Обещание (СИ) - "Эвенир" - Страница 37

— Ты говорил, станция может прокормить семьдесят человек…

— Так то человеки какие-то, а у меня здесь самый милый кейяре всей Эхмейи, который почти что попал в род Золотых Облаков! Улавливаешь разницу? Пойдём!

На камбузе, похожем на операционную, Стах усадил кейяре за стол и открыл сразу с полдюжины упаковок. Некоторые из них начали нагреваться, распространяя разнообразные запахи, другие вырастали в объёме, впитывая влагу из воздуха. Кэйлани попробовал «Телятину с горошком» и отодвинул тарелку, чуть заметно скривив носик, от пахучего угощения «Хек золотистый с картофельным пюре» благоразумно отказался сразу, зато «Овощное рагу “Небула”» смёл почти всё. Но особенно ему понравилась липкая оранжевая размазня под названием «Повидло абрикосовое».

— Это вкусно! — радостно сообщил он, размахивая ложкой с прилипшей к ней соплёй. — Что такое абрикос?

— Без понятия, Лапа! — отозвался Стах, справившийся с телятиной и теперь доедавший золотистого хека, который и вправду был так себе. — Фрукт какой-нибудь земной.

Рассказ о том, из чего в Содружестве делается почти вся еда, он благоразумно решил отложить на потом. Пискнул ручной комм на его запястье. Стах заторопился:

— Побежали, через десять минут рассвет!

Кэйлани вскочил, но потом обернулся к устроенному ими пищевому беспорядку:

— А как же…

— Пойдём, потом вернёмся и уберём! Сейчас некогда!

Они вышли в полукруглый коридор, Стах взял кейяре за руку и потянул за собой, переходя на бег. В совершенно тёмный полукруглый зал ворвались, будто упали в колодец. Пол, покрытый толстым слоем пенопаркета, пружинил под ногами.

— Давай садись, — скомандовал Стах почему-то шёпотом. — Прямо на пол садись, он мягкий.

Кэйлани послушно опустился на пол, Икеда сел рядом, подставил плечо, почувствовал, как ласково прижался к нему кейяре, и тихонько обнял юношу за плечи, невидимого, чуть слышно дышащего в темноте.

— Смотри прямо перед собой. Сейчас начнётся.

И точно. Крохотная сияющая точка возникла в черноте, мгновенно разлилась острым полумесяцем, ярко-голубым изнутри. В расширяющейся, всё более яркой дуге проступила тонкая пелена атмосферы, занялась перламутровым сиянием. Точка стремительно росла, на глазах превращаясь в огненно-белый диск Ла, поднимавшийся над Эхмейей. Свет, родившийся на краю планеты, потёк по поверхности, раскрашивая синие океаны, зелёную сушу и белые облака.

Кэйлани тихо вскрикнул и прижал к лицу ладони. Икеда ласково погладил его плечо, спросил:

— Красиво, правда?

Кейяре резко обернулся к нему и оказался вдруг очень близко, лицом к лицу. Его глаза блестели от слёз.

— Это так… Много! — выдохнул-всхлипнул юноша и вдруг коснулся его губ тёплым поцелуем.

Икеда осторожно, как ребёнка, погладил кейяре по голове и ответил своим поцелуем, неловким, куда-то в висок. Кэйлани снова вздохнул и спрятал лицо у Стаха на плече. Всё это было слишком для него: слишком много, слишком невероятно, слишком сильно.

Но самое смешное, что и для Икеды это всё тоже было — слишком.

========== Глава 20 ==========

На смотровой площадке они свили себе гнездо: ограбили несколько пустых гостевых кают и натащили под ситалловое небо целую гору одеял и подушек. Они любили лежать на мягком полу и глядеть на то, как встаёт над Эхмейей Ла, как плывут над планетой белые облака, как зелёные острова рассыпаются по синему бархату морей. Притихший и мечтательный Кэйлани лежал на плече Стаха, а в глазах его отражались звёзды, и Стах томился странной романтической робостью, давно забытой, а может быть, никогда прежде не испытанной. Их медленные разговоры проливались откровенностью, как тихими слезами, не горькими, а лёгкими, лечебными. Так говорят со случайными попутчиками в ночном флайере, с которыми расстанешься поутру на станции, чтобы никогда больше не увидеться. Так говорят с самыми близкими людьми, от которых невозможно защититься, да и не нужно.

— А почему ты ушёл из космодесанта? — спросил однажды Кэйлани, будто ничего проще этого вопроса не было на свете.

Можно было ответить: надоело, мало платили, в полиции предложили больше кредитов, да и работа полегче… Но почему-то захотелось открыть правду. Рассказать то, о чём в Содружестве должен был знать каждый, а знали очень немногие, да и то знали в основном несвязную херню, как попало слепленную высшим военным командованием.

Стах погладил тонкие пальцы, лежавшие на его груди, будто этим прикосновением набираясь храбрости для болезненного рассказа.

— Я прослужил в космодесанте восемь лет. Это довольно долго. В восемнадцать — курсант, в двадцать два — командир корабля. В двадцать шесть у меня уже было больше двух тысяч боевых вылетов.

— Почему боевых? — перебил кейяре, крепко переплетая со Стахом пальцы. — Разве была война?

— И да и нет, Лапа, — ответил Икеда. — Были мелкие стычки с мехавейцами: то они подобьют пару флайеров, то мы сожжем их крейсер. Обстрелы периферийных планет, заложники, захват пассажирского лайнера. Правительства мерились ху… у кого больше кулаки, пилоты хвастались завтрашними победами. Все говорили о полномасштабном нашествии, но оно так никогда и не случилось.

А случилось вот что. Мой крейсер оказался на орбите планеты Авалон, только-только вошедшей в Содружество. Страшное захолустье, вдали от всего, никаких особых богатств, жители — гуманоиды земного типа, едва вышедшие на орбиту. В Содружество ведь принимают только космические цивилизации. Вот я там и болтался по совсем неинтересному маршруту, по самым окраинам мира. И вдруг случается невозможное. Прямо перед нами, на расстоянии недопустимо близком от планеты выходит из гиперпространства мехавейский корабль-матка. Не крейсер, не лайнер, не флагман. Такой корабль, который несёт в себе целый флот, целую армию. Истребители, крейсеры, лайнеры. И десять тысяч живых существ. Скажу тебе честно, Лапа, если бы я был поумнее, обосрался бы. А так просто воображения не хватило. Стоял у обзорной панели, как пень тупой, охренел просто. Корабли у мехавейцев сферические, а тот показался мне величиной с планету, он просто закрыл собой весь обзор, его сравнить не с чем было. А я стоял, как во сне, и с места сдвинуться не мог. И только слышу, мой пилот говорит: «Командир, они выпускают истребители. Сейчас разъебут нас нах. Съебываться надо!» А как, куда? Так близко от планеты выйти в гиперпространство невозможно, а их лазеры по-всякому быстрее любого крейсера. Смотрю: точно, вокруг этого огромного шара, будто облака, вьются сотни истребителей. Сотни! Тогда я снял энергию с двигателя, со щитов, с систем жизнеобеспечения, с дополнительных орудий, всё сбросил на башенное. Один выстрел у меня был, а я и не целился особенно. Куда целиться, когда перед тобой идеально ровная сфера? Но я это всё позже подумал, тысячу раз это представлял, много лет подряд, да и сейчас иногда: только закрываю глаза — и вот он передо мной, огромный, охуенно красивый, как во сне… Короче, пизданул я по нему, считай, не глядя. Ударил всем, что было. Как позже выяснилось, попал я им в реакторный блок. У них стартовые двигатели нейтронные. Они настолько были уверены в себе, что даже щитов не подняли. Кто мы для них: мошка против дракона! Но тогда я этого не понял ни фига. Я сначала подумал, что это они нас сбили. На нас будто ураган налетел, нас так закрутило, что я даже не знаю, как мы успели заскочить в спасательную капсулу. Но всё-таки успели. Короче, приземлились как-то на Авалоне этом ебучем, в пустыне. А вокруг конец света, зарево во всё небо, кажется, всё горит: и земля, и воздух. Мы из капсулы не выходили, пока воздух не закончился. Потом выползли, конечно. И оказалось, что ничего не горело. Кроме неба. Мы как будто находились внутри огромного огненного шара, а воздух стал вязким, как вода, столько там было мельчайших, невидимых частиц пыли и пепла…

Стах замолчал, снова переживая шок неминуемой смерти и внезапного воскрешения в древнем аду богобоязненных предков. Кэйлани прервал молчание: