Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки - Страница 23

Картинки на другом плакате были красочнее и убедительнее. Поле, изрытое глубокими воронками, и указатель на амидарейском: "Прохода нет. Осторожно, мины!", выжженный лес с остовами обуглившихся стволов, городские руины… "Семьдесят процентов территории Амидареи находятся в бедственном положении. Продуктовые запасы исчерпаны. Кто переживет приближающуюся зиму?" — вопрошал невидимый агитатор и предлагал пути к выживанию. Вернее, единственный вариант — подписание договора о работе в Даганнии. Ниже, без восторженных воплей и пафосных фраз, перечислялся необходимый минимум, который предоставят добровольцам, чтобы не умереть от голода и холода.

Грамотная и наглядная агитация, ничего не скажешь. Амидарейцам давали понять — альтернативы не предвидится. Потому как оставшихся в живых гораздо больше, нежели съестных припасов, которых практически нет. Побежденных не принуждали к насильственному переселению, их ставили перед фактом: единственное милосердие победителей заключается в том, чтобы предоставить работу в Даганнии.

Даганния… На другом краю света, за Полиамскими горами, за плато Тух-Тым. Неизвестный, чужой край… Мир дикарей, проповедующих кровавые и жестокие культы… Туземные пляски около костра, бой барабанов, скальпы врагов на острых пиках…

— Ну как, подруга, прониклась?

Айями вздрогнула, выныривая из невеселых фантазий в действительность.

Рядом стояла Оламирь. Туфли на каблучках, яркая помада, кремовое платье в крупный горох откровенной длины, сумочка на плече. Эта женщина знает толк в красоте и умеет выгодно себя подать. Яркая бабочка и, к тому же, смелая. Не боится, что обозленные горожане могут потрепать крылышки.

Айями вдруг вспомнила, что не видела её в храме в день капитуляции. А может, Оламирь не искала утешения в стенах святилища, а предпочла отметить победу с даганнами.

— Записываешься в очередь? — кивнула Оламирь на плакат.

— Только дурак согласится, — буркнула Айями.

Знал бы кто-нибудь, что её переполняло отчаяние. Даганский паек почти съеден. Все хорошее имеет тенденцию заканчиваться. Продуктов хватило на неделю и даже чуть дольше — Эммалиэ превзошла себя, растягивая пропитание. И все же завтра остатки ячменной похлебки с мясом неизвестного происхождения закончатся.

— Наплюй. Будет и на нашей улице праздник, — поправила прическу Оламирь. Излишний и бессмысленный жест для идеальной укладки.

— А тот… он приехал? — спросила нерешительно Айями.

— Забудь о нём. Заведи себе другого. Нынче приедет немерено даганнов. Устроят в городе штаб.

— Почему здесь? — удивилась Айями.

— Потому что здания более-менее сохранились, и инфраструктура есть. В других местах бомбежками подчистую всё снесли.

Айями невольно сглотнула, представив испытания, выпавшие на долю жителей, чьи дома смели с лица земли артиллерийскими залпами. "Пусть жизни их оборвались легко и быстро, а Хикаяси будет добра", — прочитала краткую молитву, закрыв глаза.

Однако проблемы никуда не делись. Две трети страны разорены, но мы-то живы, и нужно устроиться на работу любым способом. И если потребуется, снова пойти в клуб. Лишь идиоты клюнут на заманчивую приманку в виде работы в Даганнии. Кто по доброй воле залезет в клетку-мышеловку да дверцу изнутри закроет?

Побрела Айями домой. Понесла в авоське прошлогодний картофель, который удалось обменять на оставшиеся куски мыла. Клубни сморщенные и с прозеленью, но иного на рынке не предлагали.

А Оламирь посмотрела с прищуром вслед.

***

Приехал твой неземной рыцарь. Два дня назад вернулся и в тот же вечер примчался в клуб. На груди побрякушка — то ли медаль, то ли орден. За воинскую доблесть под Алахэллой. И наверняка с новым чином. С повышением. На трезвую голову не разберешься в системе даганских воинских званий. Зато Оламирь четко усвоила: её любовник — самый главный в городе.

Она не полная кретинка, сразу догадалась, что приезжий даганн осведомлен об её знакомстве с серым мотыльком. Видел, что женщины появились вместе тем вечером в клубе. Поэтому и сел позавчера на диван напротив, вежливо поинтересовавшись:

— Вашья подруга?

Кто говорит, что даганны невежественны и тупы? Между прочим, офицеры обязаны знать амидарейский. И знают. Но ленятся на нем разговаривать, потому что презирают и брезгуют. А если общаются, то от большой нужды и нехотя, короткими фразами. Например, как сейчас, любопытствуя о степени знакомства с серым мотыльком.

— Да, моя близкая подруга, — улыбнулась Оламирь ослепительно. — Очень-очень близкая. Угостите меня вином.

— Не могу. Ви заняти, — ответил офицер с легким акцентом.

Забавный говор. Даганны вообще смешно выражаются на чужом языке. Оламирь бы расхохоталась в полный голос, но вместо этого эффектно поменяла ноги, продолжая улыбаться. Потому что нужно очаровать приезжего офицера. Потому что он может занять место господина военачальника, когда тот уедет из города. Свинячий потрох, а не любовник! Не удосужился ей сказать. Что за напасть? Или проклятье? Мужчины бегут от Оламирь. Пользуются, восторгаются, ревнуют, преподносят подарки, но когда дело касается серьезных решений, не считают нужным ставить в известность. Вот и сейчас о рокировке в должностях Оламирь узнала совершенно случайно, спасибо флирту с одним из офицеров. Даганн обмолвился, а Оламирь улыбалась, словно так и задумано. Но оттого вдвойне унизительно. Господин военачальник получит сегодня выволочку за молчание и утаивание, она выдоит его дочиста и убедит взять с собой на новое место назначения, в Алахэллу. Любовница-амидарейка — разве не экзотика для даганнов? Но на всякий случай следует наладить контакт с приезжим.

— Имья? — допытывался офицер.

Хочешь узнать, как зовут мою "подруженьку"?

— Айями, — улыбнулась обольстительно Оламирь.

Бледное и неприметное, как и хозяйка.

Он задумался, наверное, пытался запомнить трудновыговариваемое сочетание букв. Вот такие мы, амидарейцы, — прищурилась Оламирь с хитринкой. Наши имена — не чета чужеземным: текучие, напевные. И даганны обрубают, коверкают слова, потому что не могут повторить. Или не хотят. К примеру, любовничек зовет её Олой. Зато у даганнов воистину варварские имена — короткие, отрывистые, которые дополняются принадлежностью к клану. Оламирь едва не сморозила шутку, услышав впервые о дурацком устройстве общества у даганнов, но вовремя прикусила язык, потому что чужаки болезненно воспринимают насмешки в адрес своей страны, своей семьи и своего клана.

Зачем тебе серая и блеклая? Таких, как она, пруд пруди, а я единственная и неповторимая. И интереснее во всех смыслах. И больше о ней не спрашивай. Всё равно не знаю ни фамилии, ни адреса, ни возраста. Учились в одной школе, но разве ж запоминаются невзрачные? Бесполезные знакомства не имеют смысла, только мешают. Ах да, у неё есть дочь. Значит, и муж есть. Вот будет номер: супружника взяли в плен, а женушка в родном городе крутит-мутит с даганским офицером. Надо бы разузнать о ней поподробнее. Прокол получился, — признала Оламирь.

— Вашья подруга приходил сьюда?

— О нет, не приходила, — ответила Оламирь с любезной улыбкой и заметила, как сверкнули глаза даганна. Не оттого, что собеседница восхитительна в облегающем платье, а оттого, что серый мотылек после того вечера не появлялся в клубе. — Здесь, к сожалению, она не бывала. Ей не по средствам приходить сюда каждый вечер. Пришлось моей подруге дружить с солдатами, это проще. Они оказались галантными и заботливыми ребятами. Что поделаешь, — вздохнула Оламирь, — нам, амидарейкам живется трудно. Голодно. Наши мужчины оставили нас, поэтому мы выживаем, кто как может.

Офицер поджал губы и нахмурился. Помрачнел.

Оламирь победоносно улыбнулась. Да, мы, амидарейские женщины, можем прогнуться под обстоятельства, если нас заставляет жизнь.

Даганн поднялся с дивана и направился к выходу.

Свинья. Ни манер, ни воспитания. Наверное, пошел к своим стерилизованным проституткам. Ишь, брезгливый. Чистеньких ему подавай и нетронутых соплеменниками. Обломись. Сам, поди, не церемонился в захваченных городах и плевал на чистоту амидарейских женщин, которых перепробовал на пути к Алахэлле. И своим солдатам не препятствовал в развлечениях, верняк.