Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки - Страница 33

— Туземцы и есть туземцы, — пробормотала Эммалиэ, которую тоже впечатлила нательная живопись.

О назначении рисунков Айями спросила у Имара. Промямлила нечто невнятное, потупившись смущенно. И ведь не собиралась расспрашивать, а любопытство подзуживало.

Он рассмеялся.

— Это клановые татуировки. Наносить их или нет — дело добровольное. Хотя в некоторых кланах процедура считается обязательной.

— И у вас есть? — поинтересовалась Айями робко.

— И у меня. Вот здесь, — ответил весело Имар и похлопал по плечу.

— А какая? Если вам запрещено раскрывать тайну, то не говорите, — сказала она поспешно.

— Почему же? — улыбнулся Имар. — Мой знак — саблезубый тигр. Вам интересно, Аама, или спрашиваете из вежливости?

— Мне очень интересно, — заверила она серьезно.

— И не смешно?

— Вовсе нет. Разве могут быть смешными многовековые традиции?

Имар посмотрел задумчиво и промолчал.

— Получается, у всех даганнов… мужчин, — поправилась Айями, — есть татуировки?

— Клановые знаки, — уточнил он. — Да, их наносят, когда мальчик, взрослея, становится мужчиной. Хотя в некоторых кланах и женщины не отказываются от этой традиции.

— Должно быть, это больно, — протянула Айями, впечатлившись небольшим экскурсом в даганскую жизнь.

— Терпимо, — хмыкнул Имар.

Неожиданное открытие о клановых знаках стало для Айями чем-то вроде загадки для ума и фантазии. Глядя на каждого встречного даганна, она представляла, какая у того татуировка. И волей-неволей фантазии приползли к A'Вечу. Что за напасть? Тогда, в кабинете музыки, одеваясь, он не отворачивался от Айями. А значит, его клановый знак — на спине. Что там? Питон с кольцами? Дракон? Ястреб?

Тьфу, можно подумать, больше не о чем ломать голову. Нужно выучить новую порцию технических терминов. А для A'Веча пожелание — утонуть в каком-нибудь болоте вместе с машиной, и поскорее. Лучше бы сегодня.

Теперь, постоянно сталкиваясь и общаясь с чужаками, Айями день ото дня узнавала о них что-нибудь новое, и прежние представления о даганнах рассыпались как шаткая пирамидка из карт. Это такие же люди, ходящие на двух ногах и с пятью пальцами на каждой руке. И они не глупее амидарейцев. Грубые, правда. Мужчины жесткие, прямолинейные и толстокожие. А даганки, наверное, ничем не отличаются от амидарейских женщин. Тоже выходят замуж, растят детей и поглядывают в сторону Полиамских гор, ожидая возвращения любимых. И проклинают гиблую страну Амидарею, не отпускающую мужей, хотя война окончилась. Наверняка у Имара осталась жена в Даганнии. И дети есть. А'Веча тоже кто-то ждет дома…

Опять мысли не о том. Все святые, о чем Айями думает? В последнее время она не вспоминает о Микасе. Легкомысленная дрянь. Прежде всего, даганны — враги и они выжимают из побежденной страны всё, что можно выжать. А Микас погиб зазря за фальшивые идеалы. Возможно, его убил Имар. Или А'Веч. В грудь и навылет.

До позднего вечера Айями простояла перед образами, истово молясь, и Эммалиэ встревожилась: что произошло? Ничего особенного. Ветреная жена забыла о клятвах верности мужу, забыла о первой любви и теперь награждает себя мысленными оплеухами.

На следующее утро Айями пришла на работу с опухшими от слез глазами и больной головой. Она — амидарейка и гордится этим. Нельзя забывать, на кого она работает. На врагов. Хотя врагами становятся на войне, а та давно окончена. Есть победители и есть побежденные, принимающие условия первых.

Рукописные переводы не допускались. Пришлось Айями освоить печатную машинку с даганской раскладкой букв, что оказалось не так уж сложно, потому как с основами машинописи девочек знакомили в школе на факультативных занятиях.

Даганны поставили за правило: печатать три экземпляра — оригинал перевода и две копии. Вверху название статьи и автор, ниже — литературный источник. Графики, схемы и диаграммы чертили тушью, вручную. Рисунки обводили через копировальную бумагу и повторно чернилами. После устранения ошибок и одобрения брошюру сшивали нитками, а узелок заклеивали бумажной пломбой.

Печатная машина была черной и лакированной, буквы — полустертыми, а движение каретки сопровождалось коротким звяканьем. "Daikum" — красовались витиеватые буквы на корпусе, что означало "Песня" на даганском. Переводчицы стучали на машинке попеременно. Сначала переводили в рукописном варианте, а потом печатали.

На свой день рождения Айями получила особенный "подарок". Утром — поздравление от Эммалиэ, поцелуй от Люнечки и рисунок на тетрадном листке. Четыре человечка — три больших и один маленький — у домика под деревом.

— Мама, папа, баба и я, — пояснила дочка, заглядывая Айями в лицо. Понравилось ли?

— Спасибо, роднуля. Чудесная картинка. Повесим на видном месте и будем любоваться.

Айями не любила свой день рождения, он приходился на начало ноября, и погода неизменно портила настроение или дождем со шквалистым ветром, или мокрым снегом, или слякотью и промозглым хиусом. В день рождения Айями получала от родителей неизменный скромный подарок — десять амдаров на карманные расходы, вдобавок мама дарила что-нибудь из бижутерии и пекла именинный пирог. А брат поддевал шуточками:

— Еще годок накинула, старушка.

Или:

— Напомни-ка, сколько тебе исполнилось. Я и чисел-то таких не знаю.

Микас уверял:

— Не бывает неудачных дней рождения. Мир должен радоваться тому, что ты осчастливила его своим появлением на свет.

Он создавал праздник. Однажды утром Айями пробудилась оттого, что соседки по комнате столпились у окна и взбудораженно переговаривались. Оказалось, на заборе под окнами общежития появился транспарант: "С днем рождения, любимая!", а рядом привязан букет из воздушных шаров.

— Счастливая ты, Айка, — завидовали девчонки.

Праздники закончились с началом войны, а дни рождения стали непримечательными днями в череде одинаковых будней. Да и какое веселье? Маленький ребенок требовал заботы и внимания, а жизнь пошла такая, что и радоваться нечему.

Вот и сегодня погода себе не изменила. За окном хмурилось неприветливое утро, пролетал редкий снежок. "Нет уж, хватит. Устрою праздник" — решила Айями, пристегнув брошку к вороту блузки.

Эммалиэ расстаралась, испекла крупяные оладьи, чтобы именинница угостила коллег на обеде.

— Поздравляем! — произнесли хором Мариаль и Риарили, взяв по оладушке.

— Очень вкусно, — похвалила Мариаль.

— Сегодня вас отпустят пораньше, — сказала Риарили.

Инженеры отказались от предложенного угощения, сославшись на то, что плотно поели. Даганны питались в бывшей школьной столовой, а переводчицы обычно кушали тут же, в комнате. А Имар, несмотря на то, что недавно пообедал, вежливо взял оладью. Откусил и пожевал вяло.

— Со сметаной или с медом было бы вкуснее, — начала оправдываться Айями, заметив его скучное лицо. Конечно, оладьи получились пресными, без сахара. Соли — и той на кончике ножа. Зато Эммалиэ добавила в тесто петрушку и укроп из домашнего огорода на подоконнике.

— Мы любим поострее, — пояснил Имар, прожевав.

— Поэтому в ваших пайках много специй?

— Нет большего удовольствия, когда горит язык и плавится горло, — ответил он весело. — Эти оладьи демонстрируют разницу между нашими странами. Я заметил, что вы, амидарейцы, любите, когда ровно и гладко, когда нет перепадов и резких колебаний. Эта ваша особенность проявляется во всем, даже в характерах. То же и с вкусовыми пристрастиями. Вы предпочитаете нейтральную пищу…

— Ну, сладкое-то мы любим, — вставила Айями, и девушки рассмеялись.

— Сладкое любят все, — согласился Имар. — Но для нас, даганнов, сдобренная специями и пряностями еда так же естественна как… — он задумался, подбирая подходящее сравнение, — как солнце или воздух. Вряд ли я смогу передать словами всю гамму вкусовых ощущений, которые даруют смеси специй для мяса или для рыбы. Или для вин. Многие рецепты держатся в строжайшем секрете. Их передают по наследству из поколения в поколение и покупают за большие деньги. В Даганнии ценятся rikitim*, это достойная и уважаемая профессия.