда Харт по сугробам сюда добирался, но эта старая женщина вышла на заснеженное крыльцо именно в тот момент, как мы остановились.

– Чертовщина? – к сожалению, эта мысль лишь мелькнула в голове и тут же улетучилась.

От нее меня еще озноб охватил на мгновение, но я и так к тому времени промерзла порядком, вот и начала думать лишь о том, что сейчас появлялась возможность отогреться.

– Это мы! То есть я… и конь. Ох, пустите, ради бога, в дом – я с дороги сбилась…

– Путница? Девушка? Одна? Как это?!

Теперь я ее видела, потому что женщина распахнула дверь шире и выглянула. В руке она держала масляную лампу, и поднимала ее, чтобы осветить большее пространство. Хозяйка домишки на самом деле выглядела очень старой. Из-под толстого пухового платка выбились совершенно седые пряди волос. Лицо было изборождено глубокими морщинами. Глаза прятались под выступающими бровями и дряблыми веками и были, наверное, почти выцветшими от времени, но сейчас как зажглись и светились холодным голубым светом… От любопытства? Возможно. Но меня отчего-то потянуло перекреститься.

– Кто тебя сопровождает?

Мне не показалось, а она даже на мысках приподнялась и руку с лампой еще выше подняла, чтобы увидеть кого-то из мужчин за моей спиной. Увы, никого там не было. И эта сутулая бабуля все еще всматривалась такими странными светящимися глазами в ночь и вьюгу, а я уже ломала голову, что бы сейчас ей сказала, как объяснить, что путешествовала одна и еще ночью.

– К сожалению, я заблудилась. Мы ехали медленно. Конь был уставший. Задумалась. Может, задремала. В общем, отбилась от своих.

Итак, говорить решила по возможности правду, но ничего лишнего.

– А почему так странно одета?

Теперь старуха меня своими светящимися глазами как ощупывала.

– Так надо было. И что, вы меня из-за этого наряда в дом не пустите? Не гостеприимно себя ведете.

– Я-то? – отчего-то удивилась эта женщина. – А действительно, твоя правда, нечего тут мерзнуть, что надо и в избе от тебя узнаю. Коня там привяжи.

Она развернулась ко входу, а я тогда рассмотрела ее наряд: теплая юбка, и не одна, поверх толстой самовязанной кофты – меховая безрукавка.

– Заходи. Тут вот низко. Береги голову… и там тоже. Вот и мои хоромы!

Мне, всей замерзшей, в глаза сразу бросился жарко пылающий камин. Ожидаемо повсюду были разбросаны и разложены выделанные шкуры. Из мебели рассмотрела стол со скамьей и креслом, вдоль двух стен стояли широкие лавки. И около очага на веревках висели пучки трав. Соответственно, запах от них стоял по всему помещению. И тогда я ничуть не насторожилась, а сделала быстрый вывод, что попала к знахарке.

– Отбилась, говоришь… – шаркая ногами, бабуля подошла к котелку, что висел на цепи над огнем, и зачерпнула из него варева. – Замерзла, наверное…

– Не то слово. Руки уже не слушались. Сейчас их начало, будто иглами, покалывать.

– Тогда вот… – протянула мне глиняную кружку, – выпей, и согреешься.

– Спасибо, – приняла горячий напиток и принюхалась.

– Не бойся, это полезные травы. Они дадут сил и укрепят. А что же те, с кем ты ехала, много их? И что за люди?

– Достаточно, чтобы можно было не бояться путешествовать ночью, – отпила глоток.

Варево оказалось вкусным. И от него по сосудам побежало необходимое мне тепло.

– Зачем же ты от них отстала? Как так вышло, что не усмотрели?

– Да-а… я там обижена сильно была…

– Ясно. Все эти глупые девичьи обиды… А мне теперь с тобой возись…

Не нравился мне ее взгляд… исподлобья. Меня он напрягал.

– Не беспокойтесь, мне бы только чуть согреться. А там, или меня наши найдут… наверняка, по следам идут, или дорогу укажите, и я уйду сама.

Я специально сказала, что по моему следу идут люди. А все из-за того самого взгляда бабки.

– А что пригрели, я отплачу. Например, провизией поделюсь. У меня есть очень вкусный сыр и мясной пирог. А могу и монетку дать. Вы только чуть погреться позвольте…

Я еще не успела договорить, а язык начал заплетаться. И во всем теле тяжесть появилась. Сильная. А бабуся это заметила и стала помогать усаживаться скорее на лавку у стены.

– Сюда, сюда. Здесь и ложись. Согреться, говоришь, хочешь? Почему бы и нет! Поделиться провизией желаешь? А я не откажусь. Что тут у тебя в узлах-то есть?

И она без зазрения совести начала по-хозяйски рыться в моем добре. А я вдруг почувствовала, что во мне живы теперь были только глаза. Говорить не получалось, шевелиться тоже. Лежала сломанной куклой на лавке, как меня туда бабка опустила.

– Вкусно! – старуха так и вгрызлась в мясной пирог. – Монетку, говоришь, дашь? – прошамкала с набитым ртом. – Это все теперь мое будет… все! И ты тоже!

И старуха начала зловеще улыбаться, а потом и вовсе пошла на меня.

И тут осенило. Это же ведьма, а никакая не знахарка. И, наверное, темная, раз такая коварная. Добро ей мое понадобилось? Пусть заберет и подавится! А ко мне-то, зачем с такими выпученными глазами угрожающе приближалась?

– Посмотрим, чем здесь я смогу поживиться!..

– МММ!.. – попыталась выкрикнуть я.

– Помню, помню! – глумливо улыбнулась ведьма, ощерив старые зубы. – По твоему следу идут. И пусть. А я еще сильнее вьюгу закручу!..

Она захохотала, а у меня от того истеричного смеха в ушах болью отдало. Так это она, эта баба-яга, такую зверскую непогоду намутила? А может, еще и на Харта как-то воздействовала? И он, милый конек, как глупенький с дороги сошел…

– Ты пока полежи, а я пойду и с конем твоим разберусь…

– МММ!.. – замычала я, да куда там, ничем не могла бедному Харту теперь помочь.

– А чего ты переполошилась? – смерила меня ведьма косым взглядом. – Раньше думать надо было! А то, капризы у этих молодых дорин одни на уме. Чуть обидятся, и давай куролесить. И не просто губы дуют, а норовят не слушаться старших. И упрямятся по любому поводу… – старуха морщилась на меня и буравила глазами. – Сама виновата, что так все вышло. Не надо было отставать от сопровождения! А теперь я у тебя искру-то заберу!

Я, наверное, вытаращила на нее глаза, потому что она подбоченилась, с удовольствием рассматривая мой испуг.

– А ты как думала? Где магическую подпитку брать, если меня инквизиция от источников гоняет? Вот и ворожу по ночам. Морозы у нас и так славные бывают, зимы, как правило, снежные, а вот ветер… я его закручу-заверчу, со снегом смешаю, чтобы ничего и в пяти шагах видно путникам не было. А еще поземку оживлю и брошу, да поперек дороги. Она все следы убирает-путает. А вой какой стоял, слышала? При таком ветродуе, что кричи о помощи, что не кричи…