Бухта мертвых (ЛП) - Моррис Марк - Страница 9

Я смотрю на мертвеца! О, Иисусе, я смотрю на мертвеца! Внезапное осознание этого сразило его, как скоростной поезд и он вдруг заметил и другие странности нападавших. Он заметил, какие они все потрепанные и то, как неуклюже они двигаются. Он заметил, какими больными выглядят многие из них — их цвет лица варьировался в пределах от призрачно-белого до ужасного серо-зеленого. Он заметил, что у одной из женщин, напавших на молодого человека, были черные раковые опухоли на руках и ногах. Он заметил, что в стороне от толпы, теснившейся у «Скорой», стоял, корчась от голода, ребенок без глаз. Он заметил, что у многих нападающих кожа такая сухая и сморщенная, что их рты не могут закрыться и обнажают черные десны и желтые зубы. Он заметил кости, протыкающие плоть, открытые раны, язвы и гниль.

И он заметил запах. Стойкий тошнотворный смрад чумного барака или склепа.

— Нет, — побормотал он, — это невозможно, черт побери.

Потрясенный, он не заметил, как ослабил захват, и арестованный внезапно вывернулся и бросился на него с рычанием, готовый укусить.

— Энди! — взвизгнула Давн, но Энди уже отпрянул назад. Он услышал, как зубы мужчины щелкнули, хватая воздух.

Бывший арестованный снова напал — и те двое мужчин, которые ели девушку (два зомби, подумал Энди с изумлением и страхом) встали на ноги, потревоженные суетой. Они повернули головы. Один из них издал низкий гортанный рев. Из его вялого рта текли кровь и слюна.

Энди отступил вбок, когда зомби со связанными за спиной руками вновь набросился на него. Он выставил вперед руки, чтобы защититься и зомби вцепился ему в пальцы. Тогда Давн оказалась позади существа. На ее лице было выражение отвращения и решимости. Она прыгнула вперед и изо всех сил толкнула зомби. Потеряв равновесие, он отшатнулся в сторону и упал вниз головой в кусты рододендрона.

— Спасибо, — выдохнул Энди, но к ним уже приближались те два окровавленных создания, которые съели девушку. Одно из них было одето в рубашку и джинсы, другое, с окровавленной бородой, куталось в лохмотья погребального савана.

Энди увернулся от удара зомби в рубашке. Он скорее почувствовал, чем увидел, как рука со скрюченными пальцами и окровавленными ногтями метнулась над его головой. Давн схватила его за руку и потащила к воротам.

— Мы должны выйти отсюда, — сказала она.

— Но все эти люди там, в доме…

— Что мы вдвоем можем сделать против такой толпы? Мы должны позвать на помощь.

Энди кивнул, и они побежали к машине. Боковым зрением он увидел, что зомби каким-то образом осознали своими мертвыми мозгами, что они уходят. Они бросили свою еду и, неуклюже пошатываясь, направились следом за новой, еще живой добычей.

Он и Давн увернулись от девушки в зеленом платье с оторванной нижней частью лица; от лысого мужчины в промасленном комбинезоне механика с лицом раздутым от разложения.

Когда они подбежали к машине, Энди нащупал в кармане ключ, вынул его вспотевшей рукой и нажал на кнопку. Он и Давн рывком открыли дверь и запрыгнули в машину. Энди сунул ключ-карту в прорезь и нажал кнопку. Мотор завелся. Вокруг он видел только мертвые лица, пустые и вялые, но оживленные каким-то неотступным идиотским голодом. Когда они выехали на дорогу, он думал только о том, что, как только они вызовут поддержку, он позвонит Гвен. Она и ее коллеги из Торчвуда должны знать, что происходит.

Тристан Томас положил в свою кружку ложку Хорликса, добавил немного молока и энергично размешал. Он посмотрел на плиту, где в маленькой кастрюльке грелось молоко для горячего шоколада Сары. Его жена страстно ненавидела Хорликс. Она говорила, что у него запах «отрыжки дьявола». Она всегда заставляла Триса чистить зубы сразу после того, как он выпьет его. Фактически она утверждала, что если встанет перед выбором, поцеловать ли собаку в зад или мужа в рот после Хорликса, она, конечно же, выберет собаку.

Они посмотрели фильм с Томом Крузом и Сара уже оттащила свое брюхо наверх, в спальню. Трису все еще трудно было осознать, что через несколько дней у них в семье будет прибавление, крохотное человеческое существо, с которым отныне они свяжут остаток жизни…

Трис задумался над тем, сколько ночей они провели в этом доме, как «пара». Сколько их было до того, как они официально стали «семьей»? До того, как он официально станет «папой»?

Иногда эта мысль пугала его. Иногда он лежал в кровати, глядя на потолок, рядом с Сарой, которая все время шевелилась, и чувствовал себя, что все это слишком для него. Ему казалось, он слишком молод, чтобы стать отцом, сам еще почти ребенок. Как он справится с этим? Что будет делать? Его переполняло ощущение бегущей вперед жизни и того, что дверь, ведущая в его юность и свободу, скоро захлопнется навсегда.

Но утром, при дневном свете, он смотрел на свою красивую беременную жену, женщину, которую он любил, внутри которой рос их ребенок, и он ощущал прилив радости, возбужденно предвкушая чудо.

Чайник и молоко закипели одновременно. Трис налил дымящиеся молоко в любимую кружку Сары и добавил две чайные ложки растворимого шоколадного порошка. Он размешивал его, когда услышал, как жена зовет его по имени. Нет, не зовет — кричит. Всего один слог, но Трис услышал в нем настойчивость с оттенком паники.

Он бросил ложку в раковину и выбежал из кухни еще до того, как она звякнула, ударившись об дно. У них был небольшой дом — две комнаты вверху, две — внизу, и узкий коридор. Он взбежал вверх по ступеням и, запыхавшись, ворвался в спальню.

— Что случилось?

Сара сидела на краю кровати в ночной рубашке с испуганным выражением лица. Она не была красива по общепринятым нормам — ее нос был чуть великоват, глаза — слишком глубоко посажены, но Трис считал ее обворожительной и необычной и вдвое прекраснее всех этих одинаково скучных красоток с тусклыми волосами и правильными чертами лица.

— У меня отошли воды, — сказала она. — Это началось, Трис.

Он заметил мокрую кровать и лужицу на полу между ее босых ног.

— О, черт!

— Позвони Рианне, — скомандовала Сара, — скажи, что мы едем к ней в больницу. Моя сумка в прихожей. Только помоги мне переодеться и спуститься вниз.

— Конечно, — сказал Трис. Он поднял руки, знаком приказывая ей оставаться на месте. — Вернусь через минуту.

Он побежал вниз, схватил телефон и набрал номер мобильника их акушерки, Рианны Килкенни, считав его с листка, который приклеили на стену две недели назад.

Мысли беспорядочно метались у него в голове. Теперь, когда это началось, он не мог поверить, что наконец-то все случится. Он вспомнил о кружках, оставленных на кухне, одна с горячим шоколадом, другая — со смесью густой пасты Хорликса и молока, и подумал про себя: «Когда я в следующий раз увижу эти кружки, я буду отцом». Это было потрясающе, невероятно. Он начал смеяться. Он все еще смеялся, когда нежный голос Рианны с ирландским акцентом произнес:

— Алло?

Рианна отключила звонок и вздохнула — не то чтобы она была против того, что придется ждать Томасов. Просто позади уже был целый очень длинный рабочий день. Одна из ее «дам» (она предпочитала называть их «дамы», а не «пациенты» — в конце концов, они же не больны) успешно разрешилась от бремени девочкой после двадцатичетырехчасовых родов, и Рианна предвкушала скорое возвращение домой и отдых.

Но это было частью ее работы. Профессиональный риск. Она никогда не знала наверняка, когда милые крошки ее «дам» соизволят появиться на свет. Могло случиться так, что у одной из женщин срок заканчивается в текущем месяце, а у другой — в следующем, но если одна рожает на две недели позже, а другая — на две недели раньше, то у Рианны внезапно оказывается в два раза больше работы, чем она рассчитывала — но радости и чувства удовлетворения тоже в два раза больше.

Звонок Тристана застал ее на выходе из больницы. Теперь она должна была повернуть назад и снова подняться наверх — но решила купить себе в буфете десерт из фруктов и орехов. Она заслужила лакомство.