Невеста берсерка (СИ) - Федорова Екатерина - Страница 40
- Предыдущая
- 40/68
- Следующая
Забава слушала, приоткрыв рот.
— Вот пропаришься, сядешь на лавку — и пусть они тебя в четыре руки растирают, — закончила бабка. — И не смущайся. Тебя сам ярл на свое ложе взял, твое место повыше, чем у них, будет.
Забава, закрыв рот, упрямо мотнула головой.
— Нет уж… сама оботрусь. Бабка Маленя, а научишь меня приказывать бабам? Ну вот как ты?
Старуха усмехнулась.
— Приказывать дело нехитрое, ему всяк и сам научиться может.
— То есть словам, — поправилась Забава. — Чтобы я сказала — а они поняли. И сделали, как хочу. Чтобы не хватались больше за меня, словно я дите малое.
— Да мы уж вроде начали…
— Не запоминается сразу, — пожаловалась Забава. — Ты мне, бабка Маленя, все время что-нибудь говори. Глядишь, что-нибудь да и запомнится. Вот, к примеру, как по-чужански баня?
— Неньорск. Да ты не просто скажи, ты несколько раз повтори…
Как Харальд и предполагал, на второй день Кресив пошла в атаку. Едва он, войдя, устроился на сундуке, как темноволосая, стоявшая у кровати, кинулась к нему.
Пришлось встать, опережая пышнотелую девку — и ухватить ее за распущенные волосы, уходя от раскинутых рук.
Мгновенье Харальд удерживал Кресив на расстоянии вытянутой руки от себя, накручивая на кулак темные пряди и заставляя встать на цыпочки. Девка застонала, вытянула шею. Он погрозил ей пальцем свободной руки.
И тут же отпустил волосы. Ухватился за ухо — темноволосая взвыла.
Вот парни за дверью сейчас выдумывать начнут, подумал Харальд, оскаливая зубы в усмешке. Зато на теле у нее следов не останется, а это главное.
Он довел Кресив до кровати, держа за ухо. Заставил улечься и снова погрозил пальцем.
И потом сидел на сундуке уже спокойно. Кресив хныкала на постели, прикрыв ухо ладонью…
Харальд просидел, сколько требовалось, по его прикидкам. Затем вышел — и задвинул засов снаружи.
Добава, в отличие от Кресив, с кровати навстречу ему не вскочила. А встала осторожно, чуть поморщившись.
Придется сегодня ее не трогать, с сожалением подумал Харальд. Быстро разделся, улегся — и похлопал по покрывалу рядом с собой, глядя на Добаву, стоявшую у кровати.
Та, прикусив губу, стащила платье. Осталась в одной рубахе, замерла на мгновенье у постели — словно решаясь…
И полезла под покрывало. Примостилась на краю кровати, поглядела на него оттуда с сомнением, но без обиды или упрямства во взгляде.
Харальд, вздохнув, потянулся. Подгреб к себе Добаву, закидывая светловолосую голову на свое плечо. Приобнял одной рукой.
И вытянулся, закрыв глаза. Правда, уснуть удалось не сразу. Желание просыпалось, ворочалось, будоража кровь и учащая дыхание. Шелковистые косы щекотали кожу на предплечье и чуть ниже локтя.
Хорошо хоть, девчонка лежала тихо, как мышка. И Харальд наконец уснул.
Когда в Сивербе, в имение ярла Турле, приплыл торговый кнорр (небольшое торговое судно), на берег высыпали все.
— Торгаш, — выплюнул ярл Турле, тоже спустившийся к берегу. — И не из наших. Вон как одет. И парус на кнорре не как у наших…
— Что он тут потерял? — пробормотал его сын Огер, стоявший рядом.
Ярл Турле, все еще крепкий, несмотря на свои годы, бросил руку на рукоять меча, висевшего на поясе.
— Сейчас узнаем…
Кнорр причалил к берегу, и они подошли поближе, встав на полосе черного галечника. Воины их хирдов, оставшиеся зимовать в Сивербе, уступали дорогу двум ярлам.
Корабль ткнулся носом в берег. Оттуда сбросили сходни, по ним сошел мужчина лет пятидесяти, светловолосый, дородный. И чем-то похожий на нартвега — только одетый в длинную, до щиколоток, рубаху из дорогого черного полотна. Складчатую, каких здесь не носили.
— Приветствую тебя, ярл Турле. И тебя, ярл Огер. Я — Мейнлих Сигридсон…
— Сигридсон? — проворчал ярл Турле. — Сын Сигрид (женское имя)? Что, не нашлось отца, который дал бы тебе свое честное имя?
— Моя мать была родом из Нартвегра, — объявил прибывший. — Но мой отец — германец. Когда я бываю на родине моего отца, я зовусь его честным именем — оф Крубе, сын Крубе. Но когда появляюсь на родине матери, зовусь уже ее именем…
— Был у меня пес, который лакал из двух мисок, — с насмешкой заметил ярл Турле. — Но я его убил. Чтобы не подавал дурного примера. Зачем ты явился в Сивербе, сын Сигрид?
Прибывший громко ответил:
— Я был на торжище во Фрогсгарде. И привез оттуда вести о твоем родиче, ярле Харальде Кровавом Змее.
Он замолчал, ожидая ответа Турле — но старый ярл молчал. Наконец сказал, медленно роняя слова:
— А кто тебе сказал, Сигридсон, что здесь ждут новостей о каком-то Харальде? Прости, не расслышал — то ли Кровавой Змее, то ли Кровавой Сопле…
Среди воинов, собравшихся на берегу, послышались смешки. Огер оглянулся — и они стихли.
— Если тебе не интересно, что Харальд с одним неполным хирдом взял Йорингард, который охраняли три полных хирда конунга Гудрема, то я тебе надоедать не буду, — звучно ответил Мейнлих. — Только во Фрогсгарде говорят, что Харальда теперь провозгласят конунгом. И Гудрем не вернулся в Йорингард — а ведь у него осталось еще пять полных хирдов. Нет, он дрогнул и бежал, испугавшись Харальда…
Взгляды воинов, собравшихся на берегу, устремились на Турле и Огера. Пауза затягивалась.
На лице Огера, которому было примерно столько же лет, сколько и Мейнлиху, читалось тщательно скрываемое возбуждение. Турле смотрел на торговца мрачно.
И неизвестно, как бы все сложилось, если бы сверху, от домов, не спустился, поддергивая штаны, Свальд. Заорал, даже не дойдя до деда и отца:
— Вести от Харальда? Как он?
Ни Турле, ни Огер не шевельнулись. Только на лице Огера промелькнуло облегчение.
Теперь он сможет узнать, как их родич сумел взять Йорингард и утереть нос самому Гудрему Кровавой Секире. А угрюмое молчание и недовольство отца достанется Свальду.
Но его сын уже построил себе отдельный дом на берегу соседнего фьорда. Сюда Свальд завернул по дороге, возвращаясь из шведских земель, куда ездил свататься. И если что, он спрячется от недовольства старого Турле в своем поместье.
— Так что там с Харальдом? — спросил Свальд, становясь рядом с дедом и отцом.
— Пошли в зал, — буркнул вдруг ярл Турле. — Выслушаем вести, которые принес нам из Фрогсгарда этот…
Он помолчал и добавил с издевкой:
— Сигридсон.
Придя в зал, все сначала выпили эля. Потом Турле кивнул, глянув на Мейнлиха.
— Не знаю, известно ли вам, что конунг Гудрем взял Йорингард и убил конунга Ольвдана, вместе со всеми его сыновьями? — начал тот.
— Разные слухи ходили по Нартвегру, — пробурчал Турле. — Но эту новость мы слышали.
— А слышали, что после этого Гудрем устроил пир? И на нем хвастался, что заставит Харальда из Хааленсваге служить себе, как бессловесную тварь?
Турле молчал, уставившись на него.
— На том пиру Гудрем при всех назвал Харальда сыном Ермунгарда, — продолжил Мейнлих. — А перед этим он принес конунга Ольвдана в жертву Мировому Змею. Привязав того к двум драккарам и разорвав над волнами фьорда.
Купец замолчал, давая время осознать значение своих слов как ярлам, сидевшим за главным столом, так и воинам, набившимся в зал.
Ярл Турле, по лицу которого ничего нельзя было понять, бросил:
— И что с того?
Мейнлих, отодвинув чашу с элем, развел руками.
— Ну если вам неинтересно то, что Харальд как-то узнал про эти слова, и сам налетел на Йорингард, пока Гудрем был во Фрогсгарде — тогда я могу и уйти. Только говорят, что после этого он превратился в змея. А вместо головы у него была драконья морда, горевшая огнем.
Воины в зале загомонили.
— Чего только не болтают слабаки, бежавшие из боя, — презрительно выдохнул Турле.
И, прищурившись, окинул взглядом зал. Голоса стихли.
— Тем не менее, есть то, чего не может оспорить никто, — заявил Мейнлих. — Харальд взял Йорингард, придя туда с одним драккаром. А Гудрем, который был во Фрогсгарде, побоялся вступить с ним в бой. Вместо этого он бежал в Веллинхел, хотя у него было пять драккаров. И пять полных хирдов. Я сам был тогда во Фрогсгарде. И своими глазами видел уходившие оттуда драккары Гудрема. Но через два дня во Фрогсгард пришел драккар Харальда — и его хирдман объявил, что Йорингард теперь принадлежит Харальду. А Гудрем даже не попытался отбить его.
- Предыдущая
- 40/68
- Следующая