Заоблачная. Я, ведьма (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна - Страница 5

Чего-о-о-о? Ведьма?! Мне стало смешно. Комизм ситуации дошёл до меня во всей красе. Я — потомственная ведьма, упасть — не встать! А бабка — настоящая Баба Яга, летает в ступе и живёт в избушке на курьих ножках!

— Так и есть, — кивнула старуха. — Ступа только сломалась тем летом, а Роська-балбес всё никак не починит. Приходится всюду Косматку запрягать.

Лошадь всхрапнула, словно согласилась с бабкой, что такое поведение совершенно неприемлемо. Яга пробурчала:

— Молчи уж, старая клюшка, и так живёшь, как сыр в масле! Жалуется она мне тут! Не совестно перед девочкой-то выпендриваться?

Я загребла руками по соломе, садясь. В голове не укладывалось, что всё происходящее со мной — реальность. Может, я ещё валяюсь в коме, а бабка, лошадь, тёмная дорога с туманом и волчий вой вдалеке — лишь плод моего воображения?

Кстати, вой не прекращался. Казалось, он даже усилился с того момента, как я услышала его, и к нему прибавились рычание и громкая возня, словно стая собак дралась за обладание течной сукой. Видела я однажды такую потасовку. Шерсть летела клочьями, у каждого кобеля была по меньшей мере сотня острых зубов, но крови почти не оказалось. Бр-р-р, неприятная сценка, скажу я вам! А Агей «пошёл глянуть»… И да, кстати!

— А Агей тоже мне родственник?

— Агей-то? Нет, — усмехнулась Яга. — Какая-то очень дальняя ветвь, всё может быть… Но сомневаюсь.

— А какой тут город? Куда мы едем?

— Так в Обитель. Надо тебя знахарю показать. А потом уж и домой. Погодь маленько, ещё три версты осталось на глазок…

Мне чего-то поплохело. Обитель с большой буквы «о», знахарь, силы, ведьмы, Бабка Ёжка — всё это в куче было слишком для меня. Захотелось домой. Ну, как домой… Домом для меня всегда были интернат и общежитие, то бишь комнаты на пять-десять девчонок, коллективные душ и туалет, одна на сорок человек «мама» — сначала воспитательница, а потом классная. Но это была привычная жизнь, в которой я плавала, как рыба в воде, знала о ней все тонкости и нюансы и могла даже предугадать события.

Здесь же, за белёсым густым туманом, меня ждали сплошные сюрпризы. Один за другим, словно кусочки мяса на шампуре, они падали на мою бедную головушку, грозя раздавить её своей тяжестью. Я по привычке схватилась за амулет, ощущая его тепло в кончиках пальцев, и, как ребёнок, капризно подумала: «Хочу домой!»

Яга, не оборачиваясь, бросила:

— Даже не мечтай! На меня эти штучки не действуют!

— Какие штучки? — всё ещё обиженно удивилась я.

— Ну, внушения твои! Научила тебя чему-то мамка, вижу, но со мной даже не пытайся. Я ж те бабка, откуда у тебя сила-то? От меня!

Узловатый скрюченный палец наставительно поднялся в воздух, и Яга кивнула сама себе. Лошадь заржала язвительно, как мне показалось, и старуха несильно хлестнула её длинной ивовой лозой, которую держала в руке:

— Ладно тебе! Научится, узнает всё! Тяни лучше, а то к утрему в Обитель поспеем, вон, туман нас нагоняет!

Мне это всё снится. Это сон. Бабка разговаривает с лошадью. И та понимает, вон как вздохнула и прибавила шагу. Я тоже вздохнула и ущипнула себя за руку. Стало больно. Значит, не сон. Значит, всё взаправду.

Туман, и правда, нагонял колымагу. Клубился, словно дым от пожара, только белый, лизал задок повозки, солому и мои ноги в кроссовках. Такое впечатление, что это игривый котёнок охотился за фантиком на веревочке. Яга не хотела попасть в туман, и я поняла почему, когда почувствовала крепкий захват на щиколотке.

Завизжала от неожиданности! Костлявая рука держала меня! Чёрная, с отвратительной облезлой кожей! Я подёргала ногой, чтобы освободиться, уцепилась за борт повозки, заорала:

— Что это?!

Бабка обернулась и ловко стеганула по жуткой руке лозиной. И по мне попала, а потом ещё раз, поприцельнее! Хлясь! Хлясь! Но создание не ослабило хватки, потянуло меня прочь с повозки! Орала я, как резаная, на весь лес!

Меня услышали. Огромный бурый пёс вцепился зубами в кисть, рыча и мотая головой, и я почувствовала свободу. Оба противника остались позади, ибо Косматка припустила рысью, чуя страшную вонь, исходящую от создания. Меня трясло от пережитого кошмара, и я забилась в самый угол повозки, стуча зубами и судорожно сжимая край покрывала. Бабка оглядывалась на туман, вполголоса ругаясь сквозь зубы, потом бросила мне с досадой:

— Ну же! Отведи нечисть!

— Как?!

— Пожелай ей исчезнуть!

Я схватилась за амулет, с силой сжала его между пальцами, повторяя про себя: «Исчезни! Исчезни!» И, видно, помогло, потому что через минуту бурый пёс, тяжело дыша, вспрыгнул на повозку и свалился в солому. Яга облегчённо выдохнула и потрепала меня по волосам:

— Молодец, девочка!

— Что это было? — жалобно всхлипнула я. Сердце стучало, как сумасшедшее, пытаясь выпрыгнуть из груди, и я прижала руку к рёбрам, словно заталкивая его обратно. Собака выглядела потрёпанной, язык её вывалился из пасти, а на плече был кровавый след. Бабка оглянулась на удаляющийся туман и просто ответила:

— Нежить. Много её что-то развелось в последнее время…

Нежить! Покойник, что ли? Зомби? Только этого мне и не хватало для полного счастья! Прям вот всю жизнь прожила, мечтая встретиться разочек с нежитью! А тут такая оказия!

Собака потянулась носом к моей руке и легонько лизнула. Я осторожно коснулась лобастой головы, запустила пальцы в густую маслянистую шерсть между ушей и почесала благодарно. Пёс зажмурился, с удовольствием принимая ласку, а Яга усмехнулась ехидно:

— Вот и заслужил прощение!

Пёс рыкнул, ощерив зубы, и вскочил на лапы. Бабка дёрнула плечом:

— Ох, какие мы обидчивые!

Он глянул на неё исподлобья и спрыгнул с повозки, исчезнув в ночи. Я тоже решила обидеться:

— Ну вот, убежал! Какой красивый, жалко…

— Погуляет и вернётся! — отрезала Яга. — Волки, они такие, их не привяжешь!

Волк?! Мама дорогая! Это я волка за ушком чесала?! Моё измученное тело снова задрожало, постфактум, от стресса, страха, бог знает, от чего ещё. Волк против зомби, один-ноль. Что ждёт меня дальше? Чёрная магия? Человеческие жертвоприношения? Говорящие статуи? Бог-отец во плоти?!

— Не бойся, — услышала я. — Ты дома, ты не одна. Ты теперь никогда не будешь одна.

— Хорошо вам говорить, — жалобно ответила Яге. — А мне страшно!

— Что? — удивилась бабка. — Я ничего не говорила…

— А кто же тогда… Кого я всё время слышу?

Достало бояться! Достали все эти чудеса и непонятки! Достали хорроры и мистика! Хочу чётких и ясных ответов!

Ответ я получила чёткий, только совсем не ясный:

— Ах, это… Наверное, Дала балуется. Соскучилась! Ничего, скоро пообщаетесь.

Ещё и Дала какая-то приблудилась! Я закрыла глаза, решив больше ничего не спрашивать, ничему не удивляться и вообще поспать немного. Хотя бы сделать вид, что сплю.

Наверное, я и в самом деле задремала, потому что мне приснился сон, в котором я бежала по зелёному лугу наперегонки с бурым волком. И там, на лугу, были красивейшие цветы, светило солнце, а в траве резвились самые разные маленькие существа… И мне было хорошо.

А потом мы приехали. Косматка встала, от толчка повозки я проснулась и обалдела. Разлепив сонные глаза, увидела самый настоящий терем-теремок, как в сказке, но огромный, почти с нашу трёхэтажную общагу. Это было похоже на вопль души непонятого архитектора в жестокой депрессии: здание, очевидно, не возводилось в один присест, а дополнялось по мере надобности, поэтому я насчитала сходу восемь башенок, венчавших короба пристроек. Оргия окошек, узеньких и широких, балкончиков и террасок, крылечек с перилами и без, крашеных в разные цвета ставен и резных наличников — в глазах у меня зарябило от всего этого великолепия народного зодчества.

Не менее великолепным оказался и вышедший навстречу человек. Если Яга, едва сползшая с передка повозки, вырядилась цыганкой, то он носил чисто русский или белорусский, в общем, славянский костюм. Белая полотняная рубаха свободно обнимала большой торс, схваченный на поясе вышитой широкой тесьмой с кистями. Я видела такую в краеведческом музее, куда нас насильно таскала классуха для ознакомления с национальной одеждой. Серые портки были замотаны на голенях портянками, а на ногах сидели самые настоящие лапти! Широченные и длинные, ибо размер ступни у мужика был ого-го! Переведя взгляд с лаптей на голову, я даже дыхание затаила. Заросший по самые брови косматой шерстью медведь — вот что я подумала в первый момент. Потом различила место слияния волос и бороды, рот под усами и яркие чёрные глазищи под кустистыми бровями почище брежневских. Значит, всё-таки человек. И то радость.