Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки - Страница 44

— Предусмотрительные. Боятся, что партизаны укроются под носом. В мерзлой квартире-то не схоронишься.

И утешала расстроенную Айями:

— Не вешай нос. Два дня прошло, а ты хочешь, чтобы за стариковской развалюшкой выстроилась очередь. Вот увидишь, обязательно продадим печку.

Второй заместитель полковника уехал в тот же день после обвинительного монолога. Ближе вечеру Айями углядела в окно, как даганны в спешке запрыгивают в машины. Ну и пусть уезжает! Сто лет бы его не видать. И чтоб перевернулся где-нибудь на ухабе.

Поначалу её грызла обида на незаслуженные обвинения. То, что А'Веч назвал покорностью, она считала спокойствием и выдержкой. То, что он называл трусостью, она считала лояльностью и умением идти на компромиссы. То, что он называл слабохарактерностью, Айями считала проявлением сильной воли, ибо счастливый и довольный жизнью человек не стремится к хику. А тот, кто испытал боль — душевную или физическую — вправе распоряжаться своей жизнью. А еще обижали обвинения в словесной вёрткости.

— Л'Имар говорит, что мы, амидарейцы, отвечая на любой вопрос, можем говорить полчаса, но так и не скажем напрямик ни "да", ни "нет".

Эммалиэ рассмеялась:

— Потому что дипломатия — наш конёк. Считай упрёк своего начальника комплиментом.

Вот именно. Пообижавшись, Айями успокоилась. Пусть даганны обвиняют во всех смертных грехах, если им от этого легче. Но сперва не мешало бы посмотреть на себя со стороны и увидеть вагон и маленькую тележку недостатков. Во-первых, грубость и прямолинейность. И во-вторых, грубость. И в-третьих тоже.

Спустя пару дней Имар заглянул утром в комнату переводчиц:

— За хорошие результаты в труде руководство в лице полковника О'Лигха решило вас поощрить. Готовьтесь, после обеда приглашаю в столовую.

— З-зачем? — испугалась Риарили.

— А зачем люди ходят в столовую? — отозвался он весело.

Переводчицы неуверенно переглянулись. Острота даганской пищи стала притчей во языцех. Однако Имар заверил, что предлагать переперченную кашу не будут. Он зазывал… на десерт.

— Куда-куда? — Айями решила, что ослышалась.

— На кофе с пирожными.

У амидареек округлились глаза. Айями ни разу не пробовала экзотический напиток, но читала, что у него своеобразный вкус и специфический аромат. А что говорить о пирожных? В последний раз она ела эклеры до войны. Их продавали в кондитерской, и Микас время от времени баловал незамысловатыми сладостями.

Предложение Имара взбудоражило. С другой стороны, гордость не позволяла восторгаться по-детски, а требовала держаться с достоинством. Отказаться или нет?

Переводчицы подумали и… согласились. А какой дурак откажется?

— Спасибо, — сказала Айями за всех троих. — Мы признательны за то, что наш скромный труд оценен высоко.

Имар было скривился, но обернул недовольство в шутку.

— Если бы в своё время я не посещал лекции по менталитету амидарейской нации, то решил бы, что в ваших словах сквозит ирония, — ответил со смешком.

Айями недоумевала. Почему он посчитал её благодарность высокопарной? Она высказалась искренне, без скрытого умысла и тонких намёков.

Имар решил срезать путь до школы, пройдя дворами. Шагая за ним гуськом по протоптанной тропинке, переводчицы добрели до водоотводной канавы и с осторожностью перебрались по обледенелым мосткам на другую сторону искусственного рва.

— Надо бы отдолбить наледь, — заметил Имар. Он протягивал руку, помогая поочередно миновать опасный участок пути. Амидарейки смущенно благодарили, отчего на лице проводника появилось преувеличенно мученическое выражение. И Айями, вложив ладошку в варежке, ощутила тепло мужской руки. Однако, какая горячая. Ни перчаток у Имара, ни рукавиц. Вот почему даганны купаются в ледяной воде, и им хоть бы хны.

Теперь тропинка переместилась на другую сторону канавы, приведя напрямик к заднему двору школы. Маршрут, знакомый каждому бывшему ученику. Весной, после занятий, школьники бегали этой дорогой мимо ратуши, чтобы понаблюдать за танцами в городском саду. Девчонки подсматривали за взрослыми и вздыхали, витая в облаках, а мальчишки хихикали и дразнили одноклассниц, повиснув на решетке сада.

А сегодня, попав на задний двор школы, Айями узнала, что такое "баня". Недалеко от тропинки даганны выстроили из свежеотесанного бруса два странных одноэтажных дома без окон и с низкими дверями. Как пояснил Имар, отдельно для солдат и для офицеров. Военные выходили оттуда красными, распаренными и по пояс раздетыми, с полотенцами через плечо. Один из них зачерпнул горсть снега и растер грудь и живот.

— Неужели им не холодно? — поежилась Мариаль, когда группа полуголых мужчин прошла мимо переводчиц к заднему крыльцу здания.

— Нет, — ответил весело Имар. — Они ж из бани.

Амидарейки посторонились, пропуская солдат. Те, завидев женщин, захохмили, но нестройно и вяло, не рискуя связываться с офицером.

— Баня — это место, где специальные банщики отмывают пятки до зеркального блеска, — пояснила Айями девушкам.

Имар хохотал так, что даганны оборачивались заинтересованно, а Айями, став пунцовой от стыда, ругала себя за язык без костей.

Их пропустили в бывшую школьную столовую через черный ход. По прошествии лет в помещении общепита мало что изменилось. Победители оставили и плакаты на амидарейском, напоминающие о гигиене и о культуре питания: "Мойте руки перед едой!", "На немытом яблоке — колонии болезнетворных бактерий!", "Клади в рот помалу, жуй подолгу". Рамы затянули полиэтиленом, наверное, с утепляющей прослойкой, потому что от окон не веяло холодом. Да и жар от плит нагревал помещение.

Столовая делилась на две неравные части: для солдат и офицеров. Первые встретили появление амидареек шуточками и гвалтом. Имар показал на столик у окна, и переводчицы сели, держась настороженно, чтобы дать стрекача в любую секунду.

Основная масса обедающих схлынула, но голодные подходили и подходили к раздаче. Айями сделала вывод, что столовая работает без перерыва. Мужчины ели помногу, стуча ложками по глубоким мискам, от которых поднимался парок. В воздухе витал запах специй, и Риарили, не удержавшись, чихнула. А поварами оказались… даганны, в белых фартуках и с колпаками на головах. Это открытие стало для переводчиц чудом сродни обещанному кофе.

— Вас удивляет, что мужчины разбираются в кулинарном искусстве? — спросил Имар.

— Ну да, непривычно, — отозвалась Айями. — У нас эта профессия считается женской.

Офицерская половина пустовала, но Айями не решалась вертеть головой по сторонам. Уставившись на окно, смотрела на вздрагивающий полиэтилен, когда хлопала входная дверь.

Имар вернулся с полным подносом. Каждой переводчице досталась чашка с коричневой жидкостью и тарелочка с пирожным. От горячего напитка исходил необычный аромат, раздражающий обоняние.

— Кофе и десерт, — объявил Имар. — Gim-ham*.

Имар взял щепотку соли и посыпал кофе в своей чашке. Переводчицы потянулись было, чтобы последовать его примеру, но Имар запретил.

— Не торопитесь. Попробуйте напиток без добавок.

Айями помешивала ложечкой в чашке. Кофе оказался гуще, чем чай, и горчил. И запах специфичный. Непонятно, то ли понравилась экзотика, то ли нет. И джим-хам дегустировался с опаской, крохотными кусочками. Тесто жестковатое, но в сочетании с повидлом и кремом получился неземной вкус. А еще чувствовалась ваниль, корица и другие незнакомые специи. Целый букет.

— Вам не нравится? — спросил Имар, заметив, что Айями не ест.

— Бесподобно. Так вкусно, что я хочу угостить домашних. Простите, если вам стыдно сидеть со мной. Можно зажмуриться, пока буду складывать пирожное в мешочек, — ответила она, скрывая за шутливым тоном неловкость. Как побирушка, право слово.

Девушки понимающе рассмеялись, а Имар не понял шутку.

— Аама, я принесу другой джим-хам, и вы заберете его домой. А этот доешьте, — велел беспрекословным голосом и отправился к раздаче, чем вверг Айями в еще большее смущение.