Ловец бабочек (СИ) - Лесина Екатерина - Страница 21

…руки трясутся. В горле пересохло. И это мешало говорить. А Кричковец сидел. Расслабленный. Спокойный. С этой своей улыбочкой… он первым и начал разговор.

…жаль, что закончить не успел.

Так он сказал.

А потом добавил:

- Из тебя получилась бы отличная бабочка…

…о нем… когда он это… что было? Имя. Фамилия… возраст… двадцать четыре года… молод… образование… он рассказывал о себе легко и просто, будто шла дружеская беседа, а не допрос.

…а потом…

…потом ее прервали. Кто? Харольд. Вошел, хотя правилами запрещено вмешиваться, но для него правил не существовало, глянул на Катарину и бросил:

- Свободна.

А она не нашлась, что возразить. Более того, она испытала трусливое облегчение, что ее этим начальственным приказом выдернули из болота чужого безумия. Она еще не знала, что Кричковец так просто не отпустит последнюю свою жертву.

Именно жертвой она и стала.

…ты когда-нибудь представляла себе, как умираешь?

- После вашего ухода допрос продлился четверть часа. И больше Кричковец ничего толкового не сказал. Да его и не спрашивали. Внешне все выглядит более-менее прилично, но если присмотреться, становится очевидно, что допрос этот стал сущей формальностью, - Нольгри Ингварссон вернул Катарину в настоящее. – Его препроводили в камеру. И уже там Кричковца один за другим навестили двое ваших коллег.

Вересковский и Баранчиков.

Зачем?

- Неприятная мысль? Вы чаек пейте, пейте… и закусывайте, силы нужны. Вот что еще интересно. После ночи, проведенной в отделении, Кричковец заговорил о нас… сам попросился. И просьбу эту ваш начальник передал весьма охотно. Рапорт составил. Мол, преступления таковы, что без Особого отдела судьбу злодея решить никак невозможно, - Нольгри Ингварссон издал коротенький смешок. – Возникает закономерный вопрос, почему? У него имелся преступник. Доказательства неопровержимой силы. И оставалось-то мелочь, оформить дело в суд, а он отдает и злодея, и доказательства, и всю славу… смиренно принимает оплеухи… моральные, имею в виду. Вал статей о беспомощности полиции…

Это и вправду было странно.

Нет, Катарина знала, что Кричковца забрали особисты. Но вот, что начальник сам его отдал? Он ведь болезненно самолюбив, и упустить такой шанс… или сомневался, что получится довести дело до суда? Но нет, доказательства и вправду были железными.

- Вот-вот, - дознаватель откинулся в кресле, насколько то позволяло. – Кровь успокоилась? Случается такое… итак, Кричковец… у нас он замкнулся… выглядел, говоря по правде, растерянным… все ждал чего-то, а вот когда пригрозили полным сканированием, потребовал вас. И тогда уж заговорил. Оно, конечно, объяснимо все… скажем, поначалу он был в кураже. Кровяной ничем не лучше хмельного, вот и тянуло похвастать подвигами. А потом осознал, насколько влип. Что грозит ему высшая мера и выбраться не получится, вот и приуныл. Перспектива же вскрытия испугала. На самом деле подобные личности довольно трусоваты… Кричковец стал торговаться, и мы сочли возможным пойти на встречу его просьбе.

- Почему.

Катарина потрогала переносицу. Кровь и вправду перестала идти и, наверное, это было хорошо.

- Почему? Скажем, потому что на деле грамотных специалистов, способных вскрыть человека, не сильно повредив последнему разум, не так много. А те, которые есть, заняты делами куда более важными, насущными, чем обыкновенный ублюдок.

Кем-кем, а обыкновенным ублюдком Кричковец не был.

Он был ублюдком хитрым.

Безумным.

- Вам это кажется несправедливым?

- Да, - Катарина не стала кривить душой. – Он ведь… если бы его вскрыли…

- Если бы да кабы, знать бы загодя… но и мы не всеведущи. Подумай сама, их всего-то с дюжина. Я вот могу считать эмоции, даже глубинные, но чего тебе это стоило?

Что может быть серьезней сволочи, которая убила не двоих, не троих и даже не десятерых?

- Безопасность страны, - спокойно ответил Нольгри Ингварссон. – От них зависят сотни и тысячи жизней. И потому мы с тобой не в праве отвлекать их…

Быть может так, но…

…что делать теперь?

- Работать самим. Ешь, сказал. И вправду, тоща, что кошка бродячая.

Чай остыл. Но бутерброды были вкусны. Зеленый помидор горчил. Шпроты – с дымком, сладковатые. Хлеб свежайший. Еще бы маслица махонький кусочек…

- И работа предстоит неприятная… итак, может, Кричковец и сам замолчал. А может, попросили его, скажем, объяснили, что ему не выбраться в любом случае, но вот можно уйти красиво, так, чтобы надолго запомнили. Ему это было важно.

Пауза.

И слышно, как где-то далеко гудят рельсы… дорогу, поговаривали, будут переносить. Но Катарина слухам не верила. Слишком муторное это дело. Да и зачем? Город-то вырос благодаря этой дороге.

Транспортная жила…

…отвлечение внимания. Разум пытается уйти от неприятной темы, и Катарине приходится делать над собой усилие. Ничего. Она справится.

- Вы полагаете, что это кто-то из троих?

- Существует подобная вероятность. Добавим сюда еще один… нюанс. Протоколы вашей с Кричковцом беседы были изменены. То, что я зачел вам, дубль, сделанный для нас. А вот в вашем архиве, так сказать, оригинал… формально он оригиналом значится, но реально… реально там отсутствует одна фраза…

…надо полагать, та самая, которую зачли Катарине. Ничего не значащая, на первый взгляд.

И на второй.

Не сходится… что-то не так, но что именно, Катарина не понимает. Пока.

Она обдумает эту беседу позже, каждую произнесенную фразу. Заставит себя вспомнить интонацию. И поведение собеседника… разберет каждый его жест, отделяя театральщину от настоящих эмоций, если он, тот кто старше и опытней, позволит ей заметить хотя бы тень эмоций.

- Доступ к стенограммам имели все сотрудники… - заметила она.

И Нольгри Ингварссон кивнул.

Все.

Но не все из них беседовали с Кричковцом. И не все потом посещали суд. И выходит… нехорошо выходит. Думать о таком не хочется, но придется…

- Вы ведь сами когда-то писали, что Кричковец умен и, скорее всего, осведомлен о тонкостях полицейской работы… откуда? Обыкновенный чертежник… пусть он аккуратен, пожалуй, чрезмерно аккуратен…

Катарина кивнула.

И вправду чрезмерно. Ей ведь позволили участвовать в обыске, верней, не стали запрещать, однако же определив ее место у дверей.

Не трогать.

Не отвлекать на глупые вопросы.

Смотреть.

Она и смотрела. Небольшая квартирка, даже не квартирка, но комната в огромной коммунальной. Общая кухня. Темный коридор. Девочка на велосипеде. Смех… соседи, любопытные, но опасающиеся пока это любопытство проявлять. Дверь, заклеенная газетами. Со внутренней стороны окрашена и очень аккуратно. На двери – портрет Князя, старого, к слову. Кровать. Лоскутное покрывало. На покрывале ни складки, ни залома. Оно параллельно полу, и в этом видится признак душевной болезни, как и в книгах на полке, выставленных по размеру.

Кружки повернуты ручками влево.

Карандаши разложены по длине.

В узком шкафу сложено белье. Аккуратные стопки. Идеальные.

- Но одной аккуратности мало. Вот, скажем, откуда он знал, что следы снимаются не только с места преступления, но и в радиусе ста шагов? И что использование соленой воды эти следы стирает?

…из учебника по криминалистике. В библиотеке они в свободном доступе…

…не в каждой, далеко не в каждой.

- Учебников не нашли… чеки вот за прошлый год нашли. И за позапрошлый… и за все годы до того. Он хранил их в коробках, если помните…

Катарина помнил.

Коробки из-под печенья «Курабье», которое по три сорок за килограмм. Кричковец покупал его коробками. Двести пятьдесят грамм. Рубль пятьдесят.

Розовый цвет. Магнолия на крышке. Картон плотный. И вправду удобно хранить чеки, перевязанные аптекарскою резинкой.

- Он мог… выкинуть.

- Не мог, Катарина, не мог. Он не выкинул чеки за покупку ножей, веревок, а от книжных избавился? Да и от самих книг? Сомнительно…