Когда цветут липы (СИ) - "Эвенир" - Страница 1

========== Листок первый. Утро. ==========

В кроссфит-клубе «ЭраФит» предпочитали английские названия, и потому упражнение дня называлось «deadlift». «Становая тяга», — по привычке перевёл Андрей, плотнее обхватывая гриф штанги натёртыми мелом ладонями. Сзади нарисовался Алекс, владелец клуба и главный тренер, проговорил вполголоса:

— Задницу не отклячивай. Держи спину прямо. Подними грудь.

Андрей расправил плечи, присел чуть ниже, на выдохе толкнул пол ногами. От напряжения гудящие струны натянулись в шее, в руках, в груди, в животе, почти болезненно обожгло бёдра. Из горла вырвалось хриплое рычание, когда он выпрямился, последним резким движением бросив бёдра вперёд.

— Отпускай! — рявкнул Алекс, позабыв о своём драгоценном поле.

Андрей разжал руки.

Тяжеленная штанга глухо звякнула, кто-то из девушек зааплодировал. Алекс хлопнул по плечу:

— Молодца! Иди записывай.

Андрей направился к стене, увешанной небольшими досками с разноцветными маркерами. Ноги подрагивали, слегка кружилась голова. Под надписью «Deadlift-500» вывел нетвердое «Андрей Дымов». Его строка была четвёртой в коротком списке. Оглядел «стену почета». Его имя повторялось снова и снова. Легче было перечислить упражнения, в которых он ещё не вошёл в число лучших в клубе. Взгляд остановился на одной из досок. Вот, например, «Overhead squats-200» и, соответственно, «Snatch-200». Следующий рубеж, новая цель.

Время отработки техники закончилось, начались круговые упражнения, или, по-здешнему, «workout». Звучала громкая музыка, лязгали об пол штанги, щёлкали скакалки, пот стекал по вискам, по шее, по плечам. Все было как всегда, как в каждый понедельник, среду или пятницу, вот только обычное отрешение не наступало. Слишком близко, по живому пришлось грубоватое тренерское «не отклячивай задницу».

«Он не имел в виду ничего особенного», — уговаривал себя Андрей, стоя под прохладным душем. Здесь он становился невидимым, пользуясь твёрдым и простым правилом: если ты ни на кого не смотришь, ты никогда не увидишь, смотрит ли кто-нибудь на тебя. А смотреть нельзя было, сплошь двадцатилетние мальчики, гладкая кожа, рельефные мышцы, животы плоские, ноги длинные… Даже думать о них нельзя. Андрей был одним из самых старых в клубе. Одним из самых сильных. «Он ничего не знает о тебе, у него просто такая манера выражаться. Алекс, скажите пожалуйста! Скорее всего, ещё один Лёха, пизданутый малёха».

Вышел в осень, под влажное, быстро темнеющее небо, в запах увядающей листвы и мокрого асфальта. Мелкая морось коснулась лица. Она была, пожалуй, приятна. Прошёл через пустынный сумеречный сквер, как старым знакомым, кивнул двум черным кошкам, нарисованным на стене, и оказался на узкой, но людной улице. Cafe de Paris нравилось ему всем, кроме названия. Уездный город N-ск, начало века. Век поменялся — вкусы остались прежними. Прошёл к бару, присел за стойкой в конце. Знакомый бармен Никита поздоровался кивком и, не спрашивая, поставил перед ним бокал пино гриджио. Андрей вдохнул свежий запах, аромат горного ветра над лимонным садом.

А может быть, все-таки тренер сказал так нарочно? Может быть, его болезнь заметна глазу, и каждый, кто даст себе труд взглянуть на него повнимательнее, непременно увидит эту червоточину, трещину в металле, трудно описуемый, но осязаемый изъян. Вот даже Никита не водки налил, не виски — белого вина, как девице. И, несомненно, угадал. Кстати, о девицах: женщины его никогда не любили. Видимо, в нем, высоком и статном, сильном и, пожалуй, привлекательном, они не видели пару, самца, человека другого пола. Мужчину, иными словами. Правильные и мужественные черты лица не могли их обмануть, женским инстинктом они чувствовали его дурную кровь. Нет, конечно, расчётливые и корыстные сучки проходу ему не давали, но не любила ни одна, это уж точно. Даже Анна. Особенно Анна…

Андрей пригубил лёгкого вина. Сегодня у него был повод. Сегодня ему исполнилось тридцать пять. Половина жизни прошла, облетела осенней листвой, упорхнула календарными листками. Сколько же из них несёт на себе хоть какую-то пометку, хоть сколько-нибудь важную дату?

Снова подошёл Никита, спросил:

— Ужинать будете? Вы можете сесть за столик или заказать прямо здесь, у нас полное меню.

— Спасибо, Никита, давайте меню.

Есть хотелось. Ещё больше хотелось выпить. Андрей уже почувствовал, как темное и вязкое течение подхватывает его, и сопротивляться ему не было ни малейшего желания.

Всегда, сколько Андрей себя помнил, ему было комфортнее в компании мужчин. Это вполне естественно, ведь был он мальчиком, тянулся к отцу, старался подражать старшему брату. И, как всякий мальчик, предпочитал рыбалку или лыжный поход театральным матинэ с мамой. Маминых подруг он не любил, видел, как придирчиво они оглядывали его, будто сравнивая с каким-то своим эталоном и со скрытым удовольствием отмечая отличия. Их молчаливое осуждение, скрытое притворными улыбками и приторным сюсюканьем, он запомнил навсегда, и это было первым, что запомнил он о женщинах. С друзьями отца было хорошо. Они пили пиво и водку в гаражах, ругались матом и никогда его не прогоняли. С ними он не был просто тенью отца или старшего брата, они воспринимали его вполне самостоятельной единицей, мужчиной, может быть, и не равным, но своим, принадлежавшим братству полутемных, захламлённых гаражей, зимней резины и электрических дрелей. А со своим можно было грести на байдарке по реке, ходить за грибами и смотреть футбол. Они тоже, конечно, осуждали, но понятно, за дело. И крепкая затрещина всегда сопровождалась ясным и четким: «Вот же лопух, кому я говорил: «Подсекай!» Такой окунь сорвался!» Или же: «Табань! Табань, блядь, не спи!» Или хотя бы: «Какая кулёма оставила на ночь кеды на улице? Теперь в сырых будешь ходить!» С ними он пропитывался запахом костра и сигаретного дыма, от них слышал анекдоты про поручика Ржевского, от них узнавал о финансовом положении государства и мудаках в Думе. Его отец был начальником участка на заводе многослойных печатных плат. Это звучало красиво. В бракованной плате можно было прокрутить дырку и повесить её на шею на шнурке в виде военного жетона, эльфийского амулета или гангстерской метки, в зависимости от фантазии момента.

Когда одноклассники вдруг заметили девчонок и воплотили это открытие в поступки, удивительно разнообразные по глупости, Андрей мог в одиночку поставить палатку, разжечь костёр с одной спички, наловить раков руками и открыть пиво без открывалки. Любое из этих умений он не променял бы на способность пригласить девчонку в кино.

Однако со временем Андрей понял, что ответившая взаимностью девчонка придаёт победителю определённый статус. Пришлось ходить на школьные дискотеки, танцевать с девчонками и говорить с ними о глупостях. Потому что разговоров о том, как правильно снарядить удочку на плотву, они не понимали. Он пригласил в кино Таню Бабенко, она отказала. Отказ не обидел, а скорее, удивил отсутствием логики: за день до трагической развязки она позволила поцеловать себя в губы и потрогать грудь, правда, через одежду. Впрочем, в то время его намного больше мучило другое поражение: второе место в городских соревнованиях по кунг-фу. По этому поводу отец сказал: «Второе место — это не победитель, а первый проигравший». Андрей запомнил это на всю жизнь. Поделиться горем было не с кем: его любимый брат Антон, вечный товарищ по походам и рыбалкам, который мог за дело дать крепкого леща, но мог и проложить для него лыжню в глубоком снегу, служил в это время в армии. Андрею страшно его не хватало. На фоне этих переживаний неудачный опыт с женским полом казался такой мелочью.

Так когда же это произошло? Когда он сам понял, что носит в себе глубоко под кожей эту невидимую чёрную метку? Или, может быть, мутацию в каком-нибудь гене, одну из тех, что не убивает и не меняет внешних признаков, но как-то неправильно замыкает нейроны или мешает белку создать правильную структуру?.. Наверное, это произошло поздно, в шестнадцать лет. Когда в его жизни появился Влад. Появился, чтобы на долгие четыре года стать эталоном желания и запретного удовольствия, мощным и ярким секс-символом.