Ловец бабочек (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 56

- Да, бродит! – взвизгнула панна Дидюкова, ткань дергая. А между прочим, батист – он к подобному обхождению не привычен. Затрещал… - Бродит и не знает, как признаться… ищет случая, чтобы узреть дорогую себе женщину хотя бы одним глазочком… да что же вы творите!

И отрез кинула.

- Чего я творю? – панна Гуржакова мигом сцапала освободившийся кусочек, притянула к себе и на руку накинула, вытянула, любуясь. – Ничего-то я не творю…

…нет, все ж морошковый лучше будет.

- А я его… - в глазах панны Ошуйской заблестели непролитые слезы. – Я его водою… облила…

Она прижала к щеке узенькую полоску кружева, но то было на редкость некрасиво, потому панна Гуржакова сразу решила и не трогать.

Пусть забирает.

- Водою – это зря… водою мужиков обливать если, то мигом разбегутся. Они ж вам, милочка, не коты…

- И крылья…

- И крылья тоже не коты, - глубокомысленно заметила панна Гуржакова спешно схвативши морошковый отрез. А заодно и васильковый, на который обратила свой взор панна Дидюкова.

Последний – исключительно из вредности.

Будут тут всякие панне Гуржаковой ткани из-под носу уводить.

Нольгри Ингварссон заявился в половине шестого. В дверь он не позвонил, но открыл собственным ключом, что неприятно поразило Катарину. Проснулась она, еще когда ключ упомянутый лишь повернулся в замке.

- Прошу меня простить. Не хотел привлекать внимания соседей, - Нольгри Ингварссон поклонился и протянул растрепанной Катарине позолоченную коробку из «Ромашки». – Курабье. Ваше любимое…

- И это знаете?

Курабье расхотелось.

И вообще… появилось вдруг желание подать в отставку. И уехать… а просто уехать… куда-нибудь в глушь, где заняться делом… не важно, учительницею стать или парикмахером, или вот в кондитерскую пойти, хорошая, должно быть работа, всегда при курабье.

Она запахнула полы халата.

И вспомнила, что готовить толком не умеет. И что там, с курабье, если она не способна испечь даже пирога.

- И это знаем, - согласился Нольгри Ингварссон с усмешкой. – И еще знаем, что вчера вы вернулись не в лучшем расположении духа. И что беседу имели перед этим с вашим женихом… полагаю, ныне бывшим?

Интересно, а это уж откуда…

И нет, Катарина не желает знать. У нее и сегодня день насыщенный.

- Он был крайне недоволен нашим решением, - Нольгри Ингварссон устроился на кухоньке, заняв то самое место, которое предпочитал Хелег – лицом к двери. – И всячески пытался отговорить. Его можно понять. Все-таки ревность порой толкает на поступки в высшей степени неразумные, скажем так…

Чайник.

Кружка.

Сугубо из врожденного упрямства Катарина не собиралась притворяться воспитанною хозяйкой. Хватит с нее незваных гостей. И разговоров душеспасительных, после которых в голове туман.

- Полагаете, я на вас воздействие оказывал? Нет… если бы оказал…

Вдруг на кухне стало темно.

Жарко.

И жар этот поднимался откуда-то изнутри. Катарина поняла, что еще немного и она вспыхнет. И кажется, сгорит дотла, а может и горсточки пепла не останется. Воздух закончился.

И…

И все стало прежним. Только Катарина осознавала себя словно со стороны. Вот она, растрепанная со сна, в старом байковом халате поверх ночной рубашки, стоит, опирается рукой на стол. Во второй – пустая чашка. И рука эта, скрюченная, прижимает чашку к животу.

Вот гость ее, откинулся, уперся затылком в стену, голову запрокинул, зажимает нос, из которого будто толстая красная нить торчит. Не нить – кровь…

- Простите, - чей это голос был, Катарина не поняла.

- Это вы меня простите… дурака… решил удаль показать… позабыл, грешным делом, что у вас латентный дар… будет наука, будет… - он вдруг захихикал и пальцем погрозил Катарине. – От закончится все, точно в наше ведомство переведу… толковая и с даром, а жених ваш… заиграется он… заиграется…

- Его видели с потерпевшими, - Катарина все ж присела. Есть не хотелось. Пить не хотелось.

Хотелось вернуться под одеяло и накрыться с головой.

- Кто?

- Моя соседка. Нинок… простите, фамилию не знаю.

- Портаргуева, - любезно подсказал Нольгри Ингварссон и платочек достал, приложил к носу. – Знаем-с, знаем… но не стоит верить ее словам. Крайне взбалмошная, ненадежного свойства особа. И да, по нашему ведомству числится. Очень любит писать доносы на коллег.

Почему-то Катарина совершенно не удивилась.

- А вы?

- А что мы? – Нольгри Ингварссон шмыгнул носом. – Проклятье… старею… раньше, если и шла, то недолго… мы не особо радуемся. Нет, не подумайте дурно, работаем… работа – она работа есть, сами понимаете. Приходится проверять… если бы вы знали, какое количество народу наивно надеется устранить, так сказать, конкурентов нашими руками.

Катарина хмыкнула.

- Вот взять хотя бы вашу соседку. Больше полутора сотен доносов за последние три года. Две трети – на коллег… воровство, взяточничество, противоправные разговоры. Последняя треть – соседи или несчастные, которым случилось быть более успешными, чем сама госпожа Портаргуева. При том правды в тех доносах мало… есть, конечно, но извращенная, преобразованная… а ведь каждый приходится проверять. Писать объяснительную… и теперь представьте, сколько сил и ресурсов на это уходит! А ведь она такая не одна, да…

Нольгри Ингварссон замолчал и переложил платочек в другую руку.

Вздохнул.

- Я не сомневаюсь, что она рассказала нечто весьма занимательное… но сколько в том истины? Подумайте… что ей от вас понадобилось? Хотя… сам догадаюсь. Вы получили возможность побывать на той стороне, а госпожа Портаргуева давно и с удовольствием приторговывает контрабандой.

- Вы знаете?

Да, глупо удивляться.

Тогда почему… наверное, потому что выгодно держать Нинок со всеми ее доносами, с завистью и ворохом мелких прегрешений, наблюдая ее глазами, благо, глаза эти всегда видят грязь в других, за жизнью театра.

И не только театра.

Кому пойдут шелковые чулочки и крема?

…Нинок составит список, а через список этот…

- Вижу, вы сами сообразили. Да, методы у нас не самые, скажем, приятные, но согласитесь, нельзя грузить уголь и не запачкать рук.

- Значит, она лжет?

- Вы хотите, чтобы я вас успокоил? Увы, сказать о том, лжет ли Нинок со всей определенностью я не способен. И вы. Однако с большой долей вероятности… подумайте, она не поленилась составить докладную на сменщицу, которая вынесла банку икры, и молчала о деле куда более серьезном? Почему? Страх? Сперва – да, но подобные ей люди не способны бояться долго. Несмотря ни на что, они полагают себя самыми умными, самыми успешными… нет, она не стала бы молчать. А тут… ей нужна от вас услуга. Деньги вас не заинтересовали. Остается что? Информация. Она знает о том, кто вы. И о том, чем занимаетесь. В театральной среде ходят самые удивительные слухи. Добавим газеты и вашу ссору с женихом. И толику сообразительности. Она ведь не сказала вам ничего конкретно?

Катарина вынуждена была признать, что он прав.

- Вот видите, - Нольгри Ингварссон развел руками. – И поверьте, даже если вы привезете ей половину складских запасов Познаньска, вы не добьетесь от нее ничего конкретного. Она будет сочинять, но осторожно так, напуская туману, и требовать еще…

И в этом вновь же была толика здравого смысла.

- Но если остались сомнения, то я проверю, - Нольгри Ингварссон указал на стул. – Возможно, девушки проходили по отделу вашего… жениха.

Он сделал весьма выразительную паузу, и Катарина сдержанно произнесла:

- Бывшего.