Тени забытой шестой (СИ) - Дорогожицкая Маргарита Сергеевна - Страница 54

Я не дал ей договорить. Шагнул вперед и дал пощечину.

— Это за гвардейцев.

Она зашипела разъяренной кошкой и хотела вцепиться мне в лицо, но вместо этого схватилась за грудь, беспомощно царапая тонкое кружево и разевая рот. Я ощущал священную бесконечность в ее груди так ясно, как будто она была у меня в руке. Сжать пальцы — и Шестая задохнется. Гадина издохнет. Нельзя. Не сейчас. Чуть ослабив мысленное усилие, я схватил дрянь за патлы и потащил к кровати. Демон, а она и вправду поправилась!

Невозможно двигаться и держать контроль, чем мерзавка и воспользовалась, отчаянно царапая мою руку и извиваясь ужом. Но я швырнул ее на постель и снова мысленно одернул поводок. Шестая захрипела. Я прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Зря. Ох как зря. Нельзя было ее злить, нельзя. Иначе весь план полетит коту под хвост. Успокоиться. Не давать воли чувствам.

Я открыл глаза и заговорил:

— Я могу вас убить. Прямо здесь. Никто не успеет мне помешать. Но я смирился с тем, что вы нужны Ордену Пяти живой. Смиритесь и вы. Вам придется терпеть меня, если хотите получить благословение на брак и сохранить ваши тайны. Ваши и вашего брата.

— Я…тбя… кзл…пскта…злд…ня…

На ее бледной щеке алел след от пощечины, волосы растрепались, оторванный кружевной рукав с булавками валялся на полу, плечо сверкало мраморной белизной, а голое колено так и манило задрать подол юбки еще выше… Я отвел взгляд и добавил:

— Не злите меня, ваша светлость, и не провоцируйте, а то некому будет спасать мир. Если будете хорошо себя вести, обещаю, освобожу вас… от поводка.

С этими словами я ретировался. Торопливо, наплевав на сохранение всякого достоинства, так как понимал, что могу и не сдержаться. Грохот чего-то тяжелого, что полетело в захлопнувшуюся дверь, убедил меня, что я поступил правильно. В коридоре ждали служанки и портной, а бедняга сапожник сидел на диванчике, закатив глаза и приложив ладонь ко лбу. На полу валялись разбросанные эскизы.

— Думаю, что светлую вояжну лучше пока не тревожить. Она сильно не в духе, — сказал я им. — Можете быть свободны.

Их словно ветром сдуло. Я наклонился и поднял рисунки. Работа Милагрос. Эскиз изящных туфелек на высоком тонком каблуке, переливающихся хрустальным блеском на свету. Она всерьез собирается вот в этом идти под венец? Да она совсем кукукнулась…

Я поднял взгляд и увидел стоящую напротив меня Лу. Ее большие, чуть красноватые на свету глаза были полны слез. Она смотрела на меня с мольбой:

— Фрон Тиффано, прошу вас, скажите! Это ведь неправда, да? Про свадьбу… Ведь неправда же? Они ошиблись?

Мне сделалось ужасно тоскливо. Я вымученно улыбнулся девушке.

— Лу, я тебе обещаю, что свадьбы не бу…

Мои слова утонули в звоне разбившегося стекла. Я торопливо взял девушку за руку и повел несчастную прочь, подальше от той бури, что бушевала в покоях светлой вояжны.

Для осуществления моих планов мне нужны были надежные союзники. Я решил засвидетельствовать свое почтение Лешуа, который, к моему удивлению, упрочил положение при дворе благодаря особой милости императрицы Веры-Магдалены и стал главным конфетмейстером, как некогда на балу пообещал ему Фердинанд Второй. Не забыли и про благородное семейство Рыбальски, которому вернули семейный особняк, а Сигизмунд вместе с юной женой был представлен ко двору и по слухам получил заманчивое предложение служить в личной гвардии императора. Кроме прочего, светлая вояжна приблизила к себе Гуго Барнума, любовницу генерала Петру и еще несколько человек, чьи имена мне ничего не говорили: полковник Бермейер и его дочь Криста, некий Шульц и его невеста Бэлла. Все эти новости я узнал от слуги Тиштвана, которого ко мне приставили по распоряжению Цукеркандля, а по сути, поручили не спускать с меня глаз. Но я теперь иначе относился ко многим вещам и не расстроился, решив, что из всякого положения буду извлекать выгоду. Тиштван оказался услужливым малым, бойким, плутоватым, а временами даже полезным. Кроме прочего, он поведал, что приготовления к свадьбе столь значительны, что придворные только диву даются, откуда на все изыскиваются средства. Подвенечное платье, для которого вояжна потребовала больше сотни рубинов, мирстеновские кружева, себярский шелк, хрустальные туфельки, о которых я уже знал, карета из чистого золота, шестерка огненно-рыжих породистых лошадей в брильянтовой упряжке и… неимоверное количество белых хризантем, которыми должен быть украшен весь город. А еще светлая вояжна пожелала обвенчаться непременно в Штефском соборе, который, как известно, был сильно поврежден во время пожара. Его срочно отстраивают, но за счет города, а не имперской казны, поскольку благодарные горожане решили восстановить его и назвать в честь святой заступницы, спасшей Винден. Отныне собору должно называться Хризоспасским. Господи Единый, есть ли предел человеческой глупости?

Лешуа проживал при дворце вместе с Милагрос. К ним-то я и препроводил несчастную Лу, справедливо рассудив, что девушке будет безопасней там, чем рядом с кровожадной безумицей или зарвавшимися дядьями. Повара не было, нас встретила Милагрос, удивительным образом похорошевшая и помолодевшая. Замужество определенно пошло ей на пользу.

— Лу, девочка моя!.. Как же я по тебе скучала!

Она обняла девушку, принялась расспрашивать, а потом и успокаивать, когда та разрыдалась на неосторожный вопрос о тяжести. Милагрос не знала, что Лу потеряла ребенка, как не знала и о влюбленности бедняжки в императора. Я оставил их утопающих в слезах и соплях, ибо сейчас было бесполезно пытаться что-то узнать от них. Однако мое внимание привлекли рисунки на столе, и я, пользуясь моментом, словно трусливый воришка, прихватил некоторые из них.

Так вот как она себя видит… Наместница бога на земле… Или же его соперница? У меня и раньше было чувство, что отец Георг о чем-то умолчал, но сейчас я окончательно укрепился в этом убеждении. Шестая не потеряла веру в Единого, она вознамерилась занять его место. Эскиз явно свидетельствовал об этом. Свадебный головной убор представлял собой не просто императорскую корону, а нечто большее, схожее на папскую тиару, цельновырезанную из рубина. Не сложно было догадаться, из какого именно. Рисунки лежали передо мной и отвлекали, пока я беседовал с магистром Рихардом в его кабинете. Слуга был выставлен за дверь, однако я не сомневался, что он ловит каждое наше слово сквозь замочную скважину.

— Я бы хотел обсудить предстоящую церемонию бракосочетания, — начал я. — Как скоро ее можно провести?

— Вы собираетесь сами венчать?.. — магистр не закончил фразу.

— Хоть я и не в сане, однако думаю, что светлую вояжну мало волнуют подобные тонкости. Если ее вообще хоть что-то волнует. Итак, когда?

— Вы хотите все… ускорить?

Я кивнул и наскоро от руки начертал ему пояснение. Мы были вынуждены ходить вокруг да около, чтобы не выдать наших тайных намерений. Я чувствовал себя крайне нелепо, словно начинающий заговорщик. Хотя, если вдуматься, именно таковым и был.

— Да, хочу. Для всех сторон военного конфликта будет лучше, если венчание состоится как можно раньше. Худой мир лучше доброй войны.

— Согласен. Думаю, что можно поторопить обер-церемониймейстера и уже через две недели…

Я мотнул головой.

— Надо раньше. За две недели воюющие перегрызут друг другу глотки.

— Хорошо. Я попробую, но ничего не буду обещать. Однако…

Он задумался, что-то набрасывая мне в ответ, и я только сейчас сообразил, что ни разу не видел магистра без капюшона. Все время в тени, согбенный и незаметный… Почему?

— Однако возникли сложности с собором…

На листке бумаги значилось: «До или после венчания?».

— Я смогу, — с нажимом сказал я, — убедить светлую вояжну венчаться в скромной церквушке, как то и подобает смиренной благочестивой заступнице рода человеческого.

Мой ответ ему был: «До! Непременно до!»